Я вечером пришел на место встречи,

Но не судьба, ты не пришла ко мне.

Быть может, ты уснула в этот вечер,

Все проспала и не пришла ко мне.

Ужель ты наряжалась и сурьмилась,

Чтоб то, о чем мечтали мы, не сбылось?

Над местом ожиданья тьма сгустилась,

Луна взошла, ты не пришла ко мне.

Ты, милая, забыла клятву, что ли?

Иль, может быть, чужой послушна воле,

Чтоб с этих пор меня не видеть боле,

С другим ушла и не пришла ко мне?

Судьба ко мне, Карадж’оглану, милость

Не проявила, все переменилось.

Кого любил, та, словно лебедь, скрылась,

Прочь уплыла и не пришла ко мне.

Когда уйду из мест, где жил и рос,

Скитаться по чужой стране печально,

Не крась бровей, не заплетай волос,

Горюй со мною наравне печально.

С тем, милая, смирись, что суждено,

В то облачись, что бедно и черно.

И хоть разлука — крепкое вино,

Ищи забвенье в том вине печально.

Карадж’оглану до скончанья дней

Дано любить все горше и сильней.

Как я живу — узнаешь от друзей,

Хоть будет слово обо мне печально.

Меня любовью удержи,

Не дай порвать с землей родною,

Ты мною стан свой обвяжи,

Чтобы всегда мне быть с тобою.

Ты прегради мои пути,

Не дай к погибели пойти.

Ты в локоны меня вплети,

Чтоб стать мне нитью золотою.

Вплетенный в прядь, я буду рад

Вдыхать блаженный аромат.

Повороти мой путь назад,

Преградой встань передо мною.

Карадж'оглан пусть не любим,

До гроба буду я твоим

Рабом послушным и немым,

Хоть я и этого не стою.

Та, на которую смотрю с любовью,

Подобна розе в неземных садах.

Стан — что тростник, что полумесяц — брови.

Нездешний свет горит в ее глазах.

Ее и по шагам бы вы узнали,

Как узнаем мы по клейму печали

Тех, что, любя, рассудок потеряли,

Ища свою любовь в чужих краях.

Кто ранен, тот и слезы лить не может.

Не вижу милой средь людей прохожих,

И нет красавиц, на нее похожих,

Средь тех, которых сотворил аллах.

Карадж’оглан, твоя любовь осталась,

Хоть не тебе любимая досталась.

Соперников не счесть. Какая жалость:

Не суждено тебе увидеть их в гробах.

Красавица моя с тугой косой,

Гляди: во что меня ты превратила.

Тебя сейчас увозят в край чужой.

И ты узнала, что такое сила.

Уедешь в дальний путь, и в этот миг

Печалью омрачится твой ашык.

Твой пояс развязался, взгляд поник.

Я вижу: ты лицо платком закрыла.

Кто нынче пустит скакуна в намет,

Кто чашу дополна тебе нальет?

Кто померанец твой с груди возьмет?

Не тот, кому его определила.

Карадж’оглан, я злату не слуга,

На свете лишь любовь мне дорога.

Что знаешь ты о крае Бинбога?

Он мне родной, там все для сердца мило.

Пусть ветры с чужедальней стороны

Над милою не потревожат крова,

Пусть не коснутся рук со следом хны,

Сурьмленых глаз, платка ее льняного.

Каким дождям идти и ветрам дуть —

Всему аллах определяет путь.

Любить красавиц молча — в этом суть

Предначертанья бога всеблагого.

Вдаль журавли куда-то до весны

Летят, а нам благие снятся сны.

Послушайте меня: мы не должны

Любить красавиц, что не держат слова.

Карадж’оглан, замкнулся ныне круг.

Когда-то чашу из любимых рук

Ты мог испить, да было недосуг.

Убить бы стоило глупца такого.

Легка походка, стать легка,

Она цветы рукою сжала.

«Мой стан, что тоньше тростника,

Ты обними!» — она сказала.

Что б ни стряслось, никто потом

Пусть не узнает ни о чем.

«Ко мне, когда уснет весь дом,

Ты загляни!» — она сказала.

Пьян от любви, я изнемог.

Она дала мне свой платок,

Чтоб пот стирать со лба и щек.

«Не оброни!» — она сказала.

Карадж’оглан, тернист твой путь,

Как тайну скрыть, вдаль заглянуть?

«Счастливые когда-нибудь

Настанут дни!» — она сказала.

Мне стать бы голубым дымком.

Цветком, чтоб ты меня срывала,

Твоим бы стать льняным платком,

Чтоб ты на шею повязала.

Чтоб быть с тобой накоротке,

Мне б стать браслетом на руке,

Сурьмой в заветном пузырьке,

Чтоб ты меня всегда искала.

Карадж’оглан живет мечтой

Стать мальчиком — твоим слугой,

Твоей одеждой золотой

Или атласом одеяла.