— Молод я был и глуп, а оттого и наделал сдуру ошибок, — так ответил Андрей Домберг на мой вопрос о причинах разлада в семье.

Когда в деревне все стали говорить, что жена мне изменяла, я отшучивался, а червь сомнения все же зародился. Потом мать стала каждодневно жужжать, что ты, Андрей, разберись с этим, узнай, чей ребенок. Мужики по пьянке то один, то другой зубы скалят. Я, как видите, здоровый, одному-другому по физиономии разъяснение сделал, а потом наш один тракторист говорит: «Ты, Андрей, кулаки-то не чеши, а лучше за женой присматривай. Она с приезжим агрономом все поля и перелески облазила». Меня и понесло — выпивать стал.

Дело прошлое, но Фрида была женщина гордая. «Если, — говорит, — мне не веришь, уходи». Я и ушел.

— Непрочная, видимо, Андрей Григорьевич, была у вас любовь, если вы наговорам поверили, — попытался я укорить его.

— Теперь я и сам на это смотрю по-другому...

Вначале я и алименты не платил. Судебные исполнители на меня, наверное, центнер бумаги истратили. Потом прокурор один со мной беседовал, такой седой старичок. Вы, говорит, молодой человек не жене алименты платите, а детям. Они не виноваты, что у вас у обоих ума не хватило в своих делах разобраться. И так он меня распек, что бросил я дурить, вот тогда здесь в совхозе и остановился. Потом и новой семьей обзавелся...

Домберг согласился приехать в областной центр на экспертизу, а я в тот же вечер вылетел в Благовещенский район к родителям Ани Герасименко.

Кроме старшего сына Алексея вся семья была в сборе. Мать и отец не принимали события всерьез.

— У меня никогда не возникало сомнения, что Аня моя дочь, — сказала Варвара Алексеевна. — Мне и в голову не приходит, что кто-то мог обменить детей. Мы сами с Украины, из-под Полтавы, у нас, правда, в семье все чернявые, а Аня беленькая. Ну, так это сколько угодно можно встретить...

Я также пригласил их обоих для взятия анализа крови, против чего они не возражали.

— Вам положительно везет! — встретила меня врач-биолог судебно-медицинского бюро Зоя Николаевна Рощина. — Надо же подобраться такому редкому и удачному для экспертизы сочетанию свойств!

Есть четыре группы крови: первая, вторая, третья и четвертая. Они имеют дополнительное буквенное обозначение: первая группа — (О), вторая — (А), третья — (В) и четвертая — (АВ). Так вот, закон наследования учит, что если у отца и матери группа крови, например, первая (О), то у них никак не может быть ребенок со второй (А) группой крови. Или другой вариант: если у ребенка группа крови вторая (А), то у его папы или мамы не могло быть крови первой (О) группы. Я не случайно привела эти примеры. По вашему делу у Фриды Ивановны Домберг группа крови первая (О), у Андрея Григорьевича Домберг тоже первая (О). Значит, если Люда их дочь, то у нее должна быть только первая (О) группа и никакая другая. А у Люды Домберг группа крови оказалась вторая (А). Значит, Люда не дочь Фриды Ивановны.

Зоя Николаевна развернула акт экспертизы и стала объяснять его дальше:

— Теперь смотрите, что делается в семье Герасименко. У Варвары Алексеевны группа крови четвертая (АВ), а у ее мужа, предполагаемого отца Ани, — третья (В). У Ани, которая считается их дочерью, группа крови первая (О). Это противоречит генетическому закону крови. Следовательно, Аня не дочь родителей Герасименко.

Теперь давайте как бы поменяем детей. Смотрите, я начертила схему. Аню вернем в семью Домбергов, а Люду в семью Герасименко. Как все интересно встало на свои места. В семье Домбергов у всех троих: у Фриды Ивановны, Андрея Григорьевича и у Ани группа крови первая (О), что соответствует закону. Наступило генетическое соответствие и в семье Герасименко. У Варвары Алексеевны группа крови четвертая (АВ), у ее мужа — третья (В), у Люды — вторая (А). И здесь все стало на свои места. Я немного упрощаю, есть еще некоторые методы исследования, которые мы применили по этому делу. Это изложено в акте, но никаких противоречий нет.

Ну, что? Надо вам резюме? Пожалуйста! Люда не является дочерью Фриды Ивановны, а Аня не является дочерью Варвары Алексеевны. А остальное доказать — ваше дело.

В какой-то мере я уже был подготовлен к такому исходу, но железная аргументация эксперта поразила и меня. Теперь сомнения в том, что дети могли быть обменены, не оставалось. Надо лишь установить, кто и для чего это сделал.

Опытные акушерки и врачи, с которыми я разговаривал, в один голос утверждали, что практика их работы исключает случайный обмен. Ни одна акушерка не спутает детей, она различает их и по голосу, и по внешнему виду...

Ефросинью Носову я без труда нашел в Степнограде. Она работала в том же роддоме акушеркой, а ее дочь училась в медицинском институте.

Я послал Носовой повестку с таким расчетом, чтобы она явилась ко мне в прокуратуру через три дня. Если она виновна, то за это время она будет глубоко переживать совершенное, и мне лучше будет определить ее психическое состояние. А в зависимости от этого избрать такую тактику допроса, которая быстрее приведет ее к даче правдивых показаний.

Когда Носова появилась у меня в кабинете, я понял, что нахожусь на правильном пути. У нее было крайне настороженное выражение лица, глаза напряженно следили за каждым моим движении. После того как я задал ей несколько вопросов о семейном положении, работе и она ответила на них четко и ясно, я задал ей основной разведывательный вопрос:

— Вы, наверное, догадываетесь, по какому поводу я вас пригласил?

— Догадываюсь. Знаете что, товарищ следователь, — взяла инициативу в свои руки Носова, — не тратьте времени на меня, сажайте сразу. Вся душа моя изболелась. В роддоме все на меня как на зверя смотрят. Если вы меня не посадите в тюрьму, я руки на себя наложу.

— Зачем же такие крайности? Давайте лучше поговорим, как все получилось, — попытался я направить Носову на основную тему допроса.

— Если вас интересует, то пожалуйста. Только это уже ни к чему. У меня иногда было такое состояние, особенно вначале, что я хотела пойти и заявить на себя. Да боялась — посадят. Дочка в детдом пойдет, она ведь у меня без отца... Да вы, впрочем, сами теперь знаете... Не мучьте меня, посадите и все!

— Должен вам сказать, что я не могу ни арестовать вас, ни предать суду, хотя преступление вы совершили тяжкое. В Уголовном кодексе того времени была статья 149, которая предусматривала за подмен ребенка наказание — лишение свободы до трех лет. Но есть еще и сроки давности. Прошло более пятнадцати лет, и дело теперь должно быть прекращено. А вот суду общественности я вас предам.

Вскоре после окончания дела меня перевели в областную прокуратуру. Но, конечно, интересно узнать дальнейшую судьбу людей, с которыми ты повстречался на житейских перекрестках.

Спустя два года я снова оказался в совхозе имени Чапаева, зашел к председателю сельского Совета. Меня интересовала дальнейшая судьба детей, как сложились их отношения с родными и приемными матерями.

— Это очень мужественные люди, — рассказывал мне председатель. — Общая беда сроднила обе семьи. Варвара Герасименко с мужем и детьми, по настойчивой просьбе и при содействии Фриды Ивановны, переехала в наш совхоз. Купили дом рядом с Фридой и живут одной дружной семьей. Фрида Ивановна у них за старшую сестру, в совхозе она теперь главный агроном. Муж Варвары работает плотником, а сама она на ферме дояркой. Девочки заканчивают техникум — у каждой из них стало по две матери. Любовь победила черную месть!

Л. Н. ИВАНОВ,

прокурор Павлодарской области.

Идет суд.

Душно, жарко. Многие сидят без шапок, расстегнув пальто. А за окнами зима. На тротуарах, домах, деревьях — снег. Падают, кружась, белые пушинки. Идут по улицам люди, радуются зиме, снегу, снежному морозному воздуху. Разве можно теперь чему-нибудь радоваться? Оказывается, можно. Только не ей, не Ирине Сергеевне Горшковой...