Возросшие задачи нашей специальной службы требуют дальнейшего квалифицированного разрешения. Необходимо глубоко изучить и основательно организовать научные эксперименты для успешного применения наиболее перспективных высокочувствительных методик исследования вещественных доказательств, практически обеспечить идентификационные исследования сыпучих и других веществ. Следует также научно разработать профилактические предложения, вытекающие из обобщения экспертной практики.

Институт продолжает разработку и совершенствование частных методик исследования вещественных доказательств, чтобы улучшить качество экспертиз, максимально сократить случаи отказа экспертов от решения вопросов следственных и судебных органов по мотивам неразработанности методик, а также и сроки производства экспертиз.

Кропотливая работа представителей органов расследования, прокуратуры, а также судей воплощается в строгих и четких строках приговора. В них есть доля труда и судебных экспертов.

В. А. ХВАН,

директор Казахского

научно-исследовательского института

судебных экспертиз.

Медицинские познания использовались судами еще в глубокой древности. Некоторые ученые относят возникновение судебной медицины к началу нашей эры. Однако в Европе первые данные об использовании судебно-медицинских познаний появились только в уголовном уложении короля Карла V в 1532 году. Через шестьдесят с лишним лет французский медик Амбруаз Паре включил в свой научный трактат несколько очерков по судебной медицине, а затем написал «Трактат о заключениях врачей и бальзамировании трупов», который явился одной из основополагающих судебно-медицинских работ.

На Руси в допетровское время медицинская экспертиза проводилась, когда необходимо было освидетельствовать живых лиц, а также в случаях гибели людей от насильственной смерти. Врачи фиксировали механические повреждения, отравления, медицинские ошибки, определяли пригодность к несению государственной и военной службы.

Первые официальные указания о производстве судебно-медицинских исследований мы находим в воинском уставе Петра I.

Однако научное становление судебной медицины в России началось в XIX веке. Создаются соответствующие кафедры в Медико-хирургической академии и Московском университете, издаются первые учебники и научные исследования, знаменитый атлас Пирогова, предназначенный для судебных врачей. Бурное развитие естественных наук во второй половине века дает толчок ускоренному развитию судебной медицины. До сих пор, например, не утратили своего значения исследования профессора И. М. Сорокина и В. К. Анрепа по токсикологии, классические работы судебных медиков Н. А. Облонского и П. А. Минакова по исследованию волос, Ф. Я. Чистовича — по установлению видового характера крови.

Для советского периода развития судебной медицины характерен большой размах научно-исследовательских работ, что обеспечивает наиболее полное решение задач советского правосудия и здравоохранения.

Необходимость в судебно-медицинской экспертизе возникает при расследовании всех преступлений против личности. Практика показывает, что заключение эксперта может разрушить версию и вынудить следствие развиваться в ином направлении, подтвердить виновность или дать возможность оправдать подозреваемого. В любом случае — положительное или отрицательное — заключение приобщается к следственному делу — экспертиза служит установлению истины, помогает правосудию избежать ошибок.

Судебная экспертиза разрабатывает и разрешает такие проблемы, которые не стоят перед общей медициной как наукой врачевания. Например, определение времени наступления смерти, прижизненного или посмертного происхождения телесных повреждений, установление возраста по костям скелета, живорожденности младенца и т. п. невозможно, если применять лишь общие данные медицинской науки. Поэтому судебная медицина для решения поставленных перед нею задач привлекает новейшие достижения и методы не только анатомии, физиологии, фармакологии, хирургии, общей патологии, акушерства, но и физики, химии, биологии, математики, а также многих других наук.

Если 60—80 лет назад эксперту хватало для его работы общемедицинских познаний, то сейчас судебная медицина все более специализируется. Создались даже условия для самостоятельного существования целых отраслей: судебной травматологии, судебной химии, судебной токсикологии, судебной гинекологии... И если раньше правовые нормы просто стимулировали применение экспертизы, то теперь разработка уголовного и гражданского законодательства невозможна без использования научных положений судебной медицины.

Требования, предъявляемые к работе судебно-медицинского эксперта, повышаются год от года. И это понятно: за строками судебного дела стоят живые люди, чья участь и дальнейшая судьба находятся в руках правосудия, и судебная ошибка может обернуться исковерканной человеческой жизнью, непоправимым моральным уроном. А история экспертизы знает немало случаев, когда от заключения судебного медика зависело судебное решение! Надо ли говорить, каким точным обязан быть эксперт, как тщательно он должен исследовать вещественные доказательства и улики преступления.

Вот характерный случай из нашей практики.

Это было зимним вечером. Двое детей — десятилетний Батырхан и семилетний Темирхан Назарбаевы — вышли из дому во двор. Ни мать, ни отец не придали этому никакого значения: время не позднее — около восьми вечера.

Однако тут же раздался выстрел, похожий на ружейный. Он прозвучал близко, совсем рядом с домом. Взволнованные родители выскочили во двор.

Крик матери сорвался прежде, чем она поняла, что произошло. Братья рядышком сидели на земле, лица их были похожи на кровавые маски. Батырхану травмировало пальцы левой руки, ранена была и правая.

В глазном институте, куда немедленно отправили детей, хирурги вынули из основания левого глазного яблока Батырхана металлический кусочек, напоминающий стружку латуни. Рентгеновский снимок зафиксировал на лицах братьев металлические осколки...

— Это тот пьяница виноват, — причитала подавленная горем женщина, — это он принес несчастье в мой дом!

— Кто он?

— Сторож сельмага...

Как удалось узнать родителям от смертельно перепуганных детей, братья вышли во двор. Когда присели, то увидели какого-то человека на обочине дороги. Они не знают, кто стрелял в них, только успели заметить, что после выстрела этот человек побежал в сторону.

Инспектор измерил расстояние до обочины. Семнадцать метров. Выстрел мог быть произведен из охотничьего ружья дробовым зарядом.

Примерно в ста пятидесяти метрах от дома Назарбаевых расположен сельмаг. В ту же ночь у сторожа Ж. изъяли охотничье ружье шестнадцатого калибра с четырьмя заряженными патронами. А затем еще один патрон с помятой дульной частью был найден на проезжей части дороги в тридцати пяти метрах от дома Назарбаевых. В квартире Ж. обнаружили пять стреляных гильз и семь заряженных патронов.

А теперь представьте на секунду невозможное: экспертизы не существует. Может ли врач, не сталкивающийся в повседневной своей практике с огнестрельными ранениями, определить, из какого вида оружия они нанесены? И второй вопрос: возможно ли нанести одним выстрелом из гладкоствольного ружья с дробовым зарядом с расстояния семнадцати метров проникающие ранения, которые получили одновременно оба ребенка?

«Обычный» врач мог бы, как любой неспециалист, порассуждать, присовокупляя слова «возможно», «вероятно»... Но там, где речь идет о виновности или невиновности человека, таким словам не должно быть места. Подозрение с Ж. не было снято, хотя сторож на каждом допросе объяснял, что ничего подобного он не мог совершить. Эксперту предстояло сказать свое веское слово.

Вот что мы выяснили. Исследуя одноствольное ружье сторожа, мы убедились, что старик им давно не пользовался. Ни в канале ствола, ни в патронах мы не нашли кусочков металла, хотя бы отдаленно похожих по своему составу на те, что были извлечены при операции глазного яблока у Батырхана и найдены в одежде обоих братьев. Форма осколков, извлеченных из одежды, не совпадала с формой дробинок, которыми снаряжал свои патроны сторож.