Во всех квартирах горел свет. Только у Марковых окна темнели черными проемами: за неуплату им отключили электроэнергию.

Выкурив по папиросе и взяв фонарь, вернулись вниз. У входа милиционер шепнул следователю: «Пока вы ходили, я слышал подозрительный шорох, что-то она затеяла».

Яркий круг света выхватил из темноты стены кладовой бледное лицо Марковой. Вот луч упал на яму, блеснул на лезвии лопаты, снова пробежал по стене и остановился на груде досок. Два милиционера, вызванные со двора, стали перекладывать их и вскоре обнаружили пакет с 3000 рублей денег, который Маркова сунула под доски, пользуясь темнотой. Следователь продолжал копать, под лопатой опять что-то звякнуло. Из ямы была извлечена трехлитровая банка, набитая пачками денег. Копнув еще несколько раз, следователь почувствовал, что дальше идет твердая земля, нетронутая. Значит, все. Можно идти. Завернув пачки в тряпку, вернулись вместе с понятыми в квартиру Марковой для подсчета денег, но вспомнили, что свет отключен. Пришлось считать деньги у соседей. Их оказалось 10 000 рублей. Маркова и понятые подписались под протоколом. Деньги уложены, ящики опечатаны и отнесены в машину.

Следователь задает Марковой последний вопрос: «Где вы еще храните ценности? Может быть, у соседей, друзей, знакомых, родных?». И снова дает ей возможность самой сказать все, но Маркова, хрустя пальцами, почти кричит:

— Нет больше у меня ничего и ни у кого, — и вспоминает: «За электричество даже нечем платить!»

— Ну что ж, — отвечает следователь, обращаясь теперь уже к ее соседке Перовской, тогда мы пойдем к вам, гражданка...

Женщина медленно садится на кровать, лицо ее становится меловым.

— Ну-ну, смелее!

Перовская встает и, шаркая ослабевшими ногами, ведет всех в свою квартиру. Здесь следователь снова задает вопрос, теперь уже Перовской:

— Храните ли вы какие-либо ценности, переданные вам Марковой? Если да, то покажите их.

Инженер Перовская отвечает:

— Нет, не храню, у меня только мои личные вещи.

Предъявляется постановление на обыск и сразу же из-под кровати извлекаются три ковра и две ковровых дорожки.

— Чьи это вещи?

— Ах, да! Странно как-то. Я и забыла. Их принесла мне Галя Маркова, опасаясь, что муж пропьет их. Предлагала купить и телевизор, потом радиолу, я ей сказала, чтобы она отдала их в прокуратуру, а о том, что ищут домашние вещи, я не знала...

Было совсем поздно, когда оперативная машина прибыла в прокуратуру. Домой следователь попал только в 2 часа ночи.

Марков в это время уже спал, вытянувшись на жесткой тюремной койке, и видел во сне разные кошмары. Сигнал побудки означал, что нужно вставать. Марков сунул ноги в стоптанные, без шнурков, туфли, лениво умылся и увидел в зеркале над умывальником осунувшееся, желтовато-серое, небритое лицо. «Да... сейчас мне сорок семь, а если дадут десять лет, выйду пятидесяти семи. А если больше? Нет, нет! Даже подумать страшно». И решает говорить всю правду. Правда, с запозданием, надеясь облегчить свою вину чистосердечным признанием и раскаянием. На допросе он теперь старался: вспоминал детали, даты, наименования похищенных товаров, имена людей, которым он их сбывал, имена «друзей», с которыми пил и гулял. «Я полностью признаю свою вину и даю слово искупить ее честным трудом, — пишет он в своих последних показаниях, — и в дальнейшем, когда буду на свободе, никогда не замараю своего имени».

Городской суд сурово осудил расхитителей народного добра. Но дело завершилось не только возмездием. Прокуратурой столицы были внесены представления в соответствующие организации о беспорядках, царивших на базе и в отдельных магазинах, об отсутствии контроля за материально ответственными лицами, о благодушии и стремлении отдельных должностных лиц любой ценой создать впечатление мнимого благополучия. Руководителям некоторых предприятий и организаций было предложено сообщить в прокуратуру о принятых мерах по ликвидации отмеченных недостатков.

В. И. ВЕСМАН,

начальник следственного отдела

прокуратуры Алма-Аты.

М. С. КЕЛЬС,

прокурор-криминалист.

Стояла тихая летняя ночь. На таежный поселок Большая Речка с лесистых гор опустилась прохлада. Звезды ярко мерцали в чистом безоблачном небе. Поселок мирно спал. Лишь изредка раздавался отрывистый лай собак, да слышался приглушенный шум горной порожистой реки, огибающей село.

Сторож Фатей неторопливым шагом еще раз обошел магазины со складскими помещениями и вернулся в свою будку. Кругом стояла тишина. Искурив цигарку едкого самосада, Фатей прикорнул на топчане и сам не заметил, как погрузился в крепкий предутренний сон.

А через час сторож быстро вскочил на ноги, ибо все кругом содрогнулось. Он торопливо вышел из сторожки и замер от чудовищного зрелища: шагах в пятидесяти от него горели продовольственные склады магазина. Огонь уже занимался под крышей, грозя перекинуться на соседние строения. Разбуженные криком люди выскакивали из своих домов и устремлялись к пожару. Вскоре появились ведра, багры, ломы, кто-то прикатил пожарную помпу. Работали дружно, таскали из речки воду, заливали бушевавший огонь. То и дело слышны были разговоры в толпе:

— Это какой-то лиходей сотворил нам беду!

— Надо вызвать следователя, пусть все осмотрит...

Продавец Губарева, присев на корточки и обхватив голову руками, рыдала. Люди ее жалели, успокаивали, уверяли, что злоумышленник обязательно найдется.

Расталкивая багром горячие бревна, один из жителей села, Иван Коротов, увидел, что над флягой, стоявшей внутри склада, вьется пламя. Вместе с другими мужчинами он осторожно вытащил флягу наружу и затушил огонь.

— Олифа, видно, во фляге-то, — промолвил кто-то...

К утру пожар был ликвидирован, жителям села удалось спасти от огня часть товаров, склад и соседние магазины.

На допросе Губарева вела себя беспокойно, часто всхлипывала, просила поскорее найти виновника пожара. На вопрос: была ли у нее недостача, отвечала отрицательно. И действительно, три месяца назад у нее проводилась инвентаризация и недостачи не обнаружено. В порядке были складские ценности и в предыдущие инвентаризации. В Путинцевском отделении продснаба Губарева была на хорошем счету.

— Наша Таня, — говорила бухгалтер Снежко, — всегда справляется с планом, аккуратно отчитывается, недостач никогда не имела, поджечь магазин она не могла и смысла ей в этом не было...

Первые несколько дней работы над делом не дали положительных результатов. Прокурор города Зыряновска Терещенко, за плечами которого были долгие годы работы в органах прокуратуры, хорошо знал, что, если дело сразу не пойдет и не удастся собрать доказательств, преступники останутся ненаказанными.

Старший следователь прокуратуры Анатолий Федотович Николенко, которого вызвали из области, вот уже в который раз внимательно перечитывал материалы уголовного дела, мысленно восстанавливал события в поселке Большая Речка. Сколько раз приходилось распутывать ему сложные клубки мошеннических проделок! Какова же подоплека этого пожара? Или это случайность?

Вызванная на допрос Губарева неслышно подошла к столу, присела на краешек стула. Маленькая, худенькая, с опущенной вниз головой в платочке, она, казалось, перестала дышать, и только сухо поблескивающие глаза выдавали ее внутреннее беспокойство.

— Расскажите, что вам известно о пожаре?

Губарева подняла голову.

— Что я могу сказать? — еле слышно проговорила она. — Спала я. Когда узнала, дурно стало. Обморок был. Все скажут, что я тут ни при чем.

— Как попала в склад фляга с горючим?

— Олифа была, а не горючее...

Анатолий Федотович отпустил Губареву, так и не уяснив для себя своего отношения к ней.

В кабинет следователя вошел, заметно прихрамывая, прокурор Терещенко.

— Что намерены делать дальше?

— Думаю для начала назначить документальную ревизию подотчета Губаревой, может, что прояснится. Ну и провести повторный, более тщательный осмотр сгоревших складов. Ведь всякое бывает, повторные осмотры иногда помогают.