— Вы справились, государь, — с неизбывным облегчением отозвался Итарон. И Эдмир с удивлением заметил слезы на глазах старого волшебника. Но вспомнил он о них лишь много часов спустя — сейчас все его внимание привлекал слабый голос Рэниари, едва слышимый за общим шумом в спальне.
И Эд, бессильно распластавшись на своем кресле, сам едва не заплакал.
Он действительно справился!
— Государь, — тихонько обратился Верховный жрец к повелителю. Оказывается, он стоял тут же. — Вы расскажете супругу правду?
— Вы… — вскинулся король, глядя пытливо на двух стариков. Те, чуть помедлив, дружно кивнули.
— Мы видели не все, — пояснил Итарон, пряча глаза. — Но основное уловили.
— Нет, — тут же нахмурился Эдмир, прекратив улыбаться. — Это только моя ноша. И мне ее нести. И только мне исправлять старые ошибки. Я не хочу, чтобы Рэниари помнил о прошлом. Ему хватает и своего горя.
— Как пожелаете, государь, — поклонился Верховный жрец, пока Итарон молча смотрел на племянника. — Но знайте, что отныне храмы стоят на страже интересов вашего супруга. Пожалуйста, сделайте его счастливым. Вы с ним действительно связаны.
И тихонько вышел. За своим Верховным гуськом потянулись и остальные жрецы. А Эдмир, более не отвлекаясь ни на что, поднялся на ноги и, шагнув к постели, рывком вырвал из объятий Баррэта любимого мужа. Чтобы просто и без затей прижать к груди и зацеловать до беспамятства…
…Рэниари проснулся глубокой ночью.
Просто выплыл из освежившего его сна посреди темноты собственной спальни. Было тихо и очень спокойно. Юноша лежал на знакомой постели, до пояса прикрытый шелковым покрывалом, а в открытые окна заглядывала золотая Товитель — третья, предрассветная луна легко и лениво плыла в высоком небе среди быстрых светлых облаков.
Тогда, после своего исцеления, Рэниари недолго пребывал в сознании. Усталость и нервное истощение взяли свое, и он незаметно уснул, чтобы очнуться только сейчас.
— Проснулся? — Низкий, знакомый до последней нотки голос мужа обласкал Рэни до сладких мурашек по телу. — Как ты?
Медленно повернув голову, юноша разглядел лежавшего на постели Эдмира. Супруг был полностью обнажен. И только чресла прикрывал край светлой простыни.
— Хорошо… — Рэни невольно сглотнул: пить хотелось просто зверски. Но второй король сильно сомневался, что сумеет встать или хотя бы дотянуться до колокольчика, вызывая слуг — тело полнилось слабостью. Но старший муж вдруг легко поднялся с постели и, белея накаченными ягодицами, прошлепал босыми ногами к столику, на котором зазывно мерцал стеклянный кувшин с освежающим питьем.
— Вот… — сильная рука мужчины осторожно приподняла голову Рэниари. В губы юноши легко ткнулся край серебряной чаши, а в иссушенное жаждой горло полилась восхитительно прохладная и чуть кисловатая от сока жидкость.
Боги! Какое же это блаженство — просто пить!..
Рэни судорожно глотал, слыша над собой тихий смех Эдмира, что осторожно поил его, не давая захлебнуться от нетерпения.
— Не пугай меня так больше, — шепнул Верховный король, когда супруг, напившись, откинулся на смятые подушки, переводя дух. И медленно слизнул с любимых губ задержавшуюся там капельку питья.
Ощутив знакомый аромат мужа, Рэни сам едва не задрожал от нетерпения — оказывается, он так соскучился по объятиям этого человека. Но нужен ли он ему еще как супруг? Или только как Искра?
— Ну что ты там напридумывал себе, малыш мой!.. — охрипшим от страсти голосом произнес Эдмир, слегка отодвигаясь от желанного тела мужа. Мужчину предупредили, что стоит воздержаться от близости хотя бы в первое время.
— Эд… ты… — Рэни был откровенно растерян. Несомненно, им обоим стоит поговорить. Но как начать столь тягостный разговор… как рассказать старшему мужу о том, что с ним делали в Фейринеле? Рэни не знал. А допускать недоговоренность чревато последствиями.
— Прекрати себя накручивать, — отозвался Эдмир. Такое впечатление, что он просто прочитал мучительные мысли супруга. — Я по-прежнему тебя люблю.
И это лишь усилило тягостное недоумение Рэниари. Ну, не может столь бешеный собственник, каким он помнил мужа, враз позабыть, что его собственность имели во все дыры! Значит, это еще аукнется в будущем.
— Хочу тебя! — Тихо шепнул Эдмир, глядя на него с тяжелой страстью. Да такой, что юноша невольно поежился. — Жаль, что ты ослаб… Ну, да ничего…
Ладонь мужчины легла на его собственное тело, пройдясь в чувственной ласке по выразительному рельефу выпуклой груди. Пальцы потеребили-сжали один сосок, затем другой… И Рэниари невольно почувствовал, что краснеет — вид того, как супруг сам себя ласкает, завораживал и дарил ни с чем не сравнимое томление. Член юноши заинтересованно дрогнул под покрывалом. Вот только шевелиться все еще было трудно — слишком сильная слабость сковывала тело второго короля.
А тем временем Эдмир чувственно и неторопливо потянулся, демонстрируя мужу прекрасную и столь великолепно вылепленную фигуру, одновременно стройную и сильную, с рельефной мускулатурой, которой можно было только позавидовать.
— Нравится? — С придыханием прошептал Эд, совершенно развратно облизывая потемневшие и припухшие губы. И Рэниари чуть слышно застонал от прошившей его страсти. А супруг тем временем неторопливо достал из-под подушки граненый флакон с душистым маслом и небрежно откинул в сторону притертую пробку. Тягучая, слегка опалесцирующая струйка как-то лениво протянулась из узкого горлышка к пальцам мужчины и обволокла их, распространяя приятный травяной аромат. И рука Эдмира тут же скользнула под шелк простыни, обрисовывавшей крупный член Верховного короля в полной боевой готовности. Чуть качнув бедрами, Эд позволил мерцающей в полумраке ткани соскользнуть на постель. И предстал перед горящим взором Рэни полностью обнаженным с блестящей от масла рукой на своем набухшем естестве.
Сильные пальцы мужчины, сжатые в кулак, то быстро, то медленно заскользили по восставшей плоти, лаская каждую венку, каждый дюйм немаленького органа… то натягивая на головку, то оттягивая бархатистую кожицу и демонстрируя замершему юноше все великолепие невысказанной страсти. Бедра Эда напряженно двигались в беззвучном танце, имитируя половой акт. И Рэни словно прикипел взглядом к этому действу, словно бы сам ласкал и нежил прекрасное тело напротив. Будь у него силы, юноша бы не удержался, сорвавшись навстречу мужу. А так приходилось лишь смотреть, тихим стоном встречая каждое возвратно-поступательное движение. Он не мог даже к себе прикоснуться — настолько слабыми сейчас были его руки… руки, ноги, тело… все, кроме напряженного ствола и отяжелевших от желания яичек. Да он с ума сходил от невозможности припасть губами к телу напротив, довести его до пика своими ласками… от того, что приходилось всего лишь наблюдать в полном бездействии!
И когда Эд выстрелил, наконец, тугой струей, Рэни вместе с ним забился в мучительных спазмах, не в силах кончить. Он готов был заплакать, когда супруг вдруг жадно приник к нему ртом и рукой, всего за пару движений доведя до разрядки. И тут же выпил до дна, не упустив ни капли.
Обессиленный, Рэниари выгнулся на постели и тут же вновь опал на нее, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось как сумасшедшее. Так он себя чувствовал только после долгой, изматывающей близости.
Постель рядом мягко прогнулась, когда муж перекатился поближе к нему, обнимая и убаюкивая.
— Спи… — шепнул Эдмир прямо ему в губы. Не удержался и чуть лизнул верхнюю, слегка приподнимая ее, чтобы тут же скользнуть самым кончиком языка по влажной полоске зубов, даря их смешанный вкус с легкой ноткой горечи. И едва ли не со стоном отпрянул — нельзя! Его мальчик еще так слаб. Все позже… потом…
И Рэниари, ослабленный ранением и переживаниями, послушно прикрыл глаза, чтобы тут же провалиться в глубокий сон, оставив старшего мужа мучиться неудовлетворенностью.
Одной руки Эдмиру было мало. Но приходилось терпеть…