Надменно вскинув на отцовского бастарда черные глаза, наследник графства, пользуясь тем, что их никто не слушал, ядовито процедил: — Вооон как ты заговорил! Зубки прорезались? Счел себя равным МНЕ? Забыл свое происхождение? Ты живешь только из милости, пока жив отец. И кому ты будешь нужен, если его не станет?

— Отец еще не стар! — Тут же ощерился Рэниари. Сказать, что он недолюбливал сводного брата, было мало. Руин своими подколками и пакостями отравил ему все детство. Боялся брат только отца, да еще Асин иногда одергивал излишне злобствующего сына. И потому наследник графа предпочитал действовать подло и незаметно для окружающих. Следов он не оставлял, не желая нарваться на трепку старших, но младшего брата донимал весьма изобретательно, считая, что тот украл у него внимание Гвиура. И только сравнительно недавно, повзрослев, Руин оставил свои проделки, попросту не замечая ненавистного бастарда. Отношение чуть улучшилось, когда к Рэни одновременно проявили интерес и князь и принц. Но стало еще хуже, когда принцу отказали.

— Смотри, щенок, — со злым прищуром выдал старший братец, вонзив острые каблуки в бока своей лошади. — Довыбираешься! Отдам тебя за первого встречного!

И вырвался вперед, оставив поежившегося Рэниари в одиночестве.

А ведь он, если с отцом что-нибудь случится, вполне может сделать с ним все, что пожелает — подумал юноша. Даже казнить. Слава богам, что пока в графстве правит отец, и не Руину решать такие вопросы. Но долго ли это продлится?

Въехав во двор графского особняка, Гвиур остановил было начавших спешиваться людей.

— Мы немедленно отправляемся в Цитадель, — тоном, что на корню сразу оборвал все возражения, сообщил он.

— Но… — единственный, кто начал спорить, как всегда оказался Руин. Но отец властным взмахом руки оборвал строптивого наследника.

— Уходим через прямой портал! — Сообщил он, наблюдая, как Чессир совместно с магами княжества устремился к центру двора, формируя начальный контур для телепортации.

Ошеломленный вздох окружающих дал понять Рэниари, что не он один находится в недоумении. Прямой портал, в отличие от каскадных, вел непосредственно в нужное место. Что, учитывая расстояние до выбранной точки, пожирало уйму энергии, и доводило магов до слишком опасного истощения. Именно поэтому все предпочитали использовать каскады, прыгая на короткие расстояния и отдыхая между прыжками. Но каскадные порталы можно было легко перехватить, в отличие от прямого. И потому их использовали только в мирное время, не боясь попасться в руки врага. Что же случилось сейчас, если отец столь торопливо покидает столицу? Неужели…

Глаза юноши расширились, и он виновато потупился. Из-за него? Потому что он отказал принцу?

В груди еще ворочались отголоски перенесенной недавно боли. Но самой ее не было. Только холод, бесконечный и выматывающий. Но юноша уже начинал привыкать жить с комком льда вместо сердца. Жаль только, что исчезла праздничная яркость из окружающего мира, но всяко лучше, чем рвать душу сожалением о несбывшемся.

…Люди из графского особняка уходили спокойно и деловито. Вначале князь и семья графа. Затем охрана. Часть слуг осталась, чтобы собрать и упаковать вещи. За ними решено было послать чуть позже.

Последними в сияющую арку портала прошли маги, и обширный двор особняка опустел. Мгновением позже прорвавшиеся за ограду королевские гвардейцы встретили только кучку испуганной до икоты прислуги…

…Сны…Сны…Сны…

Сны ли это?

А, может, воспоминания о прошлой жизни, когда он был счастлив?

Все чаще и чаще, засыпая, он видел того, кто ему предназначен (если верить проклятым магам!..). Проживал чужую, бесконечную жизнь с ее взлетами и падениями, горем и радостью.

И любовью… о какой можно только мечтать.

Калейдоскоп чужих лиц, чужих одежд, чужих стран, чужих (или все-таки своих?) чувств… Или искаженных, как то часто бывает во сне.

И каждый раз просыпался резко, внезапно, с привычной уже болью в груди. Тупой, ноющей, надоевшей хуже скрипевшего на зубах пепла от сгоревших надежд. Но упорно не проходившей. Ночи превратились в кошмары. Тяжело было ложиться в постель, зная, что вскоре проснешься от дикой тоски, захлебываясь слезами от невозможности догнать, вернуть, обнять…

В одну из ночей Эдмир так и заснул в неудобном кресле подле стреляющего веселыми искрами камина. Ворох карт, что просматривал наследник, послужил ему невольной подушкой. И глубоко вздохнув, принц умастил щеку на рисунках приграничных земель, тихо застонав от привычной боли в груди. Его высочеству вновь привиделся сон.

На сей раз ему снился Рэниари.

Юноша был привязан к кровати, а обнаженный темнокожий эльф, играя внушительной мускулатурой, по-хозяйски оглаживал выгибающееся под ним тонкое тело.

Даже во сне на Эдмира накатило настолько неконтролируемое бешенство, что он готов был зубами рвать наглого соперника, только бы оттащить того от чужого добра! Но, как и бывает во сне, ни руки, ни ноги его высочество не слушали. И оставалось лишь наблюдать, скрежеща зубами от злости.

На кровати же творилось форменное непотребство! Эльф планомерно доводил своего пленника до возбуждения. Взгляд Эдмира прикипел к запрокинутому лицу юноши, к его нижней губе, закушенной до крови… припухшей от поцелуев. Было ясно, что привязанный за руки Рэни сопротивляется изо всех сил, но собственное тело его же и предает.

Большие ладони эльфа с на удивление изящными пальцами очерчивали вздымающиеся от частого дыхания бока блондина, темные губы метили гладкую грудь, оставляя после себя красные отметины, то и дело обхватывали напряженные коричневые горошины сосков, вырывая у Рэниари невольные стоны сквозь сжатые зубы. Юноша упрямо бился под своим насильником (любовником?..), пытался лягаться… сбросить темную фигуру, но эльф не обращал внимания на его попытки освободиться, всем телом прижав добычу к постели, и медленно спускался с поцелуями от груди к животу, крепко удерживая ладонями золотистые бедра Рэни.

Вот его руки властно скользнули под поджатые ягодицы юноши, разом сминая их и раздвигая. Язык жадно вылизывал впадинку пупка. Мышцы широкой спины под темной, гладкой кожей обозначились четче, преодолевая сопротивление пленника. Но как бы тот отчаянно не сражался, его аккуратный член уже гордо вздымался вверх, наплевав на мнение собственного хозяина.

Эдмир смотрел на все это, как завороженный, не в силах отвести взгляд от чужой постели, и так же не в силах что-либо изменить. Душевная боль в аквамариновых глазах, стылое отчаяние, навязанные ласки… От них было так безысходно и так… Яростно! Кто этот эльф, что посмел прикоснуться к ЕГО Рэниари?!

Найти, уничтожить, разорвать!..

А насильник уже целовал лобок юноши, покрытый мелкими золотыми кудряшками, придерживая Рэни за ходящие ходуном бедра. И вдруг похотливо обхватил влажными губами член блондина.

Вот этого Эдмир уже не смог вынести!

Изо всех сил рванувшись, принц, словно продираясь сквозь густое желе, упрямо стал продавливать себя к ненавистному сопернику! Но…

Яркая вспышка!

И Эдмир узнал собственную полутемную спальню в лесном домике, куда он привез с карнавала Рэни. Как будто со стороны, принц увидел самого себя на огромной постели… увидел, как его собственное, светлое тело ритмично двигается на золотистом теле счастливого мальчишки. Как Рэни страстно… сам!.. его обнимает, оплетая талию мужчины длинными ногами, вдавливая маленькие круглые пятки в напряженные ягодицы принца. Как пальцы юноши упоенно путаются в густых прядях Эдмира, лаская, нежа, требуя… С какой радостью и страстью принимает их близость Рэниари, отдавая любимому всего себя, без остатка! Как жадны его нежные губы в неумелых, но столь искренних поцелуях…

Очередной сон…

Эдмир проснулся и сел, утирая с лица капли пота. Спину ломило от непривычной позы, карты смялись, а реальность тут же навалилась на плечи неподъемной гранитной плитой. Реальность, где он вновь был одинок и уязвим.