На литературном дворе стояла чрезвычайно разнообразная эпоха.
С одной стороны, уже выходил, поднимался на поверхность, к читателю — в рижском «Роднике» — андеграунд, о котором появились вполне взвешенные и здравые, отнюдь не только захлебывающиеся от радости суждения, не только завышенные оценки, — например в «Даугаве» прозвучал вполне трезвый голос, мало кем в ту эйфорическую пору расслышанный: «Были произведения слабые, подражательные, написанные, как ни парадоксально, в духе вполне "официальной" литературы, но только с другими знаками…» В Москве 7–8 мая в одной из частных квартир прошла конференция редакторов независимых изданий — среди ее участников «Хроника текущих событий» и «Экспресс-хроника», «Гласность», «Митин журнал», «Часы», «Женское чтение», «Третья модернизация».
С другой стороны, редакции — рядом с публикациями Евг. Гинзбург, В. Набокова, андеграунда — оговаривались: «Сегодня общепризнанный критерий полезности и нужности любого издания — насколько оно служит делу социализма, в какой мере оно придерживается примата общечеловеческих гуманистических ценностей» («Даугава», № 9). Между социализмом и общечеловеческими ценностями ставился знак равенства.
Приведу цитату из статьи А. Нуйкина «Идеалы или интересы», которую обсуждали, может быть, активнее, чем политическую беллетристику: «Время криком кричало, призывая Ленина. Сталина призвала и подняла на пьедестал приказная административная система управления».
Любопытно распределение лиц и фигур истории: тех, кто «с нами», и тех, кто «против нас». «Мы» по Пуйкину — это Ленин, Макаренко, Вавилов, Булгаков… «Против нас» — Сталин, Берия, Лысенко.
Исторически еще все было продолжением «оттепели», было связано с идеологией шестидесятников, с эйфорией, вызванной внезапной возможностью воплощения их стремлений и мечтаний. И. Роднянская в новомирской статье «Назад, к Орфею» (№ 3), тщательно разбирая современную поэтическую ситуацию, не удержалась: «В связи с частыми нынче сопоставлениями эпохи после 1956 года и сегодняшних дней…»
Сопоставления были навязчивыми.
И шестидесятники в этом процессе удовлетворенно ощутили оправданность своей жизни. Торжество шестидесятнической идеологии стало одним из центральных сюжетов года.
Собравшись через десять с лишком лет на свой «вневременный и чрезвычайный» съезд, бывшие депутаты ностальгически вспоминали, посмеиваясь, свое прошлое (см. «Общая газета», 1998, № 8). Встреча произошла по инициативе Егора Яковлева, нынешнего редактора «Общей газеты», а в те времена — редактора «Московских новостей». Можно сказать, главного редактора главной, самой отважной газеты того времени.
Другой редактор самого смелого журнала, журнала «Огонек», тоже бывший депутат, Виталий Коротич на много лет занял вполне респектабельную должность профессора журналистики в Бостонском университете.
Еще один бывший депутат, Евгений Евтушенко, после нескольких лет преподавания в американской глубинке ныне преподает в одном из нью-йоркских учебных заведений.
Время раскидало депутатов по миру.
Роальд Сагдеев, ставший мужем Сьюзен Эйзенхауэр, внучки президента, принимавшего Парад Победы на Мавзолее в сорок пятом, — в тех же США.
Чистоты, подобной сахаровской, не наблюдается.
Гавриил Попов — в ректорах таинственного Международного университета, город Москва. Университетские особняки — это бывшие дачи кремлевских руководителей в Кунцеве; роскошное место, потрясающий, как говорят нынче, кусок. Правда, удалось поучаствовать в перераспределении (так?) собственности не всем: неумелые так и остались у порога богатства (дальше их не пустили — или они сами не смогли, не так были воспитаны своими советскими родителями, чтобы без всяких моральных мучений поучаствовать в «большом хапке»).
Тут путь у каждого свой: перестройка была делом общим, зато конкретный результат у каждого индивидуальный.
Заметна смена профессиональных и жизненных интересов, а не только вытеснение с занимаемых политических позиций.
Элем Климов, например, так и не снимает кино.
Ролан Быков тоже не снимал, но зато возглавил фонд, называвшийся первоначально, если мне не изменяет память, детским; вскоре крупными буквами в здании на Чистых прудах было вызолочено: «Фонд Ролана Быкова». Что, зачем, почем, почему?.. Не дает ответа.
В повестке дня «вневременного и чрезвычайного» были пункты, гласившие:
1) За что боролись?
2) На что напоролись?
После открытия шуточного съезда Горбачев дал слово Николаю Шмелеву, обозначив выступление последнего так: «Авансы и долги как форма жизни отечественной интеллигенции».
Смех смехом, капустник капустником, однако итоги деятельности, а не только размышлений бывших властителей дум, державших у экранов всю страну почище любых мыльных опер, грустные. Добиться они смогли с полным успехом только одного: компрометации своих идей и своих усилий по исправлению не туда зашедшего социализма. Сформулировал общую не сложную, но справедливую мысль академик В. Гольданский: «Все, что нам семьдесят лет говорили о социализме, оказалось ложью. Но то, как нам изображали капитализм, оказалось правдой». А Святослав Федоров и вовсе потребовал воссоздать СССР, расшифровав аббревиатуру как Союз Собственников Совладельцев России.
Шутка шуткой, как говорится у Петрушевской, однако с тоской и печалью говорили «бывшие» о том, что в нашем отечестве пошло-поехало не туда — и почему. Евтушенко прислал из-за океана «Февральские тезисы». Утверждая, что сегодня «в гражданской импотенции страна», бывший депутат задает и себе, и другим собратьям по съезду вопрос: «гак это мы надежды обманули или надежды обманули нас?»
Ответ на вопрос Евтушенко, вернее, приговор уже готов у другого постоянного автора «Московских новостей» конца 80-х, а ныне «Трибуна» (рубрика такая) Игоря Золотусского: «Я уверен, что Горбачев и Ельцин вряд ли когда-либо читали хотя бы Татищева, не говоря уже о Карамзине, Соловьеве и Ключевском, которые знали свой народ лучше большевистских или антибольшевистских теоретиков. Нигилизм последних (т. е. «антибольшевистских теоретиков»? — Н. И.)и породил перестройку, эту уличную девку истории…» (курсив мой. — Н. И.) («Кулиса ПГ», февраль 1998, № 4).
Нельзя не согласиться с тем, что сегодня мучительно грустно, да и стыдно вспоминать захваченность напрасными надеждами, — после теперешнего сознания утраты иллюзий.
Но гораздо более грустные мысли навевает поза, не скажу позиция, тех, кто «из сегодня» то время общих заблуждений и надежд брезгливо оплевывает, — как будто «их здесь не стояло». Стояло. Еще как стояло. Для «Московских новостей» статьи писали. И если уж перестройка — «уличная девка», то и они соблазнились.
Принципиальные профессиональные прокуроры от литературы, как правило, отличаются короткой памятью. Себя — из времени аккуратно вынимают. А еще и обстоятельства подправляют: таков механизм работы их памяти.
В той же заметке прокурор, по совместительству «трибун», не вспоминая свое сотрудничество с перестроечными «Московскими новостями», пишет о своих творческих контактах с небезызвестным АПН (Агентство Печати Новости), пропагандистской супермашиной ЦК-КГБ, которая, как известно, ничем для своих целей не брезговала. Задача у АПН была такая: и «дезу» запустить на кого потребуется, и «крышу» разведке предоставить, и мозги «розовой» западной интеллигенции поаккуратнее запудрить — многопрофильная была организация, как и все, впрочем, работающие на «зарубеж», от ССОД (бывшего ВОКС) до Иностранной комиссии Союза писателей. Представлять АПН оазисом в пустыне СССР для разработки смелых идей — это что-то совсем новенькое: «АПН, где заказывались и передавались на Запад статьи, которые нельзя было публиковать в советской печати»! Позвольте, если «заказывались», то уж понятно, с каким замыслом и умыслом. А если «заказывались» как бы не для советской печати, в особой обертке, то вдвойне омерзительно такой «заказ» обслуживать. Ан нет — тот, кто перестройку задним числом «уличной девкой» обзывает, сообщает в 1998-м, повторяю, году: «Мне тоже не раз звонили оттуда и просили написать что-нибудь пристойное, культурное, что-нибудь такое, где бы не было пропагандистских штампов и прочей коммунистической чепухи. Голос на другом конце провода, как бы извиняясь, объяснял: " Понимаете, это для Запада".