Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Только в. траншее, примостившись у серого камня, Панас уразумел, что конец ночи, утро, день, а может, и не один день, будут очень жаркими, что биться придется упрямо и жестоко. Когда местность освещалась вспышками выстрелов, Панас замечал внизу разливное, колышущееся красное море: так много передвигалось турецких фесок.

Из траншеи били часто и наугад, но огонь караулов не мог остановить эту лавину, двигавшуюся молча. Становилось страшно. Понаслышался Панас о турках много, сам видел, на что способны башибузуки и черкесы.

Караулы не отходили: не было приказа. Верили, что еще подоспеет помощь и тогда они дружно кинутся на врага. Надежда сменилась отчаянием, а затем и полным безразличием: двум смертям не бывать, а одной не миновать. Панас все еще стрелял, не скупясь на патроны. Он знал, что перед ним живая стена и что каждая его пуля находит цель.

Над головой Панас услышал свист, и рядом с ним оглушительно хлопнула граната, уложившая несколько человек. В траншее разорвалось еще до десятка снарядов. От губитель-

ного огня турецких орудий спасения здесь не было. Защитники траншеи бросились было к верхним ложементам.

Бегущих встретил ротный Костров.

— Братцы, назад! — крикнул он звонко и отрывисто. — Помните орловцев: тут каждый шаг полит их кровью! Назад, в траншею!

Вложив саблю в ножны, Костров прилег за невысокий бруствер и взял валявшееся в стороне ружье. Он скомандовал бить залпами, и ружейные выстрелы загрохотали как пушечные. Все слилось в визгливый и хрипящий гул. Турки между тем оказались у самой траншеи. Их пушкари, чтобы не поразить своих, огонь прекратили. А может, они уже решили, что злопамятное Орлиное гнездо перешло в руки наступавших? Положение защитников несколько облегчилось: от винтовочного огня можно было и укрыться.

Панас стрелял в темноте, как и прежде, наугад, уверенный, что ни одна пуля не пропадает даром. Атака турок захлебнулась.

На рассвете Панас увидел поднятый турками белый флаг с хорошо различимым красным полумесяцем. Сначала Панас не понял, что бы это могло значить, но турки просигналили, что хотят убрать убитых и раненых и что им надо поближе подойти к русским позициям.

— Дураков нашли! — выругался Костров, вытирая грязным платком окровавленное лицо. — В открытом бою ничего не вышло, обманом хотите взять? Огонь!

Видно, обозлившись, что обман не удался, турки снова полезли на траншею. Еще большая их масса хлынула в обход Орлиного гнезда, чтобы смять русских артиллеристов, поднадоевших своими меткими выстрелами.

— За Россию, за Болгарию, в штыки, братцы! — сорвавшимся голосом крикнул Костров.

Он проворно вскочил на бруствер траншеи и кинулся навстречу карабкающимся туркам. Панас тоже ловко перемахнул через насыпь и побежал за командиром, приготовив ружье для драки. Он увидел коренастого турка, который размахивал кривой саблей и звал за собой солдат. Панас понял, что это офицер, и бросился к нему, по его упредил незнакомый унтер, видимо, из другой роты. На Панаса кинулся турок с ятаганом, но тот же унтер преградил ему дорогу и опрокинул его штыком. Половинка наткнулся еще на одного турка и пустил в ход штык.

Рота, разгоряченная и уставшая от боя, вернулась в верхние ложементы. Поле внизу было усеяно турецкими и русскими трупами. Русских раненых не было видно — их захватили с собой.

Если в центре турки были остановлены и попятились под ударами штыков и прикладов, то к батареям они все еще полз-

ли, черня темной униформой лужайки и пригорки. Русские артиллеристы не скупились на картечь и гранаты, и Панас хорошо видел, какой точной была их стрельба. Противник замедлил свое движение, остановился. Крики «ура» на какой-то миг заглушили турецкие вопли. Потом там творилось такое, что разобрать было уже нельзя: турки и русские смешались в отчаянной, сумасшедшей схватке, продолжавшейся полчаса или час. Завершилось это побоище тем, что турки хлынули в обратную сторону и остановились на своих, недавно покинутых позициях.

— Держись, Панас, я иду! — услышал Половинка знакомый голос. Оглянулся, увидел спешащих пехотинцев, и впереди всех, рядом с ротным, Ивана Шелонина.

— Давно пора! — крикнул Панас, показывая место в траншее.

— В августе я тебя больше ждал! — нашелся Иван.

Он прыгнул в траншею, отдышался, оскалил ровные белые зубы, проговорил, уже словно оправдываясь:

— К вам торопились, да басурманов заметили — на батарею они перли. Плохо было бы пушкарям, не поспей мы вовремя. Командира батареи князя Мещерского убило… Пушкари обещали и нас выручить, коль надо будет.

Половинка кратко поведал, что было тут, с чего началось и чем закончилось жаркое дело.

— Еще не закончилось, — возразил Шелонин, — по августу знаю: турок не уймется, пока мертвым не ляжет.

— Боганько их тут лежить мертвых, — ответил Половинка.

— Много и осталось, — сказал Шелонин, вглядываясь в задымленную местность и обнаруживая густые колонны, готовые для нового штурма.

Приступ начался скоро. Русские повели огонь залпами. Турки шли, подминая своих, убитых и раненых, и если в ночную пору они не шумели, не кричали и не призывали на помощь аллаха, больше полагаясь на внезапность и темноту, то теперь они орали истово и протяжно, как бы скуля и подвывая.

— Ишь ты! Как невзлюбили они Святого Николая! — пошутил подпоручик Бородин.

— И еще рядового Шелонина: вин вчора турку уволок! — заметил Панас.

— Вместе волокли, на тебя они тоже злы! — улыбнулся Шелонин.

— Огонь! — скомандовал Костров.

Залп следовал за залпом, пока турки не пришли в замешательство и не придержали свой бодрый шаг. Их заставили повернуть, очень споро и дружно бежать обратно.

Настал черед турецким орудиям и мортирам. Снаряды застонали и заскрипели оглушающе, и Шелонин с Половинкой не могли обмолвиться даже словом. Близкие разрывы хлестали по лицу и затылку теплыми, упругими волнами. На зубах неприятно хрустел песок, носившийся в воздухе густыми и серыми тучами. Вновь затарахтели турецкие винтовки, шквал свинца обрушился на ложементы, пули с писком рикошетили от скалистых пород.

— Де ж твоя Сулейманка? — улучив минуту затишья, крикнул в ухо Шелонипу Панас.

— Наверху оставил, ремпем привязал: жалко! — ответил Иван.

— Жалко, — сказал Панас, — собака вона добра, болгарска, знать, собака.

Грохот на вражеских позициях стал затихать. Турки готовились к новой атаке и начали ее тогда, когда мортиры выпустили свои бомбы, двухпудовые и пятипудовые. В гуще таборов показались муллы — на конях, под сенью зеленых знамен с изображением священного полумесяца. Шелонин, Половинка и их товарищи поняли, что этот штурм станет решающим и отбить его будет труднее. Но отбить нужно во что бы то ни стало. Загудели рожки, призывно закричали муллы, и турки двинулись на очередной приступ.

В это время к русским подоспело новое и сильное подкрепление.

— Житомирцы! — обрадовался Костров.

— Они! — подтвердил Бородин. — Держись теперь, турок!

Огибая ложемент справа, житомирцы двинулись навстречу противнику. Впереди на вороной лошади ехал полковой командир, сверкая вынутой из ножен шашкой. Он что-то кричал подчиненным, видимо, ободрял и звал их вперед, но расстояние было слишком значительным, чтобы услышать и разобрать его слова. Неожиданно он стал сползать с лошади и упал на руки подоспевших солдат.

— Убили! — вырвалось из груди Панаса.

— Сволочи! — выругался Иван.

Житомирцы, рассвирепев окончательно, двинулись вперед еще решительнее.

— Вперед, ребята! — крикнул Бородин.

— Бей супостатов! — прозвенел тонкий голос Кострова.

Панас увидел, как навстречу ротному бросился долговязый турок без фески и в порванной одежде. Панас, изловчившись, свалил его ударом штыка, но его и Кострова окружила подоспевшая группа турок. От одного штыка Панас увернулся, от другого не сумел. Рядом о ним упал Костров. В другом месте ожесточенно сражались бойцы роты Бородина. Сноровистый турок сбил с ног Шелонина, несколько раз ударил сапогом по голове и только тогда пустился вслед за своими.

89
{"b":"195695","o":1}