II
Погуляв по городу, Елена вернулась в дом дяди Димитра веселая и радостная.
— Какое же красивое Тырново! — беззаботно воскликнула она. — Смотрится в Янтру и не может налюбоваться: впервые за пятьсот лет не видит на своих улицах турок! Вот, наверное, удивляется: ходили-ходили с ятаганами на боку, и вдруг — ни одного! А вместо них — русские, молодец к молодцу, красавец к красавцу!
— Так уж все и красавцы! — усомнился Шелонин.
— Все! — решительно подтвердила Елена.
— А самого красивого человека вы видели в Тырнове? — ухмыльнулся Шелонин.
— Красивых очень много, а кто самый красивый — я не разобралась, — ответила она вполне серьезно.
— Тогда посмотритесь в зеркало, — посоветовал Иван.
— Да ну вас! — отмахнулась она.
Но Елена и впрямь была хороша: в новом национальном наряде она стала еще миловидней. Полные губы ее маленького рта вздрагивали, карие глаза лучились, темные брови изредка превращались в маленькие дужки, на загорелых щеках полыхал румянец. Она присела на скамейку неподалеку от Шелонина и смотрела поверх его головы, не решаясь взглянуть ему в глаза.
— Почему бы вам, Ванюша, не посмотреть Тырново? Время у нас есть, город я знаю хорошо, — сггройила Елена.
— Нельзя. — Он покачал головой и тяжко вздохнул. — Спросят: каким образом ты, рядовой. Шелонин, оказался в Тырнове, когда твой полк ушел вперед? Что я им тогда отвечу? Скажу, что мне разрешил ротный командир? А коль он не имел такого права? А может, он должен был отправить меня в госпиталь, да не отправил? Нет, Леночка, ротного я подводить не хочу, он у нас очень правильный.
— Жаль, Тырново — хороший городок, это ведь наша древняя столица!
— Сегодня за мной придет Егор Неболюбов, вот тогда и посмотрим. Втроем поглядим-полюбуемся, — сказал Шелонин.
— Он уже сегодня придет?! — изумилась Елена.
— Сегодня. Такой был уговор.
— А рука?
Шелонин сжал правую руку в кулак, чуть-чуть сморщился.
— Болит, но терпеть можно. Драться кулаками нельзя, а винтовку удержу. И целиться могу.
— А если доведется брать турка на штык? — спросила Елена, слышавшая рассказ Шелонина о Систовских высотах и о том, как они выковыривали турок из всех щелей.
В бою боли не чувствуешь, Леночка, Могу и на штык!
— А это страшно? — Она удивленно и испуганно округлила глаза.
— Страшновато, — сознался он.
— А я не могла бы, — растерянно проговорила она, — Хоть и турок, а все-таки человек!.. И его, живого, на штык!
— А что они с болгарами делали? — спросил Иван, — Зверь — и тот не станет это делать!
— Не станет, — тихо проронила она.
— Леночка, вы мне хотели про Габрово рассказать. Расскажете? — попросил Шелонин.
— Я даже не знаю, с чего и начать! — обрадовалась Елена. — Это такой город, ну…
— Самый красивый? — подсказал Иван.
— Самый красивый, — подтвердила она, — И еще, он самый веселый. И еще он хорош тем, что габровцы выдумывают про себя всякие небылицы…
— Как так? — удивился Шелонин.
— А вот так, Ванюша! Придумали, что они самые жадные, и не серчают, когда им это говорят в глаза. Например, они обрубают кошкам хвосты…
— А это зачем?
— Когда хвост у кошки длинный, дверь за ней быстро не закроешь, вот и уходит лишнее тепло. Обрубил хвост — сэконо-
мил тепло, дрова, деньги, Я уже говорила, что они очень жадные!
— Это правда?
— Конечно нет! — улыбнулась Елена.
— Вот чудаки: про себя плохое выдумывать!
— Или, например, специально нагревают ножи, чтобы гости не могли подцепить масло и положить его на хлеб. А знаете, как они обманывают курицу? В гнезде делают дырочки, а под гнездом подвешивают мешочек. Снесла курица яичко, оглянулась, а яйца и нет. Она, конечно, по своей куриной глупости не догадалась, что яйцо провалилось, и тогда несет другое…
— Ну и габровцы! — не удержался от похвалы Шелонин.
— А вы не слышали, как они в церкви поспорили? — еще больше оживилась Елена. — Кто из них меньше денег пожертвует? Вот один взял да и положил на церковный поднос самую маленькую монетку, ну что-то вроде русского гроша, меныпе-то не бывает. И решил он, что пари уже выиграно. А тот, с кем он спорил, посмотрел на церковного старосту, собиравшего пожертвования, и тихо, покорно сказал: «Это с нас двоих!..»
— Люблю иногда поспорить, по-нашему, по-псковски, называется: заложиться, о заклад побиться, — сказал Шелонин, — Редко я выигрывал, Леночка!
— Надо побывать у габровцев, они всему научат! — В глазах у Елены появились задор и хитринка.
— Неужели всему? — спросил Шелонин.
— Всему! — заверила Елена, — Где еще могут останавливать часы на ночь? Только в Габрове — чтобы не изнашивались понапрасну части. Танцуют они в мягких шерстяных тапочках. А почему? Чтобы слышать музыку соседнего города — она же бесплатная. А отчего в Габрове нет аистов, знаете? Габровцы подменяют их яйца утиными. Аистиха выводит аистят, а вылупляются утята!
— Ну и придумщики! — расплылся в улыбке Шелонин. — Надо же!
— Они придумщики, это верно, — задумчиво проговорила Елена, — но придумщики они безвредные. И над собой они смеются потому, что хотят повеселить других. При общей печали в Болгарии это так нужно людям! — Она грустно улыбнулась.
— Леночка, а про Пенку вы так и не узнали? — вдруг спросил Шелонин.
— Нет, кивнула Елена.
— Жаль. А вы знаете, что такое «пенка» по-русски?
— Знаю. Я даже их пробовала. Если, бог даст, увижу подружку, обязательно пошучу: знаешь, скажу, какая ты вкусная!
— Я тоже очень люблю пенки, — признался Шелонин.
Он взглянул- на Елену и вдруг заметил, что лицо ее быстро меняется, из веселого и беззаботного становится печальным и удрученным, а глаза ее, всегда теплые и радостные, быстро наполняются слезами.
— Что с вами, Леночка? — У него возникло желание осторожно взять ее за руку, но он постеснялся.
— Иван… — робко начала она и мгновенно осеклась. — Нет, нет, нет!!!
— Что такое, Леночка?
— Нет, нет, про это нельзя говорить!
— А я очень прошу, Елена! — взмолился Иван.
Она не выдержала и была готова уступить.
— А я вас не обижу? — тем же робким голосом спросила она.
— Я не из обидчивых. Да что такое, скажите вы, ради бога!
Она помолчала, с надеждой взглянула на Шелонина.
— Ой, не знаю, как и говорить!
— Да говорите, не стесняйтесь, все говорите! — умолял Иван.
— Из русских… — Она снова умолкла. — Среди русских могут быть плохие люди?
— Могут, — не задумываясь, ответил он. — Нас очень много, а когда много, то и плохих окажется больше.
Елена несколькими словами поведала о недавнем происшествии. Иван побагровел от ярости.
— Вот подлец! — свирепо, срывающимся голосом проговорил он, — Это барин! Привык обижать своих, ему и тут неймется. Проучить бы его, скотину! Вот Егор придет, он все может придумать, он у нас что твой габровец! — уже с улыбкой заключил Шелонин.
— Ой, не надо придумывать! — испугалась Елена. — Этот, барин мог и пошутить, ведь правда?
— Хороши барские шутки! — зло бросил Шелонин.
Вернулся дядя Димитр, бодрый и счастливый.
— Переведи, племянница, все, что я скажу, — попросил он Елену. Она покачала головой. — Приглашал меня к себе сам генерал Скобелев! — радостно сообщил он, — Ах, какой человек, какой человек! В кресло посадил, стаканчик водки велел налить. От лица, говорит, русской армий обнимаю тебя, отец, и благодарю за большую Помощь. Я отвечаю: я тут ни при чем. Это Йордан Минчев… — Старик смахнул с глаз слезу. — Накрывай-ка, племянница, на стол, обедать сейчас будем. Ракийкой, вином угощу… День-то какой: сам русский генерал дяде Димитру руку пожал, да еще и расцеловал, будто я ему родственник или друг дорогой и близкий!..
III
— Ну и краса девица! — воскликнул Егор, когда Елена унесла грязную посуду. Неболюбов успел отведать и ракии, и красного вина, и болгарского сала, и перца, и кашковала [15] и всякой иной всячины, о которой в его Новгородской губернии не приходилось даже слышать. Он сидел на длинной скамейке, прикрытой мягким ворсистым ковриком, и с улыбкой смотрел на Шелонина.