— Что же я могу сделать? — спросил готовый ко всему Гешов.

— Перебежать к русским. Ближайшей же ночью, Божил! Если удастся — получить новые данные и бежать. Тут даже один день может решить судьбу плевненского гарнизона, всей хваленой армии Осман-паши!

— Завтра мой черед идти в траншею, а от нее до братушек — сотня шагов, — ответил Гешов.

— Иди! — Минчев покачал головой, — Я напишу записку на имя генерала Скобелева. Он встретит тебя как родного. — Минчев перекрестился. — Господи, помоги нам загубить башибузуков и оказать услугу русскому воинству!.. Неужели уже занимается заря освобождения над нашей истерзанной родиной?! — закончил он взволнованным шепотом.

Утром двадцать шестого ноября на аванпост, занимаемый ротой подпоручика Суровова, прибежал турецкий солдат, назвавший себя болгарином. Он потребовал направить его к самому высокому русскому начальнику. Подпоручику было приказано доставить перебежчика к начальнику штаба плевно-ловецкого отряда. Начальник штаба допросил болгарина, тотчас снарядил гонца из казаков к генералу Тотлебену, велел угостить перебежчика сытным обедом и поручил Суровову сопровождать его в вышестоящий штаб.

Суровову хотелось поговорить с болгарином, но на это он не имел разрешения и потому все время молчал, изредка поглядывая на своего подопечного, который после обеда и щедрой русской чарки повеселел и все время улыбался. Шагал он бодро и даже попробовал насвистывать что-то веселое. Феску он бросил еще на пути к русским, ему выдали шапку, и оттого он выглядел несколько странно: в русской шапке и в турецкой шинели — ни русский, ни турок. Впрочем, было видно, что он болгарин. У него были черные большие усы и длинные густые брови, делавшие его лицо не в меру суровым. А вот карие глаза его были добрыми. Или это только сегодня, когда он не видел вокруг ненавистных ему турок?

Вдали показался всадник на белой лошади, его сопровождала группа казаков. Суровову не стоило большого труда признать его: генерал Скобелев. Удивительно, что в один миг приосанился и перебежчик: он поправил на голове шапку, подтянулся и даже на мгновение замедлил шаг.

— Белый паша! — радостно воскликнул он.

Суровову известно, что так окрестили Скобелева турки, но чтобы чужой солдат так быстро узнал его — это было неожиданно.

— Да, это «белый генерал», — подтвердил Суровов. — Л как ты его узнал?

•— Белая лошадь! Он всегда ездит белая лошадь. Турки белый паша пальба, белый паша и лошадь той е жив! — припомнив все русские слова из своего небогатого запаса, ответил перебежчик.

Скобелев уже был близко, подпоручик вытянулся, чтобы отдать честь и доложить, куда и зачем он следует, но генерал опередил его вопросом:

— Кого и куда ведешь, иодпоручик?

— В штаб, ваше превосходительство! — отчеканил Суровов. — Болгарский перебежчик. Допрашивал ваш начальник штаба. Говорит, очень важные сведения.

— Ваше превъзходителство, — вдруг обратился к генералу перебежчик, — я вам доставит писмо. Писал Йордан Минчев Плевен!

И он, не ожидая позволения генерала, быстро расстегнул шинель, вынул из кармана огрызок карандаша, выцарапал из него грифель, сильно подул в отверстие и выдул лоскуток тонкой бумаги.

— Ваше превъзходителство! — протянул он листок Скобелеву.

Тот прочитал, улыбнулся, спрыгнул с лошади и обнял болгарина.

— Мой друг Минчев пишет, что вы несете известия, предвещающие скорую победу над супостатами, — сказал он. — Отныне вы тоже мой друг! — Скобелев потряс болгарину руку.

Всадники, ехавшие с генералом, спешились, но он попросил их удалиться в сторону, за одинокое буковое дерево. Осмотревшись, он указал рукой на поломанную телегу, стоявшую за глубокой канавой. Адъютант подхватил поводья его нетерпеливой лошади, а Скобелев ловко перемахнул на ту сторону канавы, к немалому удовольствию ободренного болгарина.

Генерал забрался на телегу и сел, свесив ноги в начищен-вых до глянца сапогах. Болгарину он велел сесть рядом, но тот отказался, понимая толк в воинской субординации.

— Тогда стой, голубчик, — сказал Скобелев перебежчику. — И ты стой и слушай, — дружелюбно предложил он Суровову, — Привел ценного человека — значит, имеешь полное право знать, что он скажет. — И к болгарину: — Как имя, фамилия, откуда родом?

— София. Божил Гешов, ваше превъзходителство.

— Где служил, голубчик?

— Второ ордие, трета алей, первото табор, шести билюк, — доложил Гешов.

Скобелев, знавший турецкие военные термины, быстро перевел:

— Второй корпус, третья дивизия, первый табор, шестая рота. Кем там служил? Низам или…

— Музыкант, — поторопился с ответом Гешов. — Тъпанар. барабанчик, ваше превъзходителство!

— Где воевал? Редут, ложемент?

— Зелен планина, против белый паша Скобелев! — задорно отвечал Гешов и уточнил: — Пальба нема, бил барабан!

— Могла быть и пальба. На то она и война, чтобы палить друг в друга.

— Турци говорят: они убил белый паша. Из винтовки Пибоди убил.

— Меня нельзя убить, — медленно проговорил Скобелев. — Я умру только своей смертью. Так что же за известие ты нам принес, голубчик?

— Мин-баши сказал: русци открыл дорога Видин, турци им Плевна, — сказал Гешов.

— Значит, батальонный командир уверен, что в обмен на Плевну мы им откроем дорогу на Видин. Врет, сукин сын: ведь знает, что не только дороги, тропинки не будет!

— Измишльотини, — согласился Гешов. — Всички турци от край до край лъжат.

— Сплошное вранье, — перевел его слова Скобелев. — Так, можа, турци от край до край лъжат и Видин? Можа, не побегут они из Плевна?

— Бегут! — решительно сказал Гешов. — Это дорога бег Плевна! — Он торопливо расстегнул сумку и извлек оттуда запасы, предназначенные на дальний путь из Плевны: четырнадцать сухарей, масло для смазки оружия, баночку несвежего масла для еды, новую пару царвули, похожих на русские лапти, — Дали всички нови ружья, инструктор кажин табор, ремонт экстрактор в кажин ружье. Много патрон, мало снаряд. Всички готов поход Плевна.

— Где же собираются турци нанести удар? Где сейчас главные силы Осман-паши? — спросил Скобелев с явным нетерпением.

— Вчера башибузуки голям сбор реки Вит, — ответил Гешов. — Голям башибузук, они перви удар русци. Мост приказ движение всички, там всички силы турци. Офицеры говорят: генеральна атака русци, открыт дорога Видин, София, Константинополь. Много хочет дом!

— Очень домой захотели! — Скобелев энергично продраил щетками свои рыжие бакенбарды, — Надо было турци о доме раньше думать. Пусть-ка теперь они в нашем плену поживут да подумают!

— Плен страх турци. Русци, говорят, вешать, резать, стрелять всички турци.

— Пусть не мерят нас на свой аршин, — сказал генерал, — Мы не башибузуки!

— Башибузук — бандит, много плох човек, — быстро ответил Гешов.

— Таких и людьми называть грешно, — согласился с ним Скобелев. — Как живется турци в Плевне?

— Много плохо, ваше превъзходителство, много плохо! Хладно, люти голод, голямо смерт. Лекар няма, помощь няма. Стон всички Плевна.

Совсем близко, за сбросившим листья кустарником, послышалась лихая песня. Скобелев тотчас прервал разговор. Кто-то пел-звонко, задорно, хотя и несильным голосом:

— Про турок, — пояснил Скобелев, — голос плох, а бодрости много!

— Турци песня не пой, они аллах молят, они аллах просят: помоги бежать Плевну, спаси русци плен!

— Не спасет! — махнул рукой Скобелев, — Наплевал на них, на турци, аллах. Плена им не избежать. А что думает на этот счет подпоручик?