Бенни проснулся рано, поставил на плиту кофейник и купил в соседней булочной дюжину рулетов. Как и было условлено, ребята собрались в девять часов. Последним пришел Порошок, за которым шлепала Энджи. Он принес пакет с дюжиной пончиков с повидлом. Взглянув на рулеты, которые раскладывал на столе Бенни, Порошок заорал:

— Это еще что за рулеты? Сегодня мой день!

Мы по очереди покупали выпечку на завтрак, и Порошок, судя по всему, решил, что Бенни нарушил очередность.

— Память у тебя дырявая! — возразил Бенни. — Я четко помню, как говорил, что именно я покупаю рулеты.

Посмотрев Бенни в глаза, Порошок сказал:

— Бенни, уверяю тебя, я никогда не забываю то, что касается еды!

Задумавшись над его словами, Бенни наконец признал:

— Разумный довод. Признаю свое поражение. Обвинения сняты. — Ухмыльнувшись, он впился зубами в пончик. Порошку в глаз брызнуло клубничное повидло.

— Господи! — взвизгнул тот, отскакивая назад и принимаясь вытирать глаз. — Да ты меня ослепил!

Сбегав к раковине, Бенни намочил полотенце в горячей воде.

— Держись, старина, помощь уже идет.

Подскочив к Порошку, он шлепнул ему на лицо полотенце, от которого шел пар.

— А-аа-а! — взвыл Порошок. — Урод, так еще хуже! — Вырвав полотенце у Бенни из рук, он лихорадочно помахал им, остужая, после чего снова промокнул себе глаз.

— Вот кто просил тебя покупать пончики с повидлом? — с укором произнес Бенни. — С рулетом такого бы не произошло.

— Прошу прощения, — вмешался я. Меня не переставало поражать, что каким бы серьезным ни было положение, ребята никогда не переставали подкалывать друг друга. Порошок и Бенни посмотрели на меня. — Вы закончили? — спросил я.

Пожав плечами, они с глуповатым видом закивали. Тут и остальные, включая Энджи, повернулись ко мне. Даже Рыжий перестал строгать спичку, закрыл нож и поднял взгляд.

— Вот и хорошо, — сказал я, отставляя чашку с кофе. — Сегодня утром я случайно услышал, как Анджело говорил моему старику о том, что в четыре часа дня монахинь пригласят в полицию, где они должны будут опознать Колуччи, Станковича и братьев Руссомано.

— Они их опознают, — заметил Мальчонка.

— Правильно, — согласился я. — После этого отец позвонил Костелло и сказал, что ему необходимо немедленно договориться с судьей об условиях освобождения под залог.

Порошок раскрыл рот от изумления.

— С какой стати он оказывает любезность этим подонкам?

— Ты ошибаешься… отец хочет спрятать Колуччи от меня. Он попросил Перро, своего адвоката, чтобы тот забрал Колуччи и передал Анджело, а Анджело спрячет его там, где я не смогу найти. — Я прервался на то, чтобы закурить сигарету, затем продолжал: — Бенни и Рыжий будут караулить у полицейского участка. Как только Анджело заберет Колуччи, вы проследите за ним и определите, куда он его отвезет. Остальные остаются ждать, не приедет ли кто-нибудь за Станковичем и братьями Руссомано. Если приедет, разделитесь и следите за ними. Я хочу знать, где спрячется каждый из этих ублюдков.

— А сам ты где будешь? — спросил Мальчонка.

— Здесь, — ответил я. — Мой старик взял с меня слово, что я безвылазно просижу здесь весь день, так как у него, возможно, будет для меня какое-то дело. По-моему, это все чушь — отец просто хочет убрать меня подальше до тех пор, пока Колуччи не исчезнет. И все же я на всякий случай останусь здесь и буду ждать сообщений от вас.

Увидев, как у Прыгуна нервно задрожали веки, я снял его с крючка.

— Прыгун, ты остаешься со мной. Будем охранять цитадель.

— Х-хорошо, Винни, — с заметным облегчением сказал Прыгун.

— Что нам делать, когда мы узнаем, где Колуччи? — спросил Бенни.

— Ничего. Просто сообщите мне.

— И?.. — спросил Рыжий.

— И сегодня вечером мы нанесем ему визит.

Улыбнувшись, Рыжий раскрыл лезвие ножа.

— Ого, — сказал Порошок, — давай это обсудим.

— Обсуждай, — предложил я.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — начал Порошок, — но твой старик приказал нам ничего не делать. Мы еще никогда не шли против старших!

— Знаю, — сказал я.

— Если мы сделаем хоть шаг, твой отец будет взбешен, — подхватил Луи.

— Что ты ему скажешь? — спросил Бенни.

— Ничего, — ответил я. — Я займусь всем сам. В конечном счете, это мое личное дело.

Поскольку я уже поделился с Мальчонкой своими планами, он до сих пор молчал, однако сейчас дело приняло новый оборот.

— Личное? — спросил Мальчонка. — Черт побери, что ты хочешь сказать?

— Я буду действовать в одиночку, — объяснил я. — Я не хочу вмешивать вас.

— Так несправедливо, — настаивал Мальчонка.

— Я так хочу, — твердо произнес я.

Мальчонка крикнул:

— Винни, черт возьми, ты!..

— Я так хочу! — рявкнул в ответ я. Впервые за весь разговор я повысил голос.

Ребята молча смотрели на меня. До сих пор нам еще не приходилось делать ничего подобного. Впервые с тех пор, как мы собрались вместе, нам предстояло пойти против старших, впервые я собирался делать что-то в одиночку, — и впервые речь зашла об убийстве.

Погребальная контора «Ренальди» в Куинсе была хорошо известна как отправная точка для последнего путешествия членов мафии в мраморные апартаменты. Именно здесь Джи-джи Петроне предстояло последний раз выйти на сцену перед тем, как отправиться на кладбище Святого Иоанна, излюбленную усыпальницу мафии. Альдо Мари, владелец конторы, занимался похоронным делом еще со времен «войны Кастелламмарезе» и других, менее кровавых столкновений. За долгие годы клиенты нередко обращались к Альдо с самыми странными просьбами, и он всегда был готов их удовлетворить. Поэтому когда Фрэнк Костелло попросил его нарядить своих сотрудников в комбинезоны и забрать тело, закатанное в ковер, Альдо не придал этому никакого значения. И когда Недотрога потребовал произвести вскрытие, Альдо с радостью предложил ему услуги ушедшего на пенсию коронера. Вскрытие показало, что Джи-джи действительно скончался от сердечного приступа, вследствие естественных причин, однако Недотрога не был удовлетворен результатами. Он ушел, бормоча в негодовании:

— Да, но только естественные причины были следствием разговора и этого ублюдка Костелло!

В четверг днем улица перед погребальной конторой «Ренальди» была запружена. На протяжении двух кварталов вся проезжая часть была заставлена лимузинами и машинами попроще, а между ними толпились сотни любопытных зевак. Сотрудники правоохранительных органов фотографировали происходящее из бросающихся в глаза машин, которые по идее не должны были привлекать к себе внимание, а зеваки торопились щелкнуть на свои «Кодаки» любимых героев мафии. Самым нелепым был здесь экскурсионный автобус с группой членов «Хадассы»,[41] застрявший в самой середине пробки. Туристки направлялись на Бродвей, однако эта маленькая задержка дала им возможность посмотреть гораздо более увлекательный спектакль, чем тот, который ждал их в театре. В целом происходящее напоминало огромный цирк, в сравнении с которым зрелище в знаменитом «Барнум и Бейли» показалось бы деревенским карнавалом.

В траурном зале конторы представители всех пяти нью-йоркских Семей в черных костюмах проходили цепочкой мимо гроба, чтобы отдать дань покойному и проверить расположение венков — чем ближе к гробу, тем больше уважения к человеку, его приславшему. Всего венков было больше сотни, перетянутых черными ленточками и установленных на ступенях, которые поднимались за гробом. Это изобилие цветов высилось до самого потолка. От невыносимого аромата кружилась голова.

Бо Барбера подвез моего отца до конторы «Ренальди». Отец вошел в траурный зал и остановился в дверях, оглядывая происходящее. Было очевидно, что все капо появятся только перед самым началом похорон, однако их заместители уже были здесь, представляя все Семьи, — все, за исключением Семьи Маньяно. Анастасии не было, потому что Костелло не хотел раскрывать то, что он вернулся из Италии. Неожиданное возвращение Анастасии, совпавшее по времени с внезапной смертью Петроне, только усугубит ситуацию.