— По-моему, он контужен, — заметил Порошок.

Мальчонка поднял взгляд.

— Какого хрена он может быть контужен, если его здесь даже не было?

— Кажется, я знаю, кто это сделал, — сказал Луи.

— Ты успел разглядеть подонка? — спросил Рыжий.

— Да. По-моему, это был Колуччи, — сказал Луи.

— Ты уверен? — спросил я, с трудом поднимаясь на ноги.

— У того типа, который запрыгнул в машину, были жидкие светлые волосы, как у Колуччи. А тот, что сидел за рулем, был лысый — это мог быть его брательник Малой. Уехали они на черном «Додже». Если у Колуччи или у Малого есть черный «Додж», это были они.

Бенни начал обрабатывать Сидни раны, и тот застонал, однако его стон тотчас же потонул в вое сирен. Кто-то слышал взрыв, и на вызов откликнулись полиция и пожарные.

— Так, — решительно произнес я, — всем слушать внимательно. Нас будут допрашивать. Запомните твердо: никто ничего не видел, никто ничего не знает. Лады? — Переводя взгляды с одного лица на другое, я услышал: «Лады, лады, лады, лады, лады, лады». Шесть раз. Я одобрительно кивнул, и тут прозвучал еще один голос.

— Лады, — прошептал Сидни.

Я посмотрел на него, затем перевел взгляд на остальных. Все улыбались. Сидни только что стал полноправным членом нашей банды.

За окном остановились пожарная машина и два полицейских крейсера. Открылись двери, и из машин вывалили люди. Полицейские повели пожарных вниз; они ворвались в комнату. Полицейские держали в руках пистолеты.

Покачав головой, Бенни пробормотал:

— Денек будет длинный…

— Да, — согласился Мальчонка. — Увы прогулке в парке, твою мать!

Всех, кроме Сидни, доставили в управление полиции Центрального южного округа. Местной полиции были известны все «налетчики», и Сидни явно оказался лишним. Поскольку он к тому же был ранен, его отвезли в больницу «Белльвю» и предупредили Батчеров. К счастью, они оказались дома и сразу же приехали в больницу. Остальных в ожидании допроса запихнули в «обезьянник».

В полиции знали, что Рыжий приходится племянником братьям Коллинз, поэтому о случившемся поставили в известность Дэнни и Роберта. Однако остальным родственникам не сообщили о том, что их дети угодили в полицию. Нас уже давно подозревали во многих ограблениях, однако до сих пор не удавалось ничего доказать. Кое-кто из высокого начальства, из тех, кто не был на содержании у мафии, постоянно разносил местную полицию за то, что она не может прижать к ногтю каких-то подростков, поэтому мы были источником головной боли. Никаких обвинений в причастности к взрыву бомбы нам предъявить не могли, поэтому нас задержали для того, чтобы «задать кое-какие вопросы». Естественно, полицейские сделали все возможное, чтобы сделать наше пребывание в участке как можно менее приятным.

Было уже почти пять часов вечера, когда следователи Сассо и Бернс наконец закончили допекать нас. Все ребята держались с честью, не сломался никто, даже Прыгун, хотя, сказать по правде, он был настолько далек от всего, что и сам не смог бы сказать, знает что-нибудь или нет. Мы стояли на том, что никто ничего не видел, никто ничего не слышал и никто никого не подозревает. Фараоны понимали, что это чистой воды ложь, но вынуждены были довольствоваться нашими показаниями.

Меня допрашивали последним, и когда я наконец вернулся к ребятам, они сидели, совсем приуныв, в тесной камере пятнадцать на пятнадцать футов, навевающей клаустрофобию. Отперев дверь, Сассо затолкнул меня внутрь. Споткнувшись, я растянулся во весь рост и сказал:

— Благодарю, без этого я никак не мог обойтись.

Молча покачав головой, Сассо с грохотом захлопнул дверь. Мы непроизвольно вздрогнули от металлического лязга.

— Ну, как ты? — спросил Мальчонка.

— От бесконечной любящей заботы болит все тело, — признался я, — но в остальном все в порядке. А вы?

— Все молодцы, — сказал Мальчонка. — Даже Прыгун. — Он похлопал Прыгуна по спине.

— Да, н-но, ребята, — сказал тот, — к-как же разозлится мой с-старик!

Я повернулся к Луи.

— Ты по-прежнему считаешь, что это были Ник и Малой?

— Они подходят по всем статьям, — подтвердил Луи.

Я кивнул.

— Но надо убедиться в этом наверняка, а также узнать, кто отдал приказ. — Я провел указательным пальцем по носу. — Драго тоже подходит по всем статьям, но только и в этом надо убедиться.

Бенни спросил:

— Как вы думаете, легавые купились на нашу брехню?

— Это не имеет значения, — уверенно заявил Порошок. — Они все равно ничего не смогут доказать. — Мы разом повернулись к нему. Порошок смущенно заморгал, теряя уверенность. — Ну, ведь не смогут же, правда?

— Дело не в этом, — заметил Рыжий.

— Рыжий прав, — согласился я. — Полиции известно, что кто-то швырнул нам в окно бомбу. С простыми гражданами подобное происходит нечасто. Нам словно повесили табличку: «Мы завязли в дерьме. Присматривайте за нами».

— У тебя есть план? — спросил Бенни.

— Да, сначала надо выспаться, — сказал я. — Денек выдался длинный.

Опустившись на пол, я свернулся в клубок. Сейчас это было единственным разумным занятием.

Я успел проспать меньше часа, когда меня разбудил Мальчонка, дернув за руку: в камеру вернулся Сассо, а вместе с ним были Анджело и мой отец. Отперев дверь, Сассо проворчал:

— Эй, шпана, поднимайтесь… живо отсюда.

Мы быстро покинули камеру, и я вопросительно посмотрел на отца. Тот ответил:

— Про вас сообщили по радио в шестичасовом выпуске новостей. Мы услышали об этом, когда возвращались из Коннектикута. Диктор упомянул, что вас забрали в полицию. — Улыбнувшись, он добавил: — Поэтому мы приехали сюда и попросили следователя Сассо отпустить вас…

— И только? — спросил я, понимая, что на самом деле все было гораздо сложнее.

Усмехнувшись, Анджело пояснил:

— Ну, Джино упомянул о том, что его друг Костелло и начальник полиции очень большие друзья… В общем, Сассо все понял.

— Спасибо, папа… но Сидни ранен. Я бы хотел его проведать.

— Bene.[30] Мы с Анджело отправимся вместе с тобой.

Покинув полицейский участок, ребята разошлись в разные стороны. Я, мой отец и Анджело направились в больницу «Белльвю». По дороге я рассказал о том, что Луи успел увидеть на улице перед домом Бенни отъезжающую машину, заключив, что, по его словам, это были Ник Колуччи и его кузен Малой. Я также вспомнил судорожное движение Сидни, которое и привлекло мое внимание к окну перед самым взрывом. Я смог увидеть только мелькнувший подбородок — но, может быть, Сидни удалось разглядеть лицо.

Когда мы вошли в палату к Сидни, он дремал, усевшись на подушке. Его веки, задрожав, открылись, и он улыбнулся. У него был перебинтован затылок, а глаза налились кровью. Собрав все силы, Сидни слабо махнул рукой.

— Здравствуйте, мистер Веста… мистер Мазерелли… привет, Винни. Вы только что разминулись с моими родителями.

Врач «Скорой помощи» ввел ему обезболивающее, и он говорил слегка заплетающимся языком.

— Сидни, — спросил я, — как ты себя чувствуешь?

— Думаю, все в порядке. Спину жжет, и голова кружится, но мне дали какое-то лекарство, так что все терпимо.

Я присел на край кровати, а Анджело остался стоять в дверях. Мой отец пододвинул к кровати стул, сел, снял шляпу и закинул ногу на ногу.

— Врачи говорят, у тебя легкое сотрясение мозга, — сказал он. — Ночь за тобой будут наблюдать здесь, а утром отпустят домой.

— Терпеть не могу больницы, — заметил Сидни.

Отец улыбнулся.

— Наверное, то же самое можно сказать про всех людей — за исключением разве что врачей.

Сидни посмотрел на меня.

— А ты как? Мой папа сказал, вас всех забрали в полицию.

— Мы все живы и здоровы и на свободе, — успокоил его я.

Повернувшись к моему отцу, Сидни с гордостью произнес:

— Винни сказал, я спас ему жизнь.

— Если он так сказал, значит, это правда, — подтвердил мой отец.