Переглянувшись с Адонисом, Костелло снова повернулся к отцу. Подавшись вперед, он сплел руки и произнес чуть ли не извиняющимся тоном:

— Многие считают, что это ты подпалил склад Драго.

— Ну а ты, Фрэнк, что думаешь по этому поводу?

Костелло пожал плечами.

— Я сам того же мнения.

— Полагаю, тебе также известно, что Драго приказал Нику Колуччи расправиться с моим сыном… и тот это сделал уже дважды.

— Джино, мне ничего не известно. У меня есть одни только подозрения. Комиссия сходит с ума. Ты обещал мне, что всем неприятностям наступит конец, а я уже от своего имени заверил в этом Комиссию.

— Я тебе обещал, что не трону первым Джи-джи Петроне. Но это Петроне побежал к Драго, после чего Драго натравил Колуччи на моего сына. Сначала тот бросил бомбу, а затем вместе с тремя своими громилами подкараулил его у выхода из библиотеки. Друг Винченцо при смерти. За обоими этими нападениями стоит Петроне, и тебе, Фрэнк, по-моему, прекрасно известны его мотивы.

— У тебя есть доказательства? — спросил Адонис.

— Пока что нет, — ответил мой отец. — Но…

Все трое умолкли, подождав, пока подошедшая официантка наливает стакан содовой. Пригубив воду, отец отставил стакан.

— Фрэнк, — сказал он, — мы оба понимаем, что в конечном счете речь идет не обо мне.

Переглянувшись с Костелло, Адонис сказал:

— Дженовезе.

Эта фамилия была произнесена с неприкрытым отвращением.

Отец кивнул:

— Через Петроне, который использует Драго, а тот в свою очередь действует руками Колуччи. — Помолчав, он побарабанил пальцами по столу. — Но за всем этим стоит Дженовезе.

— Но почему? — спросил Адонис. — Какой ему смысл копать под тебя?

Отец потер указательным пальцем переносицу.

— Я долго ломал голову над этим вопросом и смог придумать только один ответ… Анастасия.

— Альберт? — озадаченно переспросил Адонис. — Он-то тут при чем?

— Тут надо мыслить категориями Макиавелли. Слышали про такого? — спросил Джино.

— Какой-то тип при дворе Медичи, — сказал Костелло. — Жил в шестнадцатом веке. Он написал книгу «Государь». Лански заставил меня ее прочитать.

— Сдаюсь, своей эрудированностью вы произвели на меня впечатление, — сказал Адонис. — Но, черт побери, какое это имеет отношение к Анастасии?

— Я считаю, что весь этот вздор с кражей собольих мехов был затеян исключительно для того, чтобы вынудить меня нанести ответный удар по Петроне. И тогда у Комиссии появились бы все основания для того, чтобы разобраться со мной. А когда Анастасия узнал бы всю правду, уже он нанес бы ответный удар, и тогда Комиссия стала бы разбираться уже с ним. — Отец повернулся к Костелло: — Дженовезе не посмеет ничего замышлять против тебя до тех пор, пока жив Анастасия. Но когда твоего самого могущественного союзника не станет, возможно, он и рискнет. — Подавшись вперед, он сплел руки. — «Сначала ослабь своего врага, затем уничтожь его». Макиавелли, «Государь».

Откинувшись назад, Адонис поджал губы, словно собираясь присвистнуть, но не издал ни звука. Помолчав, он пробормотал:

— Проклятие, до чего же этот долбаный тип изворотлив!

Джино кивнул.

— Фрэнк, и он пойдет на все, лишь бы завалить тебя.

— Друг мой, я уже давно это чувствую, — сказал Костелло. Помолчав, он продолжал, твердо, но терпеливо: — Но я не могу обращаться в Комиссию, располагая одними только подозрениями. Мне нужны доказательства.

— Понятно, что Комиссии нужен мир, — заметил Адонис. — Но если Комиссия придет к выводу, что Дженовезе без ее одобрения начал под тебя копать, она перейдет к решительным действиям.

— Только в том случае, если у меня будут доказательства.

— Дженовезе и Петроне хитры, — объяснил мой отец. — А вот Драго и Колуччи — нет. Они обязательно сморозят какую-нибудь очевидную глупость. И как только это произойдет, у тебя будут доказательства. — Подняв стакан, он сказал: — Салют!

Общественные деятели, украдкой наблюдавшие за ними, поежились от страха. Вероятно, они решили, что только что стали свидетелями оглашения смертного приговора. Впрочем, по большому счету, возможно, так оно и было.

В четыре часа дня доктор Сингх в последний раз осмотрел меня и сказал, что я могу выписываться из больницы. Поскольку зрение полностью вернулось и онемение левой руки прошло, сотрясение мозга было незначительным и нервы не пострадали. Конечно, плечо и лицо будут еще какое-то время болеть, но все заживет. Я справился у доктора Сингха относительно Сидни, и он ответил, что Сидни по-прежнему находится в реанимации. Ему уже лучше, он вышел из комы, однако его состояние все еще остается критическим… никаких посетителей.

До этого я уже попросил Гэса Челло выяснить, где находится реанимационное отделение. Как только доктор Сингх ушел, я заглянул в соседнюю палату и получил ответ.

— На этом же этаже, — сказал Челло. — До конца коридора и направо.

— А где сидит дежурная медсестра?

— Слева.

Я попросил его подождать, сказав, что вернусь через несколько минут. Дойдя до конца коридора третьего этажа, я заглянул за угол. Дежурная медсестра сидела за столом, погруженная в бумаги. Пока что все в порядке. Напротив были стеклянные двустворчатые двери с надписью «Реанимационное отделение». Быстро шагнув к ним, я проскользнул внутрь и, заглянув в пять палат, завешанных шторами, в шестой наконец обнаружил Сидни. Он лежал в окружении всевозможного медицинского оборудования. К включенным мониторам были подсоединены кислородная маска и какие-то датчики. Из вены в руке торчала трубка капельницы, голова Сидни была обмотана бинтами. Я осторожно пододвинул к койке стул, со страхом глядя на то, как порывисто вздымается и опускается грудь Сидни. Присев, я взял его за руку.

— Сидни, — прошептал я, — это я.

Его глаза, задрожав, открылись.

— Я тебя ждал, — едва слышно произнес Сидни. — Я знал, что ты придешь. — Его голос был слабым, словно бумажная салфетка.

— Господи, Сидни, как же ты нас всех напугал! Как ты себя чувствуешь?

Слабо улыбнувшись, Сидни сказал:

— Голова здорово болит.

— Сидни, извини. Это я виноват в том, что произошло. У меня голова была в заднице. Я не заметил этих ублюдков…

— Не расстраивайся, ты ни в чем не виноват.

Я начал было возражать, но рассудил, что ничего хорошего от этого все равно не будет, и переменил тему.

— Врач сказал, что ты был в коме.

— Знаю. Я даже это чувствовал.

— То, что находишься в коме?

— Ага. Это было так прекрасно. Все вокруг белое и мягкое… и звучит музыка.

— Ты не шутишь? — спросил я. — Так чувствуют себя в коме?

— Ага. И знаешь что еще?

— Что?

— Там был бог.

Я не знал, что на это ответить.

— Э… бог?

— Ага. Я его не видел… но я чувствовал, что он рядом.

— Господи, — пробормотал я, машинально перекрестившись.

— Ты веришь в бога? — спросил Сидни.

— Ну да, конечно. То есть наверное. Я хожу в церковь и все такое. Я даже пару раз ходил с тобой в синагогу.

— Нет, я имею в виду другое. Не церковь. Понимаешь, это больше похоже на то, что человек чувствует, когда видит миллионы… миллиарды звезд и задает себе вопрос: «Кто же все это сотворил?»

Я никогда не смотрел на звезды в таком ключе.

— Кажется, я тебя понимаю.

— Винни, обещай мне одну вещь.

— Ну, конечно, Сидни, а что именно?

— Ты навсегда останешься моим другом.

Эта просьба меня удивила.

— Господи, ну разумеется, я всегда останусь твоим другом. О чем тут может быть речь?

— Обещаешь?

— Конечно, обещаю. А теперь отдохни немного. Увидимся завтра — даже если для этого мне снова придется проникать сюда тайком.

Потрепав Сидни по плечу, я направился к выходу. Я уже был у дверей, когда услышал его тихий голос:

— Я тебя люблю…

— И я тебя тоже люблю, старина.

Несмотря на то что голова Сидни была обмотана бинтами, я увидел, что рот у него растянулся в улыбке до ушей.