Я пристально посмотрел на него. Я уже успел узнать Сидни достаточно хорошо и понимал, что у него что-то на уме, поэтому, отставив кружку, сказал:

— Сидни, к чему ты клонишь?

— Ну… По-моему, Прыгун не знает, как это выразить словами, но его довольно здорово потрясло то, что происходит в последнее время.

— И?..

— И если бы он мог придумать, как сказать тебе об этом, не оскорбляя твои чувства, полагаю, он предпочел бы оставаться в стороне от кое-каких ваших… как бы получше выразиться… предприятий.

Сидни был чертовски толковый парень, и за это лето он провел с нами много времени. То тут, то там он слышал обрывки фраз, которые помогли ему составить представление о наших занятиях. К тому же я был уверен, что и Прыгун не смог держать язык за зубами. Одним словом, общая картинка у Сидни была, но мы до сих пор не говорили серьезно на эту тему.

Сделав глубокий вдох, я медленно выпустил воздух и кивнул.

— Те же самые мысли относительно Прыгуна не покидают меня все лето.

— По-моему, он считает, что просто не создан для… ну… такого будущего.

Помолчав, я подлил себе кофе. Насыпал сахар, размешал, добавил молока. Наконец, взвесив свой ответ со всех сторон, я сказал:

— Не знаю, можно ли сказать это хотя бы про одного из нас.

— Что? — спросил опешивший от неожиданности Сидни.

В последнее время меня не покидали мысли о будущем — они приходили все чаще и чаще.

— Вероятно, Прыгун прав… и не только в отношении себя, но и в отношении всех нас. — Я отпил кофе. — Возможны и другие пути. Взгляни на ребят: у Мальчонки есть все задатки для того, чтобы стать хорошим боксером, и он собирается взять Бенни с собой. Порошок чертовски хорошо играет на пианино. Если он подойдет к этому с умом, то, наверное, сможет очень неплохо зарабатывать на жизнь. Луи прирожденный актер. Он пародирует кого угодно так, что получается лучше, чем оригинал. Вполне вероятно, настанет день, и он будет выступать в «Копакабане»… Рыжий… вот про него ничего не могу сказать. Но он с малых лет работает в баре. Если ему удастся раздобыть начальный капитал, он может открыть свое дело.

Выждав мгновение, Сидни спросил:

— Ну а ты?

— Не знаю. Иногда я думаю, что мне надо поступить в колледж — как это пытался сделать мой старик. Он не доучился до конца и до сих пор об этом жалеет. Отец хочет, чтобы я учился, но мама говорит: «Ты должен пойти по стопам отца и возглавить профсоюз». — Я невесело усмехнулся. Мать прекрасно знала, что к чему, но упорно настаивала о том, что мой отец является лишь жестким руководителем профсоюза. И его связи с мафией просто необходимы для дела. Мать отказывалась принять правду и не хотела ничего знать. Так обстояло с тех пор, сколько я себя помнил. Это было нелепо.

Сидни уставился на меня.

— Ты действительно думаешь о том, чтобы идти в колледж?

Пожав плечами, я отхлебнул кофе.

— Со мной говорил об этом мистер д’Августино, мой классный руководитель. Он считает, я обязательно должен учиться дальше. А я сам понятия не имею, что делать, — сказал я. — Ну а ты? Ты когда-нибудь задумывался о том, кем хочешь стать?

Поколебавшись немного, Сидни наконец сказал:

— Если честно, нет. Я хочу сказать, раньше задумывался. Одно время мне хотелось стать раввином — один из моих двоюродных братьев раввин. Но в последнее время, размышляя о будущем, я прихожу к выводу, что, может быть, это не имеет значения.

— О чем ты говоришь? Разумеется, имеет.

Сидни уставился на свои руки.

— Нет, если… я хочу сказать, не имеет, если меня там не будет, — наконец сказал он.

— Что ты имеешь в виду — тебя там не будет? Ты… — И вдруг до меня дошло. — Подожди-ка. Есть что-то такое, о чем мне неизвестно?

— Ну, не совсем, Винни. Ты же знаешь, что я довольно серьезно болен. Не помню, когда я был здоров. Мне все время кажется, что мое сердце то и дело пропускает удар. Понимаешь, аритмия. И дышать становится все труднее и труднее.

— Ради всего святого, Сидни, а что говорят врачи?

— Они считают, что аритмия является следствием скарлатины. И, может быть, астма приложила свою руку.

Я выпалил:

— Это же безумство! Неужели ничего нельзя сделать? Я поговорю со своим отцом. У него много знакомых. Мы обязательно найдем врача, который вылечит эту болезнь.

— Спасибо, Винни. Я знал, что ты обязательно постараешься мне помочь.

— Мы не постараемся, мы поможем! — воскликнул я. — Что бы у тебя ни болело, мы это вылечим. Ты меня слышишь? — Помолчав, я улыбнулся. — И, начиная с этого момента, мы перестаем вечно скулить, как Прыгун. Будем думать только о хорошем, договорились?

— Договорились, — согласился Сидни, — но я хочу тебе сказать, что последние несколько месяцев явились для меня чем-то необыкновенным. Это было лучшее время в моей жизни.

— Спасибо, Сидни. И в моей тоже. — Я протянул руку, и Сидни крепко пожал ее. — Да, кстати, передай моему троюродному брату, что он может поговорить со мной, когда захочет.

Но Прыгун был не единственным, кому не терпелось высказаться, — Кармине и Лео отчаянно хотели встретиться с Полем Драго и выяснить, не ожидается ли им крупная выплата за ту информацию, которую они подслушали во время поединка Мальчонки. С большим трудом они вышли на него через охранников Федерального склада, и Драго с неохотой согласился встретиться с ними в кафе «Мустанг».

Драго появился в баре ровно в полдень в сопровождении Карло Риччи и Чаки Законника. Все трое были в костюмах и при галстуках. Возможно, в другое время у Лео и Кармине, одетых в льняные брюки и рубашки с коротким рукавом, мелькнула бы мысль, кому может прийти в голову напялить на себя все это в такую жару, однако сейчас у обоих зуб на зуб не попадал от холода. Включенные на полную мощность кондиционеры превращали зал кафе в настоящий морозильник.

Драго обвел взглядом полупустой зал и сразу же заметил двух мужчин в пестрых, безвкусных рубашках. Это, а также то, что у обоих был такой вид, словно они только что отобрали милостыню у нищего, сообщило Драго все, что он хотел знать.

Чаки и Карло прошли следом за Драго к столику. Остановившись перед Лео, Драго спросил:

— Это ты Дельфина?

Робко улыбнувшись, тот протянул руку.

— Лео. А это Кармине.

Не обращая внимания на его руку, Драго уселся напротив. Он даже не потрудился снять шляпу. Чаки и Карло устроились на табуретах у стойки, наблюдая за своим боссом.

Кашлянув, Лео начал:

— Право, для нас большая честь…

— Что вам известно об ограблении? — оборвал его Драго.

Лео испуганно переглянулся с Кармине.

— Ну… мы подумали, что нам удалось узнать кое-что стоящее, и…

— Сколько это стоит, я скажу вам, когда вы мне выложите, что у вас есть. Но если вы напрасно меня побеспокоили, отсюда вам придется уползать на коленях.

— Да-да, конечно, — пробормотал Лео. — Говори, Кармине.

— Что? Кто, я? — воскликнул тот с таким видом, словно его швырнули на рельсы перед мчащимся поездом.

Лео ткнул его в бок локтем.

— Говори же, ради всего святого! Про то, что было вчера вечером.

Кармине заерзал на стуле, испуганно переводя взгляд с Драго на Чаки и Карло.

— Ну, — запинаясь, начал он, — у Лео есть сын… он боксер, понимаете…

— Я знаю, о ком идет речь, — остановил его Драго.

— Так вот, вчера вечером у него был поединок в одной дыре в Гарлеме, и он был со своим дружком, черномазым, и они…

— Черт побери, какое отношение имеет все это к моему складу? — проревел Драго, чье терпение подходило к концу.

Вскочив с места, Лео быстро вывалил все факты.

— Мой малыш член «Налетчиков» — банды Винни Весты. Это они ограбили ваш склад. Кармине случайно оказался у двери раздевалки и услышал, как они говорили об этом.

Драго задумчиво посмотрел на него. Он знал, кто я такой, и сам Карло сказал ему, что в субботу утром видел меня с ребятами здесь, в «Мустанге». Федеральный склад находился в квартале отсюда.

— Почему вы решили, что это не пустой треп? — наконец спросил Драго.