Центр страны занимает обширная область Пампы. Слово «пампа» индейское. У племени кечуа оно выражает целое понятие — «поросшие травой, совершенно лишенные древесной растительности ровные пространства», — что вполне характеризует былую растительность этой плодороднейшей части Аргентины.

Здесь богатейшие пастбища. Индейские племена, густо населявшие Пампу, занимались охотой на диких жвачных, изобиловавших тогда на равнинных ее просторах. И именно скотоводство было первой отраслью хозяйства, которое начали здесь насаждать чужеземные пришельцы.

Черноземные почвы Пампы не привлекали внимания колонистов. До начала XIX века в Аргентину ввозился хлеб из США, — настолько ничтожны здесь были посевы. Между тем скот размножался столь быстро, что мясо уже не могло найти сбыта внутри страны.

^{В Пампе расстилаются богатейшие пастбища.}

Вывозилось лишь некоторое количество живого скота, а также сушеное и соленое мясо, которое приготовляли примитивные предприятия «саладерос», возникшие вблизи портовых городов. Мясо покупали только у владельцев ближайших эстансий, так как при отсутствии в то время железных дорог перегонять скот из далеких районов Пампы было невыгодно. Единственную ценность представляла кожа. Животных убивали, сдирали шкуру, вырезали лучшие куски мяса, а всю тушу оставляли в поле.

Такое изобилие скота породило в Пампе совершенно своеобразное блюдо — assado con cuero, то есть мясо, зажаренное в шкуре. Русский дипломат и путешественник А. С. Ионин очевь красочно описал приготовление этого жаркого, которое он сам наблюдал: «Целого быка с его костями, только без потрохов, зарывают в яму, слегка, впрочем, прикрыв его землею, и разводят над ним костер; бык скорее преет, чем жарится, в своей коже, почти варится в той воде и в том сале, которое содержит его мясо, и выходит поистине неподражаемое, вкусное, мягкое кушанье из этого мяса Пампы. Другой способ тоже почти не уступает первому по своим результатам и имеет то преимущество, что требует гораздо меньше времени: быка разрезают вместе с кожею на куски и кладут эти очень большие куски прямо на уголья, так чтобы шкура образовала нечто вроде чашки или сковороды, в которой мясо не то жарится, не то варится».

Ионин отмечает, что такой способ приготовления — своего рода роскошь, потому что жертвуется шкура быка, которая составляет почти всю его цену. Он заключает: «Мясо само по себе ничего не стоит, и теперь мы закололи быка, чтобы накормить сравнительно небольшое общество — мы съели едва ли только десятую его часть, а остальную оттащили в степь и предоставили на корм урубу…»

Баранье же мясо вообще никто не ел. Овец и баранов убивали лишь для снятия шерсти и кожи, а тысячи трупов гнили в степи.

Подобный варварский метод скотоводства продержался до открытия способа сохранения мяса в мороженом виде. В 1882 году на Ла-Плате, близ Буэнос-Айреса, возник первый «фригорифико» — холодильная фабрика-бойня. Аргентинское мясо начали вывозить в Европу, в частности в Англию. Владельцы фригорифико, число которых быстро возрастало, получали огромные барыши. Кстати, почти все эти предприятия вначале находились в руках английских компаний, но за последние десятилетия многие фригорифико были скуплены капиталистами США. Таким путем аргентинское животноводство оказалось под контролем англичан и североамериканцев.

Область Пампы занимает исключительно важное место во всем хозяйстве Аргентины. Здесь сосредоточено три четверти населения страны, производится четыре пятых всех видов зерна, выращивается две трети всего поголовья скота. На территории Пампы — наиболее густая сеть железных дорог. В этой области производится девять десятых всей промышленной продукции страны.

В Пампе находится и столица Аргентины.

В 1535 году на низменном берегу Ла-Платы, за 275 километров от океана, испанский авантюрист и завоеватель Педро де Мендоса основал город с длинным названием: Сьюдад-де-Нуэстра-Сеньера-де-Буэнос-Айрес. Смысл этого названия аргентинцы выражают так: «Город святой девы — покровительницы моряков».

Впоследствии это пышное название превратилось просто в Буэнос-Айрес. Теперь же большинство аргентинцев называют свою столицу коротко: «Байрес», а на почтовых отправлениях пишут еще короче: «Bs As».

Долгие годы Буэнос-Айрес был единственным портом страны. Коренные обитатели Байреса получили тогда кличку «портеньо» — «жители порта». Кличка эта зачастую и теперь применяется к жителям аргентинской столицы.

Байрес рос необычайно быстро. Сейчас это крупнейший город Южной Америки, да и вообще всего южного полушария. Так называемый Большой Буэнос-Айрес, включающий пригороды, насчитывает около четырех с половиною миллионов жителей.

Наш поезд, приближаясь к столице, всё чаще проносился мимо садов. Апельсиновые деревья сменили уже надоевшие нам кукурузные поля. Наконец, почти не сбавляя хода, экспресс ворвался на окраину огромного города и помчался в узком «канале» между жилыми домиками. На узкую улицу выходит «парадная» часть дома. Здесь все постройки на один образец. Тыльная часть смыкается с таким же рядом домов параллельной улицы. Домики крохотные. Один повыше, другой совсем низенький, а рядом вдруг дом с мезонином.

Вот двадцать домиков подряд, — не отличить один от другого. А местами рябит в глазах от внешне будто бы разных, но, по существу, тоже одинаковых стандартных домишек. Пестрые крыши — то черепица, то железо, окрашенное в зеленый цвет. Маленькие домики так тесно прижаты друг к другу, что высунешь голову из окна — и окажешься во дворе соседа.

На улицах этого предместья — ни деревца, ни кустика. Изредка лишь во дворе более обширного владения торчит жалкое деревцо, задыхающееся в кирпичном окружении.

Экспресс мчится дальше; мелькают склады и тыльные кирпичные стены громоздких домов центральной части столицы.

На столичном вокзале первыми встретили нас репортеры.

В Буэнос-Айресе издается несколько десятков газет, выходящих утром, днем, вечером. Каждая газета стремится сообщить самые свежие новости. Едва мы ступили на перрон, как к нам подбежали двое. Один щелкнул аппаратом, другой стал задавать вопросы. Сергей Васильевич по-испански на ходу кратко сообщил о нашей экспедиции.

Это было в 12 часов 30 минут. А в 3 часа дня мы купили газету, в которой прочитали большую статью о нас. Тут же был помещен и фотоснимок, сделанный на вокзале. В статье не было особенно выпирающей «развесистой клюквы», то есть вранья. Но снимок с успехом можно было бы заменить любым другим. На этом отпечатке даже родная мать никого бы из нас не опознала.

Тут же, на вокзале произошло еще одно «знакомство». После репортеров к нам подошел молодой человек и представился как агент тайной полиции Он подтвердил это, повернув лацкан пиджака. На внутренней стороне был прикреплен какой-то значок.

Молодой человек спросил, чем он может быть нам полезен. Мы сказали, что нам нужно поскорее такси…

Агент бросился сквозь толпу выходящих из подъезда пассажиров и через полторы-две минуты подкатил на такси. Усадив двоих из нас, он побежал за второй машиной, по пути что-то сказав носильщику, и так же быстро вернулся.

Носильщик, подвозивший наши вещи на тележке, намекнул нам, что такси в это время очень трудно достать.

Повидимому, его намек мы поняли правильно и оценили аргентинскими песо усердие этого явного агента тайной полиции. Он приятно улыбался, захлопнув за нами дверцу и напутствуя нас прощальными взмахами руки.

Мы помчались по шумным авенидам, — проспектам столицы.

Движение в Байресе не менее оживленное, чем в Рио. Но тут нет такой лихорадочной гонки, как в бразильской столице, нет подстегивающих надписей: «не менее 60 километров в час». Город хорошо распланирован, — проспекты пересекаются под прямым углом улицами (авенида и каже). В каждом квартале — номера домов в пределах сотни: один квартал имеет номер от 1 до 99, второй — 100–199, третий — 200–299 и т. д., хотя бы домовладений было больше или меньше. При такой системе любой адрес можно найти очень быстро.