Сопровождавший нас ботаник доктор Кастро рассказал, что если пересадить альгодан-да-прайю на хорошую почву, то вместо низенького невзрачного кустарника, какой мы видим сейчас, разовьется большое дерево. Такие деревья мы видели в Рио. У них густые кроны и крупные яркокрасные цветки, как у мальвы.

Океанская вода доходит до того места, где растет альгодан-да прайя, только изредка, — во время высокого прилива. Поэтому место, на котором мы стояли, рассматривая кустарник, было лишь сырое. Но вот мы прошли еще немного вперед, и под ногами стали выдавливаться мокрые расплывчатые следы. Вскоре ноги стали вязнуть в липком иле, а еще через несколько шагов башмаки зачавкали, — мы шли по воде, застоявшейся тут от морского прилива.

Но и тут, в иле, покрытом тонким слоем морской соленой воды, жили растения, да еще какие интересные!

Перед нами торчали, возвышаясь над водой на 10–12 сантиметров, дыхательные корни сиририты (Laguncularia racemosa из семейства комбретовых). Корни имеют толщину 2–3 сантиметра, поверхность их ноздревата.

Илистая, пропитанная соленой океанской водой почва, на которой растет сиририта, лишена воздуха, необходимого для жизни растений. Дыхательные корни построены из особой ткани, улавливающей воздух из атмосферы. Растение «дышит» посредством этих замечательных корней.

Наглядевшись на эти «растительные легкие», мы рассмотрели самое сиририту. Это невысокое, похожее на куст, сильно ветвящееся почти от земли деревцо высотой в пять-шесть метров. Листья его ничем не замечательны, — овальной формы, кожистые, блестящие. Цветков не было уже, а мелкие, еще не зрелые плоды плоскоовальной формы сидели на коротких плодоножках у основания листьев.

^{Сиририта}.

Заросль становилась всё гуще, продираться через нее было всё труднее. Мы с трудом добрались до полосы, где обладательница дыхательных корней растет вперемежку с сириубой (Avicennia nitida из семейства вербеновых). В отличие от сиририты, сириуба — невысокое деревцо с одним стволом, ветвящимся на втором-третьем метре от земли.

Двигаться дальше вперед мы уже не могли: ноги совсем увязали в грязи. Мы собрали гербарий со всех растений, а когда выбрались снова на сухое место, то уже старались не смотреть на свою обувь и брюки.

Но мы не дошли до самой воды, а там были еще интересные для нас растения. Как до них добраться? Доктор Кастро пригласил нас осмотреть мангрову со стороны океана.

^Манге.

Обезьяны уже не проявляли никакого интереса к нам, и мы без помех уселись снова в моторку. Проехали подальше от места причала, чтобы найти более типичные участки мангровы.

Внешнюю полосу мангровых зарослей образует манге (Rhizophora mangle из семейства ризофоровых) — тоже интереснейшее растение с приспособлениями уже совсем иного рода. У него ходульные корни, и оно «живородящее». Что же это такое? Если ехать вдоль мангровы в пору прилива, то видно, что ветви густой заросли опущены в воду, кусты как бы плавают. А во время отлива под густым, нависающим над водой зеленым пологом видны сходящиеся вместе косонаклоненные корни-подпорки. От места их соединения начинается собственно ствол дерева манге, образующего густую и ветвистую крону, которая вплотную смыкается с соседней. Дерево, таким образом, стоит на ходулях, поднимающих его выше уровня воды во время прилива.

Мангровы разрастаются обычно там, где нет сильного прибоя, — в глубине бухт и заливов. Но всё же приливно-отливные движения воды обладают достаточной размывающей силой, и в таких тихих местах под воздействием приливов и отливов у манге и выработались эти ходули; их роль — удерживать растение в зыбком илистом грунте в полосе приливной волны.

Второе приспособление — прорастание зародыша в плодах на самом растении. Плод манге развивает корни и первые листочки, будучи еще на материнском растении. Центр тяжести разросшегося до 35–40 сантиметров тяжелого плода находится в его нижней, заканчивающейся острием, части. Форма плода в это время — чуть-чуть извитая спираль. Оторвавшись от дерева, плод отвесно падает в воду, имея при этом большую скорость и получая благодаря спиральной изогнутости вращательное движение. Он как бы ввинчивается в топкий ил и быстро укореняется. Теперь морской волной или отливным течением его уже не отнесет никуда. Молодое растение будет жить здесь, в полосе побережья, где жили его предки.

Молодое деревцо манге, поднявшись над водой на двух-трех корнях-ходулях, развивает постепенно пышную крону и, по мере своего роста и утолщения ствола, выпускает от нижней его части новые корни. Некоторое время они выполняют роль дыхательных корней, далее же, достигнув дна, упрочиваются в нем и служат дополнительной опорой деревцу.

Был час отлива, когда мы на моторке подъезжали в разных местах «обезьяньего» островка к зарослям основного дерева мангровы. Повсюду ходульные корни манге так густо переплетались, что образовывали совершенно непроходимую преграду. Ноги вязнут в иле, в котором стоят на своих ходулях манге. Скользкая поверхность корней-подпорок покрыта моллюсками, и опираться на них ненадежно. Корни так густы, что человек изматывается, сумев продвинуться всего на несколько шагов.

Осмотрев мангрову на островке, мы отправились в конец бухты, к мангровым зарослям на берегу материка. И там мы наблюдали такую же точно картину мангровы, о которой я рассказал.

День наш был насыщен впечатлениями. Мы набрали много растений для гербария, образцов дыхательных и ходульных корней, плодов манге и других деревьев.

Усталые и перепачканные, но вполне удовлетворенные, мы уже после заката солнца вернулись на берег.

Особенно доволен я был тем, что мы взяли живые, начавшие прорастать плоды дерева манге. Оказывается, ни в одном из ботанических садов мира манте нет. Поэтому непременно хотелось довезти до Ленинграда плоды этого замечательного живородящего растения и вырастить их в оранжерее. Плоды манге жили у нас в сосуде с водой около месяца, но в конце концов погибли.

Бразильский Национальный парк (заповедник) расположен всего в нескольких часах езды от Рио. В этом заповеднике сохранились совсем нетронутые человеком уголки природы. И когда один из ученых, который с нами здесь познакомился, предложил поехать туда на несколько дней, — мы сразу согласились. Леонид Федорович отправился днем раньше, условившись, что он меня встретит на другой день поутру.

В этот день я проснулся рано, — солнце едва только поднялось из-под океана. Над заливом стлался густой туман. Из окна гостиницы было видно, как молочная сырая пелена растекалась по набережной и проникала в улицы, идущие к горам. Группы наиболее высоких фикусов, обрамляющих берег Ботафого, то возникали темнозелеными островками в колеблемом ветром тумане, то скрывались им. Клочья тумана заползали на склоны Корковадо и, казалось, растворялись в покрывающих их лесах. Небо было безоблачно, и вершины гор освещались солнцем, лучи которого внизу тускнели и гасли в тумане.

Через час я уже ехал в дачном поезде, который шел из Рио в маленький городок Терезополис, расположенный вблизи Национального парка.

^Банан.

^{Плод банана.}

С полчаса поезд шел по городу. Потом по обе стороны полотна стали встречаться деревянные домики. Возле каждого — колодец, маленький двор и обработанное поле.