Доктор Жил, всесторонне образованный лесовод, чрезвычайно предан своему делу. Он придерживается прогрессивных взглядов, весьма симпатизирует Советскому Союзу, высоко оценивает советскую науку. Он рассказывал нам о своих планах организации научной работы в заповеднике. Планы его интересны, но ученому никак не удается их осуществить потому, что правительство отпускает заповеднику очень мало денег. Их едва хватает на то, чтобы покупать кое-какие книги и выписывать несколько журналов. Вся библиотека умещается в одном шкафчике. Доктор Жил сказал, что у них имеется гербарий. Но этот гербарий настолько мал, что его так и не смогли разыскать в маленькой комнате управления, когда мы об этом попросили.

Доктору Жилу за три года его работы здесь удалось приступить к организации маленького ботанического сада в нижней части заповедника. Замысел ученого очень интересен: он хочет собрать здесь всех представителей флоры заповедника, пересаживая их уже более или менее крупными экземплярами. Но это требует больших усилий и затрат.

Через час после моего приезда мы с доктором Жилом отправились верхом на лошадях разыскивать Леонида Федоровича. Нашли его в густом лесу на высоте 1 100 метров, недалеко от дороги. Дорога эта, протяжением в 15 километров, проходит через весь заповедник от подножья до вершин. Внизу по ней еще может пройти машина, далее дорога становится такой извилистой и крутой, что удобнее всего пользоваться верховыми лошадьми; с трудом здесь можно проехать в легкой двуколке. А начиная с шестого километра и до вершины тянется такая узкая и крутая тропа, что часто надо вести коня в поводу.

На высоте 1 600 метров мы нашли дом для туристов. Он построен целиком из древесных пород, растущих в здешних лесах. Стены срублены из неокоренных стволов, крыша покрыта «соломой» из тонкостебельного бамбука-лианы. Стол и скамьи — из досок разнообразной естественной окраски. Даже люстра сделана из удачно подобранных древесных сучьев, к которым прицеплены несколько электрических лампочек.

^{Маракужа.}

В доме — одна большая комната с койками в два яруса, с большим столом и скамьями, вкопанными в землю. Пол — земляной и только возле постелей покрыт цыновками. К дому пристроены кухня, уборная и сарайчик, где установлена маленькая динамомашина, приводимая в действие бензиновым моторчиком. Но электростанция, наверное, действует плохо, — здесь освещаются главным образом керосиновыми лампами и «летучей мышью».

В первый же вечер доктор Жил устроил в нашу честь обед, составленный почти целиком из национальных бразильских блюд. Нам подавали пальмито (молодые неразвернувшиеся еще листочки пальмы), суп из шушу с картофелем, чураско (говядина, поджаренная прямо на огне) с соусом из фейжона, сам фейжон, который надлежало есть, посыпая его фариньей, и что-то еще. Мы с интересом и удовольствием пробовали все эти блюда. Пальмито мне особенно понравилось, оно вкусом похоже на спаржу. Чураско — ну, ничего… мясо как мясо. А вот фейжон, — даже сдобренный маслом и тапиоковой мукой, — не вызвал приятных ощущений. Вряд ли это блюдо нашло бы большой спрос у нас в Советском Союзе. А ведь в Бразилии фейжон, да к тому же без жира, — это основное питание многих миллионов рабочих, земледельцев и особенно негров, метисов и прочих «цветных», как их оскорбительно именуют «белые».

На сладкое были поданы консервированные фрукты — кажу (Anacardium occidentalis из семейства анакардиевых), манго и маракужа (Passiflora alata из семейства страстоцветных). Но в консервированном виде фрукты потеряли свою прелесть. Приторно-сладкий и густой сироп сделал их грубыми и резиноподобными и перебил вовсе вкус этих замечательных плодов. Особенно пострадали от консервирования манго, но и кажу тоже был неузнаваем. Свежий кажу — сочный, кислосладкий, с необычайно приятным привкусом. Он очень освежает и утоляет жажду.

^Кажу.

Кажу в свежем виде исключительно богат аскорбиновой кислотой. Вообще витаминов в кажу очень много. Этот плод служил лечебным средством с давних времен, когда еще не были открыты витамины. Кажу рекомендовали для излечения различных болезней.

Один бразильский врач почти полстолетия назад писал о кажу: «Говорят о лечении виноградом, плодами хлебного дерева, апельсинами, лимонами, вишнями, фигами, яблоками, финиками. Все эти средства, несомненно, эффективны, особенно лечение виноградом. Однако ни один из этих плодов не может соперничать по целебным свойствам с кажу. Слабые, истощенные люди, больные экземой, ревматизмом, страдающие отсутствием аппетита и поносами, собираются летом на один из прекрасных берегов Сержипе, где желтые и красные кажоэйро (так бразильцы называют дерево кажу) образуют прекрасные леса. Напитавшись соком кажу, больные возвращаются домой упитанными, пополневшими, не похожими на тех людей, какими они были раньше. Про кажу можно сказать, что даже злоупотребление им идет на пользу».

^{Миска с фариньей стояла на земле…}

Интересно, что у кажу съедобной является разросшаяся плодоножка. На конце ее в виде крючковато изогнутого придатка находится орешек, заключающий ядовитое семя. Рассказывают, что орешки тоже очень вкусны и вполне безопасны для человека, если их поджарить. Однако я ни разу не смог их попробовать. В продаже они бывают очень редко, так как почти полностью идут на экспорт в США. Только Сергею Васильевичу в Баие удалось их отведать.

За обедом мы спросили Жила, накормлены ли рабочие, которых он нам дал в помощь. Может быть, их позвать сюда, вероятно, они очень голодны? (Леонид Федорович их взял с утра в лес, и они до сих пор не ели.) Жил коротко ответил, что они уже поели.

Один из сопровождающих нас рабочих был мулат с черными курчавыми волосами, а второй, повидимому, метис, но с очень светлой кожей и тонкими чертами лица. Уже после ужина, случайно зайдя на кухню, я обоих застал за трапезой: у них было по алюминиевой миске фейжона; один сидел на пороге кухонной пристройки, второй — на корточках у стены; миска с фариньей, которую они подбавляли в фейжон, стояла на земле между ними. На кухне есть стол и скамейки. Но за столом сидели белые: повар и парень, пригнавший наших лошадей, которых мы оставили в лесу. Они доедали остатки нашего обеда.

Мы пробыли в Национальном парке четыре дня и сделали за это время очень много интересных наблюдений. Дорога, пересекавшая парк, вела нас всё выше и выше, и перед нами раскрывались разнообразные картины тропического леса.

Вот дорогу неожиданно преградило упавшее дерево, которое еще не успели распилить и убрать. Этот ствол оказался для нас просто кладом. Мы на нем собрали для своего гербария более тридцати видов эпифитных цветковых растений, мхов и лишайников. Тридцать «квартирантов» только на одном дереве!

Часто попадалось нам интересное дерево, о котором я уже упоминал, — цекропия. Ее крупные лапчатые листья, образующие зонтиковидную крону, отличаются серебристым оттенком и заметны издалека на общем темнозеленом фоне леса. Но не это замечательно. В стволе цекропии имеются пустоты, в которых живут муравьи, питающиеся соком особых железок, находящихся у основания листьев. Здесь мы наблюдаем пример своеобразного «содружества» между насекомыми и растением.

^{Сумаума.}

В тропическом лесу водится огромное количество муравьев самых различных размеров и окраски. Они в таком изобилии населяют лес, что постоянно сваливаются на путника, пробираются за шиворот, заползают в рукава и штанины, и, что самое неприятное, часто очень сильно кусаются и жалят, вызывая то боль, то зуд. Мы вполне оценили замечание русского ботаника Ю. Н. Воронова, путешествовавшего в тропических лесах Колумбии: «Под тропиками муравей в гораздо большей степени, чем хищник, грозит на каждом шагу человеку, а порою отравляет существование».