На другой же день листья в нашем гербарии побурели, цветки стали коричневыми, потом покрылись плесенью. Остальное довершили муравьи — они съели полусгнившие растения дочиста, оставив только черешки и самые толстые листовые жилки.

Муравьи наносят в Бразилии огромный вред, — они поедают листья самых ценных деревьев.

Сауба, или походный муравей, передвигается большими колоннами. Иногда эти насекомые действуют так: часть муравьев залезает на деревья и сбрасывает оттуда листья, перегрызая их черешки. Внизу трудятся другие муравьи, которые уносят листья в муравейник. Так как обыкновенно все муравьи идут по одной дорожке, то в короткое время она так утаптывается и делается такой гладкой, будто по траве проехала телега. Муравьи сауба поедают молодые саженцы кофейных деревьев. В некоторых районах муравьи так многочисленны, что почти невозможно обрабатывать растения. Муравьев и термитов настолько много, что они в тенистых местах населяют чуть не каждый вершок земли.

Но как же уберечь гербарий от воздействия тропического климата и от прожорливых муравьев? Способ, применяемый в тропиках, довольно сложен, но зато он надежный.

Растения аккуратно расправляют и закладывают в прочную бумагу. Несколько таких листов с растениями связывают шпагатом в пачку и плотно укладывают в цинковый ящик. Затем в ящик вливают бутылку спирта, который пропитывает и бумагу и растения, консервируя их. При этом исчезает естественная окраска цветков, но цвет листьев и стеблей изменяется мало.

Если собранные коллекции будут обрабатываться через много месяцев, то ящик наглухо запаивают. Если же растения надо сохранить только в течение двух-трех месяцев, то достаточно заклеить щель крышки прорезиненной лентой, подобной той, что идет для изоляции электропроводов. За такой срок пары спирта не успевают улетучиться. Цинк обязателен; если сделать ящик из жести, он в тропиках очень скоро будет изъеден ржавчиной.

Мы, конечно, знали, что собирать гербарий обычным способом в Бразилии нельзя. Мы даже привезли с собой из Ленинграда образец цинкового ящика, в надежде на то, что нам в Рио по нему быстро сделают сколько угодно таких ящиков. Но это неожиданно оказалось затруднительным делом. Сергею Васильевичу, знающему испанский язык (в Бразилии говорят по-португальски, но многие понимают испанский), пришлось долго ходить по городу, прежде чем он нашел в глухом переулке жестянщика, который взялся выполнить заказ.

Первую партию ящиков мы получили только через неделю. За это время гербарий, собранный в Ангра-дос-Рейс, и был уничтожен «совместными усилиями» тропического климата и бразильских муравьев.

Получив ящики, мы смогли начать ботанические экскурсии по стране.

Мы разделились на три «отряда»: Борис Константинович, как глава нашей ботанической группы, отправился на юг, в Сан-Пауло, — второй по величине город Бразилии. Там, по приглашению общества советско-бразильской дружбы, ему предстояло прочитать доклад о достижениях отечественной ботанической науки. Сергей Васильевич вылетел на север, в город Баию, чтобы познакомиться с работой института какао. Кроме того, ему хотелось посетить район каатинги.

Каатингой в Южной Америке называют особые природные области, расположенные в сухих тропиках. Здесь господствуют растения, хорошо выносящие засуху, — жесткие и колючие травы, кактусы, низкорослые деревья, сбрасывающие листву. В каатинге встречается бутылочное дерево, накапливающее в толстом стволе, похожем на громадную бутылку, много влаги.

Мы с Леонидом Федоровичем решили совершить экскурсию в кампосы — степи Бразильского плоскогорья. Самолет, в котором мы отправились на запад, в городок Араша, вылетел из Рио ранним утром. Летчик развернулся над знакомой уже нам бухтой Гаунабарой и описал круг над городом. Рио сверху некрасив: улицы спланированы беспорядочно, здания типа небоскребов торчат над обыкновенными домами.

Сначала идем над океаном. Поверхность его кажется гладкой. Лишь против солнца блестит, как чешуя гигантской рыбы, мелкая рябь. Океан будто спокоен. Но у берега видны следы его неустанной работы: береговые отложения, смытые волной, окрашивают воду в разные тона.

Далеко внизу накатывается на берег узкая полоска волны. Вот она сверкнула ослепительно белым гребнем, стала шириться и таять в океанской синеве. Не торопясь за ней идут другие валы.

Совсем по-иному выглядит волна с берега. Там она бешено мчится, наваливается, смывает, рушит. Сверху же она кажется ленивой, тягучей, густой.

Вот река впадает в океан. Далеко от берега в прозрачно-глубокой синеве висит муть, как будто цветная кисея утоплена в воде. Один край кисеи ровный, словно обрезан, другой — рваный, он всё блекнет. И вот уже не видно границы, — океан поглотил красновато-коричневую муть.

Маленькая бухта. Пароходик стоит у пристани. Легкая зыбь играет лучами солнца и отражает берега. То ослепит на миг блик солнца, то надвинется глубокая тень. И опять — спокойное отражение вечно изумрудных берегов.

Самолет удаляется от берега. Под нами невысокие горы, сплошь покрытые тропическими лесами. Даже сверху видно, как разнообразна растительность. Вот два цветущих дерева. Кроны их сплошь усыпаны цветками: на одном — нежно-кремовые, на втором — пунцовые. Оба дерева ярко выделяются на общем фоне зелени, но они далеко друг от друга. Не видно ни одного места, где бы два одинаковых дерева стояли рядом.

^{Имбауба.}

Многие деревья тропического леса имеют крупные и ярко окрашенные цветки или соцветия. Но сейчас здесь зима, цветут только немногие виды. Я не знаю, как называются оба этих цветущих вида, но вот узнаю сверху имбаубу (Cecropia cinerea из семейства крапивных). Ее крона выделяется серебристым оттенком крупных вырезных листьев.

Еще полчаса полета. Под нами всё еще расстилается «зеленый океан» лесов. Изредка сверкнет мелкая речка; дорог и жилья совсем не видно.

Идем на высоте 9 тысяч футов (2 743 метров; в Америке приняли метрическую систему для расстояний, но сохранили футы при измерении высот). Под нами облака, часто скрывающие землю. Солнце накалило металлические стенки и в самолете душно.

Облака поредели. Поредел внизу и лес. Видны пашни, появились одиночные фермы, дороги и тропинки.

Всё больше пастбищ. Видны пасущиеся стада. И вот уже лес только в долинах и на крутых склонах. Начали встречаться кофейные плантации; прошли над несколькими мелкими селениями.

Через час после вылета из Рио мы увидели слева большой город Бело-Оризонте — столицу бразильского штата Минас-Жераис. Спустя несколько минут мы приземлились близ озера, невдалеке от города, в местности Лагоа-Санта, хорошо знакомой ботаникам.

Здесь в прошлом столетии в течение трех лет работал известный ботаник Варминг. Он насчитал в лесу вокруг озера 80 видов деревьев! А ведь здешний лес значительно беднее по видовому составу, чем типичный тропический лес влажных низменных мест.

Аэродром — вернее посадочная площадка — устроен очень просто: срублен и выкорчеван лес и содран поверхностный слой почвы. Искусственного покрытия на аэродроме нет, уход сводится к тому, чтобы не допустить возобновления растительности, которая — только забрось участок на год — начнет буйно покрывать его.

Земля тут красная. Красный цвет — характерный признак здешних почв-латеритов, богатых содержанием окислов железа.

Прогуливаемся по полю аэродрома, радуясь свежему ветерку, который слегка умеряет солнечный зной. Утоляем голод бананами, а жажду — ананасами, так как буфета здесь нет. За отвалами земли, окаймляющими посадочную площадку, растет корявый кустарник. У него сиреневые цветки, как у картофеля, только крупнее, и большие шаровидные плоды, качающиеся на длинных плодоножках. Это уже представитель растительного мира кампосов — лобера (Solanum из семейства пасленовых). Листья его жесткие, а стебель и ветки снабжены колючками.