Когда Юрия Владимировича не стало, когда его место занял Черненко, нетрудно было предвидеть, что начнутся козни против выдвиженцев Андропова, в первую очередь против самого молодого члена Политбюро Горбачёва, которого в ту пору рассматривали в качестве преемника реформаторских идей Андропова.
Я пришёл в ЦК в августе 1985 года, и тех времён уже не застал. Но отголоски прежних аппаратных баталий ещё долго давали о себе знать. Ветераны Старой площади много рассказали мне о сложных конфликтных ситуациях того времени. Все терялись в догадках: на кого поставить? Интриги продолжались все тринадцать месяцев правления Черненко, и после победы Горбачёва огромное количество аппаратчиков вынуждено было паковать свои вещи и покидать кабинеты — не на того поставили.
В.А. Медведев:
— В официальной пропаганде продолжали громыхать фанфары и литавры, а в недрах ЦК по инициативе и под руководством Горбачёва началась серьёзнейшая аналитическая работа, прежде всего касающаяся социально-экономического развития страны. Это был, по сути дела, утробный период перестройки — вызревания новых подходов, некоторых основных идей. Было ясно, что страна отстаёт от Запада в важнейших сферах научно-технического и социального прогресса. Не только не уменьшается, но увеличивается разрыв в жизненном уровне населения в сравнении с другими странами, даже нашими партнёрами по Совету Экономической Взаимопомощи. Уже тогда стремились докопаться до причин такой ситуации, хотя этот поиск порой ограничивался областью государственного управления экономикой и научно-техническим прогрессом.
Мне пришлось ещё в бытность ректором Академии общественных наук участвовать в рабочих совещаниях экономистов-учёных и практиков по этим проблемам, проводившихся Горбачёвым. А после перехода в Отдел науки и учебных заведений такое участие стало регулярным.
К аналитической работе привлекались наиболее авторитетные учёные: А.Г. Аганбегян, Е.М. Примаков, О.Т. Богомолов, Г.А. Арбатов, Л.И. Абалкин, С.А. Ситарян, Р.А. Белоусов, Т.И. Заславская, И.И. Лукинов, А.А. Никонов и другие. После возвращения из Канады и назначения на должность директора Института мировой экономики и международных отношений в разработке концептуальных материалов самую активную роль стал играть А.Н. Яковлев.
В. Болдин:
— М.С. Горбачёв, прилагавший немало сил, чтобы продемонстрировать своё влияние, чувствовал нараставшую отчуждённость в отношениях с генсеком. Его мало привлекали к решению важных вопросов, не было и той доверительности, к которой он привык, работая с Ю.В. Андроповым. Это беспокоило М.С. Горбачёва. Он предпринимал усилия, чтобы как-то наладить отношения с генсеком, но холодок в них оставался. Как я уже говорил, не было взаимопонимания у Михаила Сергеевича и с Советом Министров СССР. М.С. Горбачёв часто говорил о своей изоляции, пытался убедить всех, с кем общался, в преданности Черненко.
Скоро я узнал, что Е.К. Лигачёв по просьбе Михаила Сергеевича провёл переговоры с генсеком, стараясь убедить его в личной верности Горбачёва. В результате ли этой беседы или по другим причинам, но холодок Черненко несколько ослаб. М.С. Горбачёв стал чаще встречаться с генсеком. Несмотря на многие ограничения, начал последовательно воплощать в жизнь «задумки» Черненко. Мне он тогда признался:
— Вчера встретился с К.У. Черненко и сказал ему, что, несмотря ни на какие сплетни, на попытки нас столкнуть, буду активно поддерживать его, помогать в работе, делать всё, что необходимо.
И для меня пояснил:
— Нельзя в партии разводить склоки, давать пищу слухам. С генсеком буду сотрудничать как положено.
Это его заявление, считал Горбачёв, выбьет козыри у тех, кто видел в нём человека, мечтающего занять самое высокое место на политическом Олимпе. Не знаю, сколь откровенно были сказаны эти слова, но полной поддержки, конечно же, не было и не могло быть, ибо столкнулись не два человека, а две линии и идти в фарватере Черненко было бы для Горбачёва губительно, уравняло бы их в понимании проблем и их решении.
Об этом я сказал Горбачёву. Он, как всегда, промолчал. Умение пропустить слова мимо ушей и оставлять вопросы без ответа было и осталось характерной чертой этого человека. Часто даже его «нет» означало согласие на действие.
A. Коробейников:
— А как негодует Горбачёв в своей книге «Жизнь и реформы» по поводу избрания генсеком Черненко! Тогда же не просто молчал, но и поддакивал. В таких жизненных ситуациях порядочные политики обычно, проявляя гражданское мужество, уходят из опостылевшей команды. О таком поступке наш герой даже и не помышлял, унижался, ожидая своего часа. И не столько доблестные заслуги, сколько лавирование вынесло его наконец на партийную верхушку. Однако многолетнее приспособленчество постепенно губило в нём все оставшиеся ещё здоровые начала, делало безвольным человеком и непродуктивным политиком.
B. Казначеев:
— Горбачёв делал резкие, отчаянные шаги, однако страсть к мелким интригам вместо конкретных дел подвела его. Вместо того, чтобы заняться экономикой, он затевает истерическую кампанию, нацеленную на дискредитацию Черненко как идеолога и политика. Местом действия была выбрана Молдавия, республика, в некотором смысле связанная с именем Черненко, — он работал там в своё время вместе с Брежневым. Безусловно, с Молдавией у Черненко сохранились самые тесные связи, но крепкого компромата Горбачёву найти не удалось. Комиссия выявила некоторые нарушения, последовала истеричная, в духе Горбачёва разборка. И хотя в бытность свою на Ставрополье он наезжал в Молдавию перенимать опыт работы в республике, рассказывая впоследствии о блестящих достижениях молдаван, теперь ситуация изменилась… Клеймилось позором всё скопом. Все республиканские структуры были уличены в недостаточной работе по росту производительности труда, по утверждению подлинного партийного, делового стиля, по нацеленности на решение важнейших проблем и прочее. Словом, всё то, в чём можно было уличить любой край, область, республику. Поскольку Молдавию курировал Черненко, то отрицательные результаты проверки, получившие широкую огласку, безусловно, явились ударом по Константину Устиновичу.
Вторым подобным выпадом явилась разгромная критика некоторых министерств. Это был «подкоп» под Тихонова. Однако вопреки ожиданиям Михаила Сергеевича, привыкшего к лёгким победам, достигавшимся, как правило, за счёт других, все эти действия не привели ни к каким конкретным последствиям. Результат был нулевой. Выпустив весь пар, Горбачёв метался от одного члена Политбюро к другому, ища поддержки. Он как-то внезапно сник. Черненко же, напротив, выглядел бодрым. Ему удавалось всё: уйти самому и, главное, вывести из-под «обстрела» горбачёвской критики всех своих подопечных. К тому же стало ясно, что Горбачёв более ни на что не способен. Так, собственно, и было на самом деле. Горбачёв был искусным интриганом, но его уязвимым местом, его ахиллесовой пятой были болезненная мелочность и склочность. В политических баталиях он всегда стремился встать над враждующими, а к концу схватки, когда уже видно, кто кого, выступить на стороне победителя. Его главная политическая доктрина: вовремя поставить на нужную лошадь, которая приведёт к победе. Когда же Михаил Сергеевич впервые остался почти один на один с сильным противником, то оказался беспомощным, бессильным. Горбачёв не был способен пойти ва-банк, для этого у него не хватило бы ни смелости, ни ума. Он являлся выходцем из партийно-номенклатурной системы, которая, увы, не воспитывала революционеров, она в изобилии штамповала царедворцев и бюрократов, вернее, создавала для них все условия.
В. Болдин:
— Он сильно грешил на помощников Константина Устиновича и никому из них не простил переживаний тех дней, изгнав впоследствии их из аппарата ЦК КПСС или задвинув на второстепенные роли. Объектом большой неприязни оставался помощник Ю.В. Андропова и К.У. Черненко А.И. Вольский, которого М.С. Горбачёв, видимо, не решаясь изгнать, держал в «чёрном теле». На заседаниях Политбюро ЦК, совещаниях в унизительном тоне критиковал его, месяцами не принимал по важным вопросам, посылал в горячие точки страны в надежде на провал его миссии. Думаю, всё это видел А.И. Вольский и смог составить о Горбачёве мнение, основанное на личном опыте. Отказывая А.И. Вольскому в приёме, не давая возможности уйти в отпуск в период его работы в Карабахе, Горбачёв делал это в грубой, порой оскорбительной форме. И мне не раз приходилось сглаживать его оценки деятельности Аркадия Ивановича и причины отказов в просьбах.
