— Это случится через миллиарды лет.

— Что ж, спасибо, — так же грустно промолвила Элисон. — Надеюсь, я к тому времени поправлюсь.

Ломакс приехал в Линдберг в половине первого.

— Вы опоздали к началу урока, — сказала женщина-охранник. Она с притворной серьезностью наставила на Ломакса палец. — Уроки в летней школе начинаются в десять, и учителя очень рассердятся на вас.

— Я ищу Эндрю Драпински. Он должен ждать меня в биолаборатории.

— Туда. Вверх по ступенькам в конце коридора, затем дважды свернете.

— А вы не будете проверять, нет ли у меня с собой оружия?

Она рассмеялась:

— У вас нет оружия. Чтобы понять это, достаточно посмотреть вам в лицо.

Ломакс ощущал запахи своих школьных лет. Мел, мастика для натирания пола и еще нечто невыразимое, вероятно, тестостерон. Он начал подниматься по ступенькам. Увидел свое отражение в зеркале и выпрямился.

Коридоры были пусты. Только раз он миновал группу учащихся — они посмотрели на него удивленно. В некоторых классах шли уроки. Сквозь закрытые двери раздался смех, затем крик. Ломакс прислушался. Урок драмы. На вершине лестницы Ломакс учуял запах красок и глины. Он прошел мимо рисовального класса. Ломакс заглянул внутрь. Стены были увешаны рисунками. Учащиеся явно предпочитали кричащие цвета, несколько подростков стояли у стены и оценивающим взглядом рассматривали свои работы.

— Доктор Ломакс? — раздался голос с другого конца коридора.

Эхо отразилось несколько раз, так что Ломакс не сразу понял, что зовут именно его. Он виновато дернулся и направился к маленькому лысому человечку. Шкафчики в коридоре были заперты, оставшееся от последнего семестра объявление, написанное от руки, извещало о собрании, которое должно было состояться после уроков. Ломакс отметил, что астрономический клуб приглашал в горы, где именно сейчас сложились благоприятные условия для наблюдения ближайших галактик. Вспомнив Джо Джонсона, он спросил себя: а есть ли в клубе девушки, и симпатичные ли они? Ломакс вспомнил, как мучился из-за отсутствия девушек в астрономическом клубе своей школы.

— Это рисовальный класс. Биолаборатория здесь, — сказал Драпински, когда Ломакс подошел к нему.

Ломакса так захватили запахи лаборатории, мела и прочего, что он не сразу заметил, чем занят Драпински. Учитель вертел в руках большую стеклянную банку. Внутри банки шевелились какие-то насекомые.

— Простите, я должен приготовиться к уроку, — сказал Драпински.

Ломакс принялся рассматривать плакаты на стенах. Кровеносная система зародыша. Размножение растений. Структура нуклеиновых кислот. Анализ состояния здоровья по показаниям пульса и кровяного давления.

— Ну вот… я просто усыплю этих ребят при помощи газа, — сказал мистер Драпински. — Дрозофила. Фруктовая муха. Наверное, в школе вы тоже этим занимались. Все когда-то этим занимались.

Он щелкнул выключателем. Ломакс попытался вспомнить занятия по генетике с фруктовыми мухами, но безрезультатно.

— Спасибо, что согласились побеседовать со мной о Гейл Фокс, — начал он.

Драпински перебил:

— Не уверен, что наша беседа состоится.

— Но по телефону…

Учитель биологии не смотрел на Ломакса. Он не сводил глаз с фруктовых мух. Ломакс тоже посмотрел на них. Казалось, насекомые стали двигаться заметно медленнее.

— Я мог бы поговорить с вами — времени достаточно, но не уверен, хочу ли этого.

Мухи вели себя странно. Они постоянно сталкивались друг с другом. Несколько экземпляров уже лежали на дне банки.

— Почему?

— Вы ведь защищаете ее мачеху?

— Да.

— Вот именно поэтому.

Драпински носил очки в толстой оправе и с толстыми линзами. Он так наклонил голову, что ободки очков скрыли глаза. Ломакс сменил угол зрения, но учитель тут же отодвинулся в сторону. Ломакс решил, что он просто не желает встречаться с ним взглядом. Ломакс узнал коллегу-недотепу. Одежда Драпински казалась поношенной и плохо сидела.

Газ действовал на дрозофил, они падали на дно банки без всяких признаков жизни. Некоторые еще летали, но весьма беспорядочно.

— Всегда найдется несколько таких, которые не желают сдаваться… — произнес Драпински.

Наконец последняя муха упала на дно банки.

— Зачем вы убиваете их? — спросил Ломакс.

— Не убиваю. Они под наркозом.

Учитель открыл банку и высыпал безжизненные тела на белый лист. Они застучали по бумаге, словно капли дождя.

— Вам известно об убийстве Гейл и Льюиса Фокс? — спросил Ломакс.

— Разумеется.

— Так вот, я столкнулся с некоей проблемой. — Драпински все еще не поднимал глаз. — Я пытаюсь понять убийц и для этого собираю сведения о жертвах убийства. Но когда я начинаю спрашивать людей о Гейл Фокс, почти никто не может вспомнить ее. Я позвонил вам, вы ее вспомнили, но когда я пришел, чтобы поговорить о ней, вы отказываетесь от разговора.

— Охотно верю, что вас это раздражает, — согласился Драпински, ставя банку на стол.

Ломакс решил поторговаться:

— Давайте так: я буду задавать вопросы, а вы решите, стоит ли отвечать на них.

Драпински изобразил на лице странную гримасу. Лицо сморщилось, словно резиновое, и стало похоже на маленький белый морщинистый шарик. Очки чуть не упали на стол.

— Но… — начал он, снова гримасничая, на сей раз по-новому. Линзы очков оставались неподвижными, а плохо повязанный галстук словно ожил. — Но… я давно уже решил для себя, что эта женщина — чудовище. Как я могу помогать человеку, который берется защищать чудовище?

— Чудовище? Джулия Фокс?

Драпински кивнул.

— Как йети, — сказал он, на сей раз глядя прямо на Ломакса. — Я всегда представлял ее в виде отвратительной самки снежного человека.

Ломакс не знал, что и сказать на это.

— Наверное, — добавил Драпински, — звучит странно.

— Странно. И ненаучно.

Драпински вздрогнул. За стеклами очков трудно было определить цвет его глаз. Какой-то размытый, подумал Ломакс.

— Вы встречались с Джулией Фокс?

— Нет, но слышал о ней достаточно.

— Трудно узнать человека, основываясь только на слухах. Именно поэтому мне так трудно понять, какой была Гейл Фокс.

Ответа не последовало. Драпински прошелся по комнате, выдвинул ящик и снова вернулся на место уже со скальпелем в руке. Он начал разделять мух на две кучки. Ломакс так и не понял, каким критерием учитель руководствовался при отборе. Со стороны все мухи казались одинаковыми. Разочарованный Ломакс продолжал:

— К тому же чудовище — термин антинаучный. Не знаю, что значит это понятие для вас, но чудовище, которым вы считаете Джулию Фокс, и чудовище, убившее Гейл и Льюиса, — это не совсем одно и то же.

— А вы умеете подбирать слова, — сказал Драпински, чуть помедлив над своей работой. — Сразу видно адвоката.

— Ошибаетесь. Я астроном.

Учитель биологии поднял глаза на Ломакса и быстро-быстро заморгал.

— Я — астроном, но сейчас в творческом отпуске и помогаю в расследовании убийства. Разве это не доказывает, что и вы способны ошибаться в людях, не так ли, мистер Драпински?

Учитель улыбнулся. Лицо и часть лысины при этом сморщились.

— Вы совершенно не знали Гейл? — спросил он. — А ей бы понравилось беседовать с вами — она увлекалась астрономией. Как и множеством других вещей. У нее был живой ум исследователя. Не удивлюсь, если Гейл состояла членом здешнего астрономического клуба.

Ломакс молча ждал продолжения.

— Вам не понравится то, что я скажу, — заметил Драпински. — К тому же времени мало. Вы опоздали. На тридцать минут.

— Простите, — сказал Ломакс.

— Хм, — произнес Драпински. Судя по тону, прощать он не собирался. — А по какой причине вы опоздали?

— Принести вам записку от матери?

— Мне хотелось бы узнать причину.

— Когда я выходил из дома, зазвонил телефон.

— Это был очень важный звонок?

Ломакс подумал.

— Наверное, нет, — признал он. Определенно нет. Сегодня вечером он так или иначе увидит Ким в обсерватории. Тогда он мог бы и договориться о визите Элисон. — Простите, — сказал он. — Я всегда стараюсь успеть, но всегда опаздываю. И ничего не могу поделать с этим.