Впервые за прошедшие минуты Анатолий Вареников ощутил волнение, поняв только сейчас, как сильно у него дрожат руки. Шероховатое цевье "калашникова" было готово выскользнуть из вспотевших ладоней, пот липкой струйкой стекал вдоль позвоночника, и рубашка, а затем и китель, набухли от влаги.

Со всех сторон доносилось хриплое дыхание, сухо клацали затворы, девять пар глаз впились в сумрак, скрывавший приближавшегося врага. Пулеметчик, держа наперевес РПК-74 с секторным магазином на сорок пять патронов, выступил вперед, расположившись по центру туннеля, а остальные бойцы встали ближе к стенам, держа оружие наизготовку.

– Отличная позиция, – усмехнулся Вареников, чуть ослабляя хватку на автомате и опуская ствол к полу. – Не обойти с фланга, не выйти в тыл! Будут напирать только в лоб!

– И мы их всех тут покрошим, козлов! – оскалился старший сержант, поддержанный одобрительным ворчанием своих бойцов.

– Нужно погасить все лампы, – предложил генерал, зная наверняка, что командир отделения примет любое его решение. – Любой, кто покажется оттуда – наш враг, не нужно видеть, в кого стреляешь. Приготовить осветительные ракеты, и разыщите где-нибудь пару мощных фонарей – ослепим ублюдков, когда покажутся!

– Есть, товарищ генерал армии!

Уверенная рука легла на рубильник, и укрепленные под сводом тоннеля и на стенах лампы, забранные металлической сеткой, погасли, заставив людей часто моргать, избавляясь от огненных кругов перед глазами. Нити накаливания тлели еще пару секунд, остывая, а затем все поглотила тьма.

– Ждать недолго, сынки, – бодро произнес командующий Сухопутными войсками, вселяя в бойцов уверенность. Пусть под его началом сейчас было всего восемь человек, а не армия целой державы, он оставался старшим по званию, генералом, тем, чьи приказы исполнялись беспрекословно, и чье мнение принимали, как догму. – Сейчас постреляем! Не расслабляться, сохранять тишину!

Вареников оказался прав, да иначе и быть не могло. Прошло не больше двадцати минут прежде, чем тьму вспороли лучи фонарей, метавшиеся по полу и стенам туннеля. Хотя противник пытался передвигаться скрытно, шорох множества шагов все равно показался оглушающим грохотом. Шепот на чужом языке, бряцанье амуниции – все это заставило бойцов Варенникова подобраться, направляя стволы АК-74 туда, где свет становился все ярче.

– Приготовились, – громким шепотом произнес Анатолий Вареников, плотнее прижимая к плечу приклад "калашникова" и мягко касаясь пальцем спускового крючка. – Валите всех, кого увидите!

Противник еще не был виден, и только свет фонарей, довольно тусклый, выдавал его приближение. Лучи уже почти дотянулись до отделения, застывшего на позиции, как вкопанное, когда генерал Вареников, чувствуя, как судорожно сжалось вдруг сердце, гаркнул на весь тоннель:

– Огонь!

Когда впереди сверкнуло пламя, и поток трассеров огненным дождем брызнул в лицо, командир десантной роты в один прыжок оказался у стены тоннеля, прижимаясь спиной, туго перетянутой ремнями подвесной системы, в гофрированный металл внутренней облицовки. Рядом повалился кто-то из бойцов, хрипя и дергаясь в конвульсиях, и в свете фонарей было видно, как из зияющих ран в груди толчками вытекает кровь.

Пули свистели в считанных дюймах от лица оцепеневшего майора, и позади звучали вскрики тех, в чью плоть впивались раскаленные кусочки свинца, от которых не спасали бронежилеты – даже если кевлар и выдерживал прямое попадание, энергия малокалиберной пули была такова, что внутренность несчастного превращались в кровавую отбивную.

– Ответный огонь, ответный огонь, – закричал майор, сам вскидывая карабин М4А1 и посылая в невидимого врага короткую неприцельную очередь. – Выключить фонари – русские нас видят! Пользоваться ночным видением!

Противник проявил терпение, застав десантников врасплох и теперь, укрываясь в темноте, вел дьявольски точный огонь, выведя из строя не меньше десятка бойцов за считанные секунды. Тактические фонари погасли, и сквозь очки ночного видения американцы теперь могли рассмотреть излучающие тепло силуэты вражеских солдат. Но сполна воспользоваться своим преимущество наступающие так и не успели – из тьмы с шипением вырвались мерцающие шары осветительных ракет, высвечивая четкие силуэты прижимавшихся к стенам тоннеля десантников, их казавшиеся неестественно бледными в этом мерцающем свете, искаженные гримасой ярости лица, а вслед ракетам устремился новый шквал пуль.

Грохот автоматных очередей оглушил, от пороховой гари, ударившей в ноздри, сперло дыхание, глаза резало от вспышек выстрелов и лучей тактических фонарей. Противники вели друг по другу шквальный огонь с каких-то ста метров, даже меньше, расстояния, ничтожного для того, чтобы промахнулся даже безрукий слепец, и еще меньшего для того, чтобы суметь уклониться от вражеского огня. Выпущенные в упор из АК-74 и американских М16А2 высокоскоростные малокалиберные пули не мог остановить кевлар бронежилетов, и даже титановые пластины оказывались слишком слабой защитой в этом бою. Прошло не больше трех секунд – хватило, чтобы полностью снаряженные магазины успели опустеть – а на ногах оставалось всего несколько человек. И одним из них по прихоти судьбы оказался Анатолий Вареников.

Командующий Сухопутными войсками остался жив, хотя вокруг собирала урожай ненасытная смерть. Генерал видел, как погибали его солдаты, как выпущенная в упор очередь отбросила назад пулеметчика, сбивая его с ног, чтобы тот больше не смогу подняться. Свинцовый шторм сметал пытавшихся остановить врага солдат, успевавших дать в ответ очередь, может быть, две, прежде чем раскаленный свинец впивался в их плоть.

– Суки! – Вареников страшно зарычал, вжав спусковой крючок до упора и чувствуя, как бьется в его руках захлебывающийся огнем "калашников", точно птица, рвущаяся на свободу из ненавистной клетки. – Суки!!!

Смерть обходила стороной генерала, тот сам стал идеальным орудием в ее руках. Чтобы опустошить магазин, расстрелять все тридцать патронов, Варенникову потребовалось всего четыре секунды, и он был уверен, что ни одна пуля не была потрачена впустую. Свинцовые конусы, разгоняясь до девятисот метров в секунду, прошивали легкие бронежилеты американских десантников, вспарывая их тела, а под ноги генералу с веселым звоном сыпались латунные цилиндрики еще горячих гильз.

– Все назад, – прохрипел Вареников, увидев, что рядом осталось всего лишь двое, два молодых парня, яростно поливавших врага огнем из своих АК-74. – Отходим! Назад, черт возьми!

Рассыпанные по дну тоннеля сигнальные ракеты, догорая, отбрасывали мерцающие блики, в которых чернели вражеские силуэты, а в них вгрызались нити трассирующих пуль, словно косой сметая американцев, суетившихся под кинжальным огнем. Фальшфейеры одновременно подсвечивали цели, облегчая работы бойцам Вареникова, и при этом слепили врага – даже столь слабого света хватало, чтобы приборы ночного видения превратились в бесполезные куски пластмассы.

Сгустившийся впереди сумрак озарился яркой вспышкой, и пулеметная очередь огненным бичом хлестнула по припавшим на колено стрелкам. Генерал видел, как одного из парней, не дрогнувших перед лицом наступавшего врага, сбило с ног, отшвырнув к стене, когда в него угодило разом не меньше десятка пуль калибра 5,56 миллиметра.

– Ложись, – крикнул Вареников единственному уцелевшему бойцу, автомат которого захлебывался огнем. – Падай, мать твою!

Вареников сбил с ног солдата, собою закрывая его от летевших из дальнего конца тоннеля пуль. Американцы, чувствуя, что ответный огонь ослаб, палили из всех стволов, видимо, подтягивая все новые силы и медленно, но верно продвигаясь вперед. Пулеметчик, скрываясь в сумраке, бил длинными очередями, прижимая защитников подземной "цитадели" к полу, не давая не то, что прицелиться, просто поднять голову.

– Назад, – приказал Вареников, подталкивая своего напарника. – Ползком, ползком, парень! Высунешься – янки голову на раз отстрелят!