– Генерал, сэр, – следом за командиром полка поднимался затянутый в полевой камуфляж офицер, командир батальона, готовившегося нерушимым заслоном встретить здесь удар врага.

– Доложите о системе обороны, майор! Как вы расположили силы своего батальона?

– Сэр, я решил построить оборону в два эшелона, – без запинки ответил командир батальона, выглядевший напряженным, взволнованным, но отнюдь не перепуганным. – Три разведывательные роты расположены в первом эшелоне по фронту две мили, сэр. Мы знаем о положении противника благодаря воздушной разведке, а потому необходимости в боевом охранении нет, лучше сконцентрировать силы. Во втором эшелоне находится танковая рота, это мой резерв, сэр.

Второй бронекавалерийский полк оказался разбросан на довольно большой территории, рассеян по степи, будучи изначально придан повзводно и поротно наступавшим батальонам Десятой легкой пехотной дивизии. И теперь, несмотря на спешку, все силы так и не удалось еще собрать в кулак, но и один только разведывательный батальон представлял немалую мощь благодаря своим сорока одному танку "Абрамс" и тридцати восьми бронемашинам "Брэдли", усиленным шестью самоходными минометами калибра восемьдесят один миллиметр на шасси бронетранспортеров М113А1. Этого при должной удаче и поддержке с воздуха вполне могло хватить, чтобы отразить удар вражеского полка, и потому бойцы, занимавшие позиции на безымянном холме, не чувствовали страха, но только холодную решимость.

– Мы сумеем отразить атаку русских, – ободряюще произнес генерал Хоуп. – Линия обороны здесь уже достаточно прочна. Слева от вас занял позиции первый разведывательный батальон нашего полка, правый фланг прикрывает батальон Десятой легкой пехотной дивизии, так что у русских едва ли получится обойти наши фланги. А в тылу готовится к бою артиллерийский дивизион полка. Ну и, разумеется, нас все время будут поддерживать вертолеты и штурмовики. Противник превосходит нас численностью, но его солдаты измотаны долгим маршем и постоянными атаками нашей авиации. Они устали, почти потеряли веру в успех и держатся пока только на упрямстве. Нам нужно выдержать первый удар, пусть враг поймет, что оборона здесь прочна, и тогда он отступит, утратив всю свою решимость, если почувствует, что мы готовы стойко сражаться.

Батальон готовился к бою, судорожно вцепившись в гребень невысокого холма. А где-то позади, в нескольких милях за спинами едва сдерживавших нервную дрожь бойцов Второго бронекавалерийского маневрировали на степных просторах две дюжины самоходных гаубиц М109А6 "Паладин", расчеты которых ожидали приказа в готовности обрушить на врага огненный шквал. Град снарядов калибра сто пятьдесят пять миллиметров, забрасываемых мощными орудиями на тридцать километров, был способен очень быстро охладить пыл самого яростного противника, и понимание этого вселяло тень надежды в душу командира батальона, с уверенностью произнесшего:

– Мы остановим русских, сэр, выдержим любой их удар! Им ни за что не подняться на этот холм! И если не отступит легкая пехота, наша оборона выстоит, и завтра мы уже будем праздновать победу!

– Передовой пункт управления будет расположен здесь, – решительно заявил командир полка, указав на безымянную высотку, всего лишь точку на карте, ту точку, на которой сошлись судьбы очень многих людей. – Отсюда будет легче руководить действиями артиллерии, которая составляет полковой резерв.

– Разумеется, генерал, сэр, – кивнул командир батальона, едва ли особо довольный, что его бойцам помимо сражения с русскими еще придется защищать штабных офицеров, которым не сидится в тылу, там, где хоть отчасти безопасно. – Слушаюсь, сэр!

Шестьсот шестьдесят человек, солдат американской армии, не своей волей явившихся в чужую страну, готовились стать той скалой, о которую бессильно разобьются волны вражеской ярости. Батальон со все нарастающей спешкой готовил позиции, окапывая танки и бронемашины, превращая холм в крепость – солдаты не были готовы просто так уступить врагу недавно занятый плацдарм. Вперед, в ночной сумрак, были устремлены взгляды наблюдателей, пропущенные сквозь проборы ночного видения, и лучи радиолокационных станций обнаружения наземных целей, для которых темнота не была помехой.

Ночь, которую враг почитал своим союзником, предавала доверившихся ей. Мгла, за пелену которой не в силах был проникнуть невооруженный взор, не была преградой для хитрых приборов. В холодном воздухе тепло, щедро "выдыхаемое" двигателями боевых машин, было различимо с больших, нежели днем, дистанций, позволяя раньше обнаружить врага, раньше взять его на прицел, а значит, первым сделать выстрел.

– Все мои парни полны решимости остановить русских, – произнес командир батальона, понимавший, что вскоре его подразделение окажется под катком вражеских полков и дивизий, и многие бойцы могут не дождаться нового дня. – Мы надерем им задницы, сэр, будьте уверены!

– Возможно, мне так и не придется убедиться в храбрости ваших солдат, майор, – усмехнулся генерал Хоуп. – Что, признаюсь, меня вполне устраивает. Летчики встретят врага на дальних подступах, сделав самую тяжелю работу, и едва ли кто-то из русских сможет добраться до наших позиций. Постоим здесь спокойно до рассвета, пока авиация разнесет русских вдребезги, и двинемся дальше.

Словно в подтверждение слов Элайджи Хоупа на окутанные мраком позиции батальона обрушился рев турбин. Пара самолетов серыми тенями промелькнула над головами вздрогнувших от неожиданности бойцов, исчезая на горизонте. У тех, кто оставался прикованным к земле, было лишь несколько мгновений, чтобы различить во тьме прямые, обрубленные на концах крылья, парные "шайбы" килей и прижатые к фюзеляжу гондолы турбореактивных двигателей.

– Вот и началось, – выдохнул Элайджа Хоуп, провожая взглядом крылатых призраков. – Все решится за пару часов!

Звено штурмовиков А-10А "Тандерболт" промчалось на малой высоте над линией обороны бронекавалерийского полка, чтобы наброситься на приближающиеся колонны русских танков, обрушивая на степь потоки огня. Следом за ними со стрекотом неслись, едва не задевая бронированными днищами корпусов о скрытые тьмой гребни холмов, многочисленные боевые вертолеты, бесчисленное множество "Апачей" и "Кайов". А откуда-то из поднебесья, с таких заоблачных высот, что невозможно было различить даже мерцание аэронавигационных огней, донеслось мерное жужжание турбовинтовых моторов – генерал Камински пустил в ход неожиданное оружие, решив сразу расставить все точки.

Гул моторов сливался в приглушенный рык, пульсировавший от горизонта до горизонта, заставляя людей бросать свои дела и, забыв о приказах, смотреть и смотреть вслед уходившей на север, в становившуюся все менее плотной с приближением рассвета ночную мглу. Ярчайшая вспышка вдруг рассеяла тьму, заставляя солдат, вскрикивавших от неожиданности, зажмуриваться, закрывая лица ладонями. Перед глазами их еще долго будут плавать радужные пятна, мешая видеть.

– Твою мать! Что это? – отовсюду звучали испуганно-изумленные возгласы людей, понимавших, что на позициях русских должно твориться нечто фантастическое.

Пламя на горизонте только начало угасать, когда гул взрывов волной накрыл позиции разведывательного батальона, и холм под ногами его бойцов судорожно затрясся. Находившиеся в считанных шагах друг от друга люди кричали, но было видно только, как открываются их рты, слова же увязали в глухих раскатах. Где-то впереди, не так уж и далеко, начался, разом поглотив множество жизней, решающий бой.

Ставропольский край, Россия

20 мая

Тяжелый AH-64D "Апач Лонгбоу" завис в какой-то полусотне футов над землей, покачиваясь из стороны в сторону в восходящих воздушных потоках, так, что сидевшему в передней части кабины оператору казалось, что геликоптер сейчас попросту уткнется носом в землю, ломая лопасти. Но широкие углепластиковые "клинки", приводимые в движение парой газотурбинных двигателей "Дженерал Электрик" Т-700, продолжали яростно рубить пустоту, удерживая восьмитонную громаду боевого вертолета в воздухе.