– Танк в порядке? Снаряды есть? Топливо? Пойдете замыкающим, старший сержант, занимайте место в хвосте колонны. – Полковник двинулся назад, к ожидавшему его танку, но остановился, взглянув на Азамата: – Боец, не держи зла! Мы вас не нарочно обстреляли, просто решили, что это янки нам засаду устроили. Дерганые все стали! – Он вдруг нервно усмехнулся: – Не будь наводчик мой контуженным, засадили бы вам подкалиберным аккурат под башню, и сейчас рыдали бы над свежей могилкой на обочине! Ну, все, сержант, по коням!
Вереница бронемашин, стиснутся по бокам дремучим лесом, темными стенами возвышавшимся по обе стороны разбитого проселка, рванулась вперед, лязгнув сочленениями гусениц, яростно взревев двигателями. Танк старшего сержанта Бердыева, отползший в сторону, пропуская колонну, развернулся, пристраиваясь в ее хвосте. Никто не заметил силуэт беспилотного разведчика RQ-1A "Предейтор", походившего на игрушечный самолетик, радиоуправляемую модель, безопасную забаву подростков и убежденных фанатов авиамоделизма. Беспилотник, круживший над самыми кронами, в клубах сизого дыма, источаемого выхлопными трубами полутора десятков машин, неторопливо проплыл в стороне от дороги, скользнув по проселку бесстрастным "взглядом" своих камер. Спустя пять минут в штабе генерала Свенсона на карты нанесли расположение еще одной группы солдат противника. Еще через десять минут командир звена тактических истребителей "Страйк Игл", только что оставившего по левому борту ровные квадраты жилых кварталов Великого Новгорода, получил координаты новой цели.
– Я Чарли-один, ложусь на боевой курс, – сообщил пилот ведущего истребителя, выслушав указания руководителя полетов. – Следуем к цели. Подлетное время – сорок минут.
Летчики, не видевшие лиц друг друга, холодно усмехнулись – через сорок минут их бомбы обрушатся на головы ничего не подозревающих русских, обрывая десятки, сотни жизней. Танки генерала Свенсона двинутся на Москву, войдут в русскую столицу, но никто не сможет забыть о пилотах, расчистивших им путь к победе. Пара окрашенных в серый цвет истребителей, сливавшихся с облачным покровом, наползавшим на центральную часть России с севера, выполнила плавный разворот, спеша скорее доставить к цели свой смертоносный груз.
Боевую технику, расположившуюся на лесной опушке, заботливо окутали маскировочными сетями, не оставив на виду ни сантиметра разрисованной разводами камуфляжной окраски брони, как любящая мать пеленает долгожданного младенца. Экипажи постарались на славу, работая изо всех сил – с высоты птичьего полета среди редколесья и зарослей кустарника невозможно было различить танки и бронемашины. Ничто не указывало на позиции подразделения Российской Армии, устроившего здесь короткий привал перед решительным боем.
– Время, товарищ полковник, – задумчиво курившего в одиночестве на краю большой прогалины Павловского окликнул неслышно подошедший майор, командир мотострелковой роты, назначенный заместителем командира. – Восемь ноль-ноль! Вы сами назначили срок!
– Да, пора. Ждать дольше нельзя, – подавив вздох, кивнул Павловский. Сейчас полковнику, ставшему ответственным за жизни нескольких сотен солдат, молодых парней, у каждого из которых была своя, пусть маленькая мечта, и непреодолимое желание жить и радоваться каждому дню этой жизни, предстояло принять самое важное решение. – Еще немного – и выдвигаемся, майор. Отставшие пусть действуют самостоятельно.
Они шли мимо накрытых масксетями боевых машин, и суетившиеся рядом со своими "колесницами" экипажи торопливо отдавали честь, прикладывая покрытые пятнами машинного масла ладони к шлемофонам, когда видели шагавших мимо офицеров. Полковник Павловский так же торопливо козырял в ответ, чувствуя во взглядах, направленных ему в спину, немой вопрос… и надежду. Солдаты видели командира, сосредоточенного, уверенного в себе, и не сомневались – он точно знает, что делать, чтобы победить и при этом выжить.
– К назначенному времени прибыло двадцать семь танков и восемнадцать БМП и БРМ из разных подразделений дивизии, – докладывал майор, назначенный Павловским своим заместителем, и старавшийся оправдать доверие, за бурной деятельностью забывая о том, что от его роты, попавшей под удар американских бомбардировщиков, осталось всего два отделения. – Кроме того, батарея самоходных гаубиц "Акация", шесть машин, все на ходу, с полным боекомплектом.
Кивая в такт словам своего заместителя, полковник с уважением и надеждой взглянул на боевую машину, одну из немногих, лишенных маскировки. Зенитный ракетно-пушечный комплекс "Тунгуска-М" стоял на краю поляны, под кроной огромного дуба, направив в небо стволы автоматических пушек и пусковые контейнеры управляемых ракет. Павловскому повезло – кроме пехоты, танков и артиллерии в точку сбора пришел почти в полном составе зенитный дивизион Двенадцатого гвардейского танкового полка, и это вселяло надежду на то, что они хотя бы не погибнут напрасно, успев сделать несколько выстрелов по противнику, прежде, чем вражеская авиация разнесет горстку храбрецов в пух и прах. Пять "Тунгусок" – одна машина все-таки была уничтожена при бомбежке – и батарея переносных зенитно-ракетных комплексов "Игла" были серьезным "аргументом", с которым вскоре вынужден будет считаться противник.
– Всего у нас сейчас порядка шестисот человек, но среди них немало легкораненых и контуженных, – продолжал майор. – Люди подавлены, товарищ полковник, но все же готовы продолжать сражаться, иначе они давно побросали бы оружие и разбежались по домам. Но такое просто невозможно, ведь все-таки мы – гвардия!
– Стройте личный состав, майор! У нас слишком мало времени. Противник наблюдает за нами из космоса, с воздуха, и я не хочу снова чувствовать себя мишенью. Нужно убираться отсюда, как можно скорее – наше спасение в постоянном движении! Черт возьми, если нам суждено остаться в этих лесах, погибнем, вцепившись в глотку врагу!
Зычный голос майора привел в движение рыхлую людскую массу, за считанные секунды превращая ее в единый организм.
– Ста-а-новись!!!
Команда, подхваченная на всех концах поляны ротными и взводными, волной разошлась во все стороны, и люди, придерживая оружие, каски и фуражки, спешили занять свое место в строю, перед которым стоял, ожидая, когда соберутся все, полковник Павловский.
– Равняйсь! Смир-р-но! Товарищ полковник, личный состав Четвертой гвардейской танковой дивизии построен!
Их осталось слишком мало, после того, как закончился этот кошмар. Струи огненного дождя, принесенного на крыльях американских бомбардировщиков, смыли в небытие тысячи жизней, поселив в сердцах тех, кто еще оставался – право, их было очень немного – непреодолимый ужас. И все же они оставались русскими солдатами, а за спинами их была их родина – Россия.
Поседевший за несколько минут полковник Павловский молча вышагивал вдоль неровных шеренг, всматриваясь в лица замерших в гробовом молчании людей. Здесь были, наверное все, кто еще оставался жив. В одном строю, плечо к плечу, стояли майоры и сержанты, желторотые мальчишки и кадровые офицеры, потомки прославленных командиров, танкисты и мотострелки, связисты и саперы.
– Господи, как же мало! – неслышно произнес полковник, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Солдаты услышали его призыв, и продолжали выполнять приказ, но для победы сил не могло хватить, только для того, чтобы погибнуть в бою, пав с честью.
Люди угрюмо молчали, ожидая, что скажет их командир. За неровным строем угадывались в предрассветных сумерках угловатые силуэты боевых машин, перед которыми выстроились их экипажи. Все ждали, храня молчание, а полковник, так же молча, продолжал свое шествие, словно хотел увидеть и запомнить навсегда каждое лицо.
– Товарищи бойцы, – голос офицера, внезапно разорвавший тишину, показался оглушительным тем, кто стоял в строю, порой позабыв про уставную стойку смирно, не отводя глаз от командира. – Товарищи бойцы, мы потерпели поражение. Дивизия разгромлена, наши потери чудовищны. Фактически дивизии, как боевого подразделения, уже не существует. Но остались вы, гвардейцы, солдаты и офицеры Российской Армии, и присягу, данную вами однажды, никто не отменял и не может отменить, разве сама только смерть избавит вас от произнесенной перед лицом своих товарищей клятвы.