Расчет оправдался полностью – разом оказались бесполезными приборы ночного видения и радары разведки наземных целей, вся та сложная техника, на которую всегда уповали заокеанские вояки. Кое-кто из наблюдателей, не успевших стащить с головы "ноктовизоры", получил ожоги сетчатки, другим повезло больше, но все равно на несколько секунд повсюду воцарилась паника. В мерцающем сиянии "подвешенных" на парашютах над летным полем осветительных снарядов были видны беспорядочно метавшие по позициям фигурки, отбрасывавшие на бетонку четкие тени, в то время как американцы сами потеряли возможность видеть противника. а по другую сторону линии огня уже вовсю трудились артиллерийские корректировщики.

– Ориентир три, левее десять, – срывая до хрипа голос, кричал в трубку полевого телефона сержант, вооруженный обычным полевым биноклем. – Артиллерийская батарея!

Выдвинутые к самой линии обороны американских десантников наводчики, используя не радио, становившееся самым "узким" местом в схватке с таким высокотехнологичным противником, а проводную связь, наперебой сообщали обо все новых целях, отчетливо различимых в сиянии осветительных снарядов, догоравших в небе над летным полем. И откликом на их сообщения был пронзительный вой мин.

– Угол сорок, заряд три, – выкрикнул получивший целеуказание командир минометной батареи мотострелкового батальона. – Заряжай! Огонь!

Разом ударили десятки минометов всех калибров, заранее, с соблюдением повышенных мер скрытности, доставленных на позиции. Расчеты, которым было запрещено даже курить, ждали долго, и теперь вымещали всю свою злость, круша противника, которого не видели, но по которому, благодаря наземным корректировщикам, вели убийственно точный огонь.

Мощные 2Б11 "Сани" калибра сто двадцать миллиметров выплевывали в зенит один шестнадцатикилограммовый "подарок" за другим, уничтожая все на дистанции семь километров. Им вторили более легкие 82-миллиметровые 2Б14 "Поднос", посылавшие трехкилограммовые мины с убийственной точностью, обрушив свинцовый шквал на головы метавшихся в панике американцев. А где-то отрывисто ухали автоматические минометы "Василек", производившие в минуту не пятнадцать-двадцать выстрелов – сто, сметая врага огненным валом.

Артиллерийская подготовка, в которую включились и "Гвоздики", лишь изредка теперь выпускавшие осветительные снаряды, длилась всего лишь десять-двенадцать минут, завершившись залпом реактивной установки "Град", ставшей финальным аккордом в этой феерии огня. С визгом реактивные осколочно-фугасные снаряды 9М28Ф покидали трубчатые направляющие, огненными стрелами проносясь над головами замерших в готовности к атаке танкистов и пехотинцев и обрушиваясь на позиции американских десантников. Расчет БМ-21 не мог продемонстрировать свое умение вести огонь на максимальную дальность – все цели находились буквально "в трех шагах", зато показал, что такое по-настоящему высокая плотность огня. Двадцать секунд – и последний "эрэс" умчался в ночь, чтобы разорваться на летном поле грозненского аэродрома. Канонада стихла так же внезапно, как и началась.

– Танки и мотопехота – в атаку, – приказал со своего командно пункта генерал Буров, отбросивший разом любые сомнения. Сейчас, или никогда! – Всех, кто будет сопротивляться, уничтожать без колебаний, тех, кто сложит оружие, не трогать. Пленных брать! Вперед!

Мощные дизели обдали своим грозным рыком охваченные огнем позиции врага, и на американских десантников двинулась стальная лавина русских танков.

Взрывной волной полковника Эндрю Макгуайра сбило с ног, хорошенько протащив по земле и шершавому бетону. А когда командир аэромобильной бригады смог подняться на колени, оглядевшись, ему предстала ужасающая картина.

Артналет русских буквально стер в порошок с такими усилиями создававшуюся оборону десантников. Прокатившийся по аэродрому огненный вал поглотил за считанные минуты десятки жизней. Гаубичная батарея не успела произвести ни одного выстрела в ответ – все три легкие пушки-гаубицы М119 вместе с расчетами и жалким боекомплектом оказались уничтожены, и теперь из груды битого кирпича, из дымящихся воронок торчали перекрученные до неузнаваемости станины.

– Занять позиции, приготовиться к бою! Ответный огонь, – прохрипел Эндрю Макгуайр, с трудом отыскав свой карабин – оружие вырвало из рук офицера все той же ударной волной. – Огонь из всех стволов!

Рядом уже захлопали уцелевшие минометы, паля, скорее всего, в пустоту. Пришедшие в себя десантники возвращались на свои места, и даже те, кто уже был ранен, занимали позиции. Линия обороны полыхнула огнем, когда открыли огонь разом десятки пулеметов, а в небо взвились противотанковые ракеты "Джейвелин".

– Танки, – истошно завопил кто-то рядом с Макгуайром, оглушив и без того с трудом слышавшего полковника. – Танки!

Из тьмы на позиции десантной бригады выползали закованные в прочную броню машины, и пушки их уже заговорили, обрушив град снарядов на огневые точки американцев. Полковник видел танки Т-62 с дополнительной броней на корпусах и скулах полусферических башен – старые, но дьявольски опасные для его легковооруженных бойцов машины. А за танками следом двигались бронетранспортеры, вовсю поливавшие окопы десантников огнем крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек.

Над головой просвистели первые снаряды, и Эндрю Макгуайр инстинктивно упал на бетон, закрывая голову. Грянул взрыв, затем еще один, заглушив крики раненых. В ответ десантники выпустили по приближавшимся танкам несколько ракет "Джейвелин". Полковник видел, как огненные "капли" упали на ближайшие боевые машины, прожигая их броню. Сразу два танка остановились, и еще две машины замерли, напоровшись на минное поле – кумулятивные струи поразили русские Т-62 в тонкое днище, заполнив боевое отделение пламенем.

Ответ русских был страшен. Снаряд, упав туда, где двое десантников суетились вокруг пусковой установки комплекса "Джейвелин", оставил от них лишь кровавые брызги, заляпавшие выщербленные осколками бетон. Расчет установленного рядом пулемета не выдержал, увидев это – два бойца вскочили, бросившись прочь от своего М240С, но очередь из спаренного пулемета ПКТ русского танка свинцовой плетью стегнула их по спинам, сбивая с ног.

– Оставаться на позициях, – надрывался сам полковник Макгуайр, бессильный сделать что-либо против неумолимо надвигавшейся на него боевой машины со своим малокалиберным карабином М4А1. – Не прекращать огонь! Стреляйте по пехоте!

Полковник увидел, как из окопа выскочил, поднимаясь в полный рост, десантник, вскинувший на плечо трубу ручного противотанкового гранатомета. Вспышка взрыва ударившего в нескольких шагах от него снаряда ослепила Эндрю Макгуайра, а когда зрение вновь вернулось к полковнику, тот увидел оседающего на дно неглубокого окопчика бойца, половину черепа которого – вместе с кевларовой каской – снесло осколком, похожим на зазубренное лезвие. Десантник, разбрасывая кровавые брызги, повалился на бетон, как раз на пути упорно катившегося вперед русского танка. А рядом с солдатом лежал гранатомет М136 LAW, взведенный, целый и невредимый, готовый к бою.

Издав нечленораздельный утробный рык, Макгуайр вскочил на ноги, метнувшись тенью к пластиковому тубусу, мертвой хваткой вцепившись в гранатомет. Человек вышел один на один на бой против сорокатонной боевой машины, защищавшей свой экипаж прочной броней, но, как бы ни крепка она была, могла отыскаться сила и против нее. Танк, сминая широкими гусеницами тела десантников, погибших, не отступив ни на шаг со своих позиций, полз вперед, в какой-то миг подставив полковнику Макгуайру свой борт, и тогда командир батальона не стал мешкать.

Почувствовав на плече тяжесть гранатомета, семь с половиной килограммов огневой мощи, Эндрю Макгуайр ощутил уверенность в себе. Вокруг еще кипел бой, стрекотали пулеметы, посылая очередь за очередью в надвигавшиеся танки, хлопали гранаты, с шелестом взмывали управляемые ракеты, но все это словно происходило в иной вселенной. Полковник поймал борт танка в прорезь прицела, и, задержав дыхание, нажал на спуск.