Махина водоизмещением больше ста тысяч тонн превратилась в почти безжизненный кусок металла, с огромным трудом державшийся на воде. Русские ракеты, жалившие без пощады, едва не отправили авианосец на дно, и теперь "Линкольн", точно зверь, получивший смертельную рану, спешил, окруженный поредевшим после атаки эскортом, к ближайшей дружественной гавани, словно к надежной норе, туда, где можно отлежаться, вновь набравшись сил и вернувшись для возмездия.
– Установите связь с норвежцами, с их спасательными службами, – приказал радистам командир корабля, пытавшийся как-то управлять тем, что осталось от смертоносного орудия борьбы за господство на море, проигравшего схватку будто бы намного менее сильному противнику, взявшему верх за счет решимости, той эфемерной субстанции, которую не могли просчитать и самые совершенные компьютеры. – Нам понадобятся буксиры. И нужен транспорт для эвакуации раненых. Если возможно, пусть высылают навстречу нам вертолеты.
– Слушаюсь, сэр! Будет исполнено!
Авианосец, буквально выжженный изнутри, напоминал пустую скорлупу гнилого ореха, оболочку, скрывавшую в себе массу мертвой или почти мертвой плоти. В трюмах плескалась соленая морская вода, реакторы были заглушены, и авианосец тащил на буксире, сжигая последние тонны драгоценного топлива, один из эсминцев сопровождения. Это было скверно, но этим проблемы не ограничивались.
– Черт, мы здесь, как на ладони, – кэптен ударил крепко сжатым кулаком по приборной панели, скрежеща зубами. – Точно паралитики, проклятье! Крен не позволяет поднять в воздух самолеты, катапульты не действуют. Мы не видим, что происходит в считанных десятках миль, и не сможем отразить и самый слабый удар с воздуха или моря. Запросите воздушную поддержку с наших баз в Норвегии. Мне будет спокойнее с эскортом.
Атомный авианосец, зияя обрамленными ореолом копоти провалами огромных пробоин, оставшихся после точных ударов вражеских ракет, медленно, на последнем дыхании, продвигался к изрезанным узкими фьордами скалистым берегам Норвегии, туда, где можно было не опасаться постоянно очередной атаки. "Авраам Линкольн" уже не был в состоянии идти своим ходом, и потому следовал, связанный прочной пуповиной стальных тросов, за эскадренными миноносцами "Кертисс Уилбур" и "Джон С. Маккейн", совокупных усилий которых едва хватало, чтобы добиться приемлемой скорости хода.
Впрягшиеся в постромки буксирных тросов корабли эскорта тянули безжизненную почти тушу морского левиафана к берегу, туда, где они могли рассчитывать на помощь. Собственной энергии плавучего аэродрома было достаточно лишь для поддержания работоспособности некоторых систем, тех, которые уцелели после взрывов ракет, прожегших корабль насквозь, от борта до борта, позволявших капитану верить, что он еще как-то управляет своим кораблем.
Корабль умер. Работали только генераторы, резервный источник питания, которых явно не хватало. Замерли, прекратив свое мерное вращение, огромные гребные винты, в бездействии пребывали зенитно-ракетные комплексы "Си Спарроу" и автоматы "Фаланскс", лишив авианосец всякого подобия защиты. Оставалось полагаться только на вооружение кораблей эскорта, полудюжины эсминцев, наполовину уже израсходовавших боекомплект, опустошив ракетные погреба при отражении контратаки противника, которая и вывела из строя флагман.
"Авраам Линкольн", едва державшийся на плаву, отныне перестал быть силой на просторах океана, но авианосец, вся его команда, и те, кто еще был жив, и другие, зашитые в черные пластиковые мешки, выполнили свою задачу, уничтожив вражеский флот. Впрочем, последним все же повезло чуть больше, чем некоторым их товарищам, от которых, как от Уолтера Бриджа, не осталось даже праха, чтобы по морскому обычаю предать его пучине. Но жертва не была напрасной. Отныне в этих северных водах оставался только один хозяин, полностью свободный в своих действиях.
Для "Авраама Линкольна" война уже закончилась. Другие завершат начатое, а пока огромный корабль, глыба холодного металла, полз на юг, вспарывая тяжелые волны. Но подвиг отважных моряков, летчиков, перебивших хребет русскому медведю, не был забыт. Навстречу медленно приближавшемуся к спасительной земле авианосцу протянулась рука помощи.
Пилоты патрульного самолета Р-3С "Орион" не касались штурвала, позволяя бортовому компьютеру самому вести крылатую машину к заранее намеченной точке встречи с выходившей из боя эскадрой. Автопилот мог справиться с рутиной лучше, не ведая усталости, и выполнить задачу точнее, чем люди, напрямую общаясь с навигационными спутниками и береговыми радиомаяками.
– Горизонт чист, – сообщил штурман, сидевший позади летчиков, в окружении приборных консолей, весело перемигивавшихся разноцветными огоньками, зеленоватое сияние большинства из которых действовало успокаивающе на всех членов экипажа. Война закончилась, враг был разгромлен, и причин для волнения отныне не было. – Встретимся с нашими парнями через двадцать минут, если не изменятся погодные условия.
– Ребятам нужна помощь. Русские здорово потрепали их, "Линкольн" вот-вот пойдет ко дну.
– Норвежцы не могут остаться в стороне, – уверенно произнес командир экипажа. – Хотя бы док они предоставят, а пока мы будем сторожами для водоплавающих. Прикроем эскадру, раз уж моряки так испугались призрака русского флота.
Этот "Локхид" вылетел из исландского Кефлавика, и уже почти добрался до цели. Пилоты понимали, как важно морякам, чудом уцелевшим в схватке с русскими, должно быть, просто обезумевшими от чувства безысходности, понимать, что они не одни в этом океане, что о них помнят, что можно рассчитывать на помощь. И Р-3С был способен эту помощь оказать, действенную помощь, прикрыв практически лишенную авиационной поддержки эскадру с воздуха, став ее глазами и ушами, разведав тот безопасный путь, что приведет авианосец и его эскорт в тихую гавань.
"Орион", несмотря на то, что со времен первого полета минуло уже целых четыре десятилетия, оставался эффективным средством контроля над океаном. На смену ветерану холодной войны, памятному для любого советского моряка, хоть раз покидавшего территориальные воды, уже шел турбореактивный "Посейдон", но и старый добрый "Локхид" еще на многое годился. Способный совершать полет с полной боевой нагрузкой на три тысячи восемьсот километров самолет являлся самым грозным противником для любой субмарины. Недосягаемый для бортового вооружения подлодок, он мог искать цели с помощью радара, способного обнаружить такую мелочь, как поднятый над водой перископ, за несколько миль, и инфракрасной обзорной системы, а бортовой компьютер С-901 "Протеус" был способен обрабатывать поступавшую от всех этих систем и еще сотни гидроакустических буев одновременно, наводя удары противолодочных торпед.
Пилоты, находившиеся сейчас в двух тысячах метров над поверхностью Норвежского моря, чувствовали себя всемогущими. Даже самая мощная субмарина для них, располагавших восемью торпедами Мрак-46" во внутреннем отсеке оружия, была не более, чем мишенью, которую не могла спасти наверняка любая глубина. А для надводного противника были приготовлены ракеты AGM-84 "Гарпун", по команде готовые сорваться с подкрыльных пилонов.
Противолодочный "Локхид" парил над гребнями тяжелых волн. Вперед, будто к самому горизонту, протянулось щупальце луча бортового радара ARS-115, скользившее по водной глади. "Орион" вел поиск даже сейчас, чтобы эскадра, прежде вдоволь хлебнувшая, могла беспрепятственно добраться до безопасных вод.
– Поможем парням, – усмехнулся второй пилот, взглянув на своего командира. – Им хорошо досталось, но русским пришлось еще хуже! Весь их чертов флот ушел на дно. Все, океан теперь наш!
"Орион" продолжал свой полет, приближаясь к эскадре, точно побитый пес, спешащий забиться в уютную конуру, идущей к суровым берегам Норвегии. Здесь, вдали от чужих враждебных вод, им нечего было опасаться. Враг был уничтожен, оставалось лишь протянуть руку и взять то, что он пытался защитить. Так казалось всем, но они ошибались. Поверхность океана, насколько хватало взгляда, даже усиленного мощным обзорным радаром, и впрямь казалась девственно пустой, но глубина по-прежнему надежно хранила свои тайны, даруя защиту тем, кто обручился с нею.