Степь вновь огласил рев десятков мощных моторов, похожий на голодный рык вышедших на охоту хищников. Оплакивать погибших товарищей было некогда – враг не станет ждать, он сделает все, чтобы остановить полк здесь, на равнине, где не и намека на укрытие, и это понимал каждый, кто был под началом полковника Белявского. Время скорби еще придет, и будет еще четвертый тост, тот, который пьют, не чокаясь, пока же настала пора действовать, чтобы гибель тех, кто навсегда останется в степях, не оказалась напрасной.

– Бойцы, наши потери велики, многие уже не вернутся в строй, но победа осталась за нами, – произнес полковник Белявский. Он не строил свой полк, каждый солдат и офицер находился на своем месте, в боевом отделении бронемашины, за рулем грузовика, за рычагами управления, готовый сорваться в атаку по первому приказу. Но каждый слышал эту яростную речь, проникавшую в саму глубину уже успевших очерстветь от избытка крови и витавших всюду смертей сердца. – Мы снова победили, враг, понесший не меньшие потери, отступил, обратился в бегство, почувствовав на себе всю силу нашего гнева. Никто не сможет остановить нас, сдержать наш порыв. Ваши товарищи мертвы, но вы можете почтить их память своей местью, и это будет намного лучше, чем скорбные слезы. Мы продолжим наступление, вышвырнем американских ублюдков прочь с нашей земли, раздавим их, сотрем в порошок! Пока остается хотя бы один снаряд, пока в баках найдется хотя бы каплю топлива, мы будем наступать, уничтожая любого, кого встретим на своем пути! Эта война завершится только нашей победой. Забудьте о страхе, забудьте о смерти, только вперед, в бой! И пусть горько пожалеет тот, кто осмелился придти к нам с оружием! Не давайте пощады, убивайте врагов, пока можете сражаться!

Полные ярости и силы слова командира разносились по эфиру, проникая за броню боевых машин, замерших, сжавшись в готовности к очередному стремительному броску, рывку через степь, уже вдоволь напившуюся свежей крови. Все, кто еще мог держать оружие, слышали грозный призыв полковника, сурово хмуря брови, стискивая челюсти, сжимая сильными пальцами рычаги и маховики наводки орудий. Бой, страшный, жестокий, породил в их душах лишь еще большую, чем прежде, ярость, еще большую готовность идти до конца – отступать было уже поздно.

– Полк, вперед, – зло произнес Николай Белявский, которого слышали в этот миг все до единого, каждый экипаж, каждый боец сжавшегося в ожидании неизбежного, точно единое целое, полка. – Поехали!

Механики-водители разом отжали до упора рычаги газа, страгивая с места многотонные боевые машины. Взвод за взводом, рота за ротой снимались с места, вновь устремляясь на юг неудержимой стальной рекою. Выдыхая тяжелые клубы выхлопных газов, танки, боевые машины пехоты, бронетранспортеры, грузовики, на пределе возможностей мчались в сторону гор, покорные воле командира полка, из чрева командно-штабной машины направлявшего этот поток.

Оставались позади сожженные врагом боевые машины, и те, что просто сломались на марше, не выдержав высочайших нагрузок. Их моторы, огненные сердца стальных монстров, останавливались от напряжения, но полк продолжал наступление, не считаясь с потерями. Враг был все ближе, настолько близко, что никто не мог оставаться равнодушным, зная об этом. Мчаться вперед, что есть сил, наброситься на врага, стиснуть его глотку челюстями танковых батальонов, отбросить противника назад, прочь с русской земли, вдавить в нее лентами гусениц – об этом мечтал каждый. Все жаждали только боя, и полковник Белявский был готов дать его своим воинам.

С высоты восьмисот километров над поверхностью планеты трудно было разглядеть то, что творилось внизу, невооруженным взглядом, но мощная оптика электронной "начинкой" давала поистине фантастические результаты. Мощные камеры разведывательного спутника "Ки Хоул-11", наматывавшего круги по замкнутой орбите, передали в центр обработки информации превосходные снимки, на которых было видно, как вытягивается на юг, к Кавказу, пыльный клин, основание которого находится где-то в сердце русских степей.

– Твою мать! – Офицер разведки выругался, когда увидел то, что успел запечатлеть спутник, бесконечно паривший в пустоте с первой космической скоростью. – Хреновы русские идут напролом, черт возьми!

– Верно, сэр, – кивнул его подчиненный, колдовавший над клавиатурой, торопливо рассылая "картинку" всем, для кого было важно знать о действиях противника. – Наступают на всем протяжении линии фронта, и, если они не сбавят темп, скоро выйдут к границе, раскатав наших парней. Дьявол, нужно что-то делать!

– Сделают! Поторопись, в штабе должны знать все, что происходит, и как можно скорее. Помни, исход сражения зависит от нас, от разведки!

Поток информации хлынул по линиям связи, заставляя спустя считанные минуты грязно браниться офицеров, находившихся в штабе южной ударной группировки американских войск в Тбилиси. Там быстро поняли, что готовит враг, бросив в стремительную атаку все свои силы, но потрясение, шок, вскоре сменились холодной решимостью, готовностью к действию, жаждой действия. Все зависело только от решения одного человека, того, в чьей власти до самого завершения операции "Доблестный удар" находились десятки тысяч жизней американских солдат.

Мэтью Камински всматривался в карту, точно ждал, что она начнет меняться сама. Но стрелы, основание которых находилось на севере, от слияния Волги и Дона, все так же тянулись к предгорьям Кавказа, когтями впиваясь в коммуникации наступавшей Десятой легкой пехотной дивизии. Прежде похожи на прямые клинки мечей, стрелы теперь криво изгибались, точно какие-то арабские скимитары, угрожая отсечь вырвавшиеся далеко на север пехотные батальоны от запаздывавших тылов. Три русские дивизии, прорываясь сквозь огонь штурмовиков, наступали, несли потери, но все равно не останавливались. Словно три головы мифического дракона, они надвигались на Грозный, где покорно ждали своей участи бойцы Сто первой воздушно-штурмовой, уже переставшие надеяться на то, что помощь к ним придет.

– Безумцы упорно идут вперед, навстречу собственной смерти, хотя лучше для всех было бы уже сложить оружие, сохранив свои жизни, – мрачно промолвил генерал Камински, тяжко вздохнув. – Но, кажется, жизни то эти русские ценят меньше всего на свете. Они уже проиграли, уступили нам инициативу, потеряли господство в воздухе, но все еще надеются на реванш, на победу. Русские командиры, кажется, просто не понимают, какова обстановка в действительности, они верят в помощь, и, черт возьми, они действительно могут сейчас опрокинуть наши войска, вырвав победу из наших рук! Этого невозможно допустить ни при каких обстоятельствах!

Сюда, в Тбилиси, в штаб южной группы войск, стекалась информация со всей линии фронта. Каждый, командир наступавшей по раскаленным степям пехотной роты, оператор одного из многочисленных беспилотников "Хищник", специалисты спутниковой разведки, видели часть происходящего, исправно сообщая обо всем на командный пункт, а уже здесь, подобно диковинной мозаике, из мельчайших порой кусочков скалывалась цельная картина. И то, что видел Мэтью Камински, едва ли могло его радовать.

– Доложите обстановку! – Командующий южной группировкой обратился к своему заместителю, застывшему возле огромной карты в ожидании распоряжений шефа.

– Противник стремительно продвигается в направлении столицы Чечни. Механизированные дивизии обходят город восточнее и западнее, явно с расчетом взять Грозный в кольцо, – послушно сообщил штабной офицер, водя по карте указкой. Он старался говорить кратко и по существу, излагая факты и предоставляя возможность офицерам с большим числом звезд на погонах делать выводы. – По центру наступает танковая дивизия, главная ударная сила русских. Их потери точно нам не известны, хотя они и достаточно велики. Пилоты штурмовиков докладывают о десятках уничтоженных русских танков и бронемашин. Но большую часть своей техники русские просто бросили, когда у нее кончилось топливо в баках. Без снабжения они не протянут долго, сэр!