– Держаться до последнего, – приказал командир батальона, обращаясь к своим солдатам и офицерам. – Эти позиции должны остаться за нами, пока хоть один из вас жив! Русские ублюдки ничего здесь не получат, кроме того свинца, которым мы заткнем их вонючие глотки! Мы остановим их и отбросим назад, а потом спустимся вниз и добьем выродков! Позиций не покидать, выполнять приказы старших командиров – и мы еще выпьем за победу, парни!

Операторы радаров, развернутых вдоль всей линии обороны, теперь казавшейся еще более хрупкой и ненадежной, чем хотя бы парой минут ранее, не отрывались от экранов, наблюдая, как приближаются отметки целей, которых оказалось уже очень и очень много.

– Не меньше двух дюжин, сэр, – ответил на нетерпеливый вопрос майора юный капрал, старавшийся изо всех сил выглядеть уверенным и хладнокровным. – Движутся в походных порядках.

– Эти ублюдки что, не знают, что мы рядом? Что ж, тем хуже для них, – усмехнулся командир батальона. – Не дадим им времени, не оставим ни малейшего шанса. Обрушим весь огонь, как только увидим чертовых русских!

Пехотинцы замерли, сжавшись на дне окопов, и только расчеты противотанковых ракетных комплексов суетились вокруг пусковых установок. Расписанные зелено-коричневыми разводами камуфляжа "Хаммеры", зарытые на обратном склоне холма, были вовсе не видны, и только массивные раструбы ракетных установок возвышались над гребнем, грозно уставившись на север. Комплексы "Тоу" были самым мощным оружием батальона, который по всем существовавшим наставлениям не должен был, не мог ни при каких условиях, вести бой против вражеских танков. Сила легкой пехоты заключалась в подвижности, возможности быстрого маневра там, где не прошла бы тяжелая техника, но не в огневой мощи. Не важно, какие силы русских приближались к высоте, батальон ли, или же только рота – соотношение в любом случае не оставляло оборонявшимся почти никакой надежды. Но отступать было поздно, да и некуда.

– Они совсем близко, – напомнил обслуживавшим ракетную установку "Тоу" бойцам командир батальона, упорно не желавший покидать передовую. – Будьте готовы стрелять, как только увидите чертовых ублюдков! Мы должны остановить их, не подпустив слишком близко!

В трубах пусковых установок уже ждали своего часа управляемые ракеты, увенчанные тонкими штырями взрывателей массивные конусы, а рядом замерли, прильнув к прицелам, наводчики, направив взгляды к горизонту.

– Они близко, – один из бойцов указал на столб пыли, поднявшийся над дальними холмами, и становившийся все более плотным с каждой секундой. – Противник на подход!

– Полная готовность, – отозвался командир расчета. – Старайтесь поразить их с первого выстрела – времени на второй нам могут и не дать!

Завеса пыли становилась все плотнее, и вдруг она распалась, выпуская в раскинувшуюся перед холмом лощину танки, которые, не сбавляя ход, двинулись как раз к высотке. Колонна бронированных машин с расстояния не меньше двух миль казалась диковинной стальной змеей, что ползла, извиваясь, неторопливо взбираясь на холм, словно там было лучшее место, чтобы погреть под лучами майского солнца свои железные бока.

– Есть захват, – сообщил наводчик комплекса "Тоу". – Головной у меня на прицеле! Он в зоне поражения! Готов стрелять!

Силуэт танка, подскакивавшего на ухабах, оказался точно в перекрестье нитей прицела, и стрелок в нетерпении поглаживал кнопку пуска, ожидая приказа командира. Русские уже приблизились на расстояние полета ракеты, но сами едва ли могли достать из своих орудий до вершины холма, если только стреляя наугад, по площадям, то есть зря расходуя не бесконечный боекомплект.

– Огонь! – рявкнул командир отделения, и наводчик вдавил клавишу, услышав, как ракета с шипением выскользнула из раструба пусковой установки.

Управляемый снаряд BGM-71D, на лету расправляя короткие плоскости стабилизатора, как бы скатился с холма. За ним разматывался тонкий провод, соединявший ракету с пусковой установкой. Все, что требовалось от наводчика – удерживать в прицеле русский танк каких-то двадцать секунд, столько, сколько длился полет ракеты на полную дальность, а полуавтоматическая система наведения сама безошибочно выводила снаряд на верный курс, не оставляя врагу ни малейшего шанса.

Разогнавшись до трехсот метров в секунду, ракета "Тоу-2", несущая усиленный заряд, хотя и не тандемный, чтобы поражать такни с "реактивной броне" а обычный, моноблочный, мчалась к цели, словно скользя по натянувшемуся, точно струна, взгляду наводчика. Тот видел только вражеский танк в центре прицела, да еще часто мерцавший фонарь-трассер в кормовой части ракеты, стремительно преодолевавшей сотни футов, отделявшие ее от цели.

– Огонь из всех стволов, – приказал командир батальона. – Уничтожьте сукиных детей!

Пусковые установки "Тоу" разом выплюнули четыре ракеты навстречу врагу с предельной дальности, почти с четырех километров, когда противник еще не мог дотянуться до позиций легкой пехоты. Четыре танка разом окутались клубами дыма и пламени, и над окопами раздались ликующие крики – противник получил свое, едва ли поняв, что вообще оказался под кинжальным огнем.

– Так их, – злобно оскалился командир батальона, во всех подробностях наблюдавший за разгромом врага. Мощный бинокль – отличная оптика, противобликовое покрытие, чтоб не стать добычей вражеского снайпера, встроенный лазерный дальномер – позволял видеть все детали, словно офицер перенесся вдруг из окопа туда, к подножию холма, ставшего последним оплотом для его батальона. – Не прекращать огонь!

Расчеты противотанковых комплексов действовали, как заведенные – не успели ракеты покинуть пусковые трубы, как заряжающие уже заталкивали в разверстые жерла новые. Словно подталкиваемые огненными факелами, управляемые ракеты мчались к целям, врезаясь в броню, обдавая ее своим раскаленным дыханием, так, что сталь пузырилась, уступая огню. Обстреливаемые в упор танки окутало пламя, в котором не могло уцелеть ничто, но именно оттуда, словно из раскаленной адской бездны, вырывались, продолжая свое упорное движение к вершине, боевые машины, под лязг гусениц и рев моторов, оказывавшиеся все ближе к позициям американской пехоты.

– Их не взять ни чем! Мы их не остановим!

– Проклятье! – командир расчета, выпучив глаза, смотрел, не смея моргнуть, как огромный, заслонявший собою весь мир русский танк неумолимо полз наверх, а на башне его еще трепетало пламя, бессильное перед прочной сталью. – Сожгите его! Заряжай! Живее, вашу мать!

Ракеты летели одна за другой, жалящей стаей обрушившись на русские танки. Установки "Тоу" выплевывали снаряд за снарядом, буквально захлебываясь огнем, а спустя минуту в небо взвились управляемые ракеты "Джейвелин". Стрелки, взвалившие на плечи себе пусковые установки, вели огонь из укрытий, им хватало мгновения, чтобы увидеть цель, а потом уже инфракрасные системы самонаведения ракет не выпускали ее из виду ни на миг.

– Огонь, огонь, – надрывался командир батальона, которому вторили ротные и взводные командиры, сержанты и капралы, все как один с перекошенными от ярости и ужаса лицами. – Уничтожьте их, отправьте ублюдков к дьяволу!

"Джейвелины" взвились над полем боя, делая горку и пикируя на строй русских танков. Тепловые головки наведения отчетливо "видели" выдыхаемой работавшими на максимальных оборотах дизелями тепло, шлейф, прекрасно различимый даже с низкой орбиты, где парили разведывательные спутники. Но видеть и быть способными уничтожить цель – вещи разные.

Ракеты обрушились на строй боевых машин, вонзая в крыши башен и моторных отделений иглы кумулятивных струй, и сразу три танка вспыхнули, но остальные продолжили движение. Укрепленные на башнях контейнеры динамической защиты "Контакт-5", едва их касалось пламя, взрывались, сбивая с курса отвесно падавшие сверху ракеты, не позволяя тем причинить вред машинам и экипажам. Танки, содрогаясь от взрывов, шли вперед, и с вершины холма видели, как зашевелились длинные стволы орудий.