– Где-то там, впереди, главные силы русских, еще не вступившие в бой, – произнес командир батальона, уставившись перед собой, сквозь мутное лобовое стекло "Хаммера", мчавшегося по шоссе в общей колонне, оставившей позади себя бирюзовую ленту Терека, перетянутую дугами мостов, и теперь, как прочие подразделения Десятой пехотной, направлявшуюся прямиком к городу под названием Буденновск. – Из штаба сообщили, что нам навстречу выступили целых три дивизии, сотни танков и бронемашин. И никто точно не знает, где эти русские, и что, черт возьми, намерены делать проклятые ублюдки!

– Полагаете, сэр, разведка могла наткнуться на противника? Наши парни, что, уничтожены? Значит, русские очень близко!

В голосе сержанта-радиста слышался страх – молодой парень, привыкший видеть войну на экране телевизора, считавший ее грандиозным шоу, в котором американские солдаты неизменно громили "плохих парней" в любой части земного шара, понял, что все не так просто. Горстка бойцов, лишенных брони, уповавших только на свою авиацию, которая могла и запоздать, отрезанная от своих десятками, сотнями миль чужой земли, враждебной, таящей опасность, могла только погибнуть, окажись на пути ее хоть часть тех сил, которыми располагал враг, двинув их теперь в контрнаступление.

Легкая пехота сейчас выполняла именно ту задачу, для которой была приспособлена менее всего. Ее стихией были обходные маневры, рейд по тылам противника, действия в горах или городах с их плотной застройкой, но никак не лобовая атака на позиции тяжеловооруженного противника. однако кроме Десятой пехотной да еще десантников, накрепко увязнувших ныне в Грозном, иных сил, чтобы закрепить успех, достигнутый мощными ударами авиации, не было, и потому пехотинцы, битком набившись в свои "Хаммеры", рвались к русскому городу, о существовании которого большинство узнало несколько часов назад, впервые взглянув на карты местности.

– Русские попытаются нас остановить, отбросить назад, взять в кольцо и всех перебить, – лишенным эмоций голосом произнес командир батальона. – Они не трусы и не слабаки. Да, кто-то, утратив веру в победу, наверняка уже бросил оружие и бежал, но хватит и других, тех, которые готовы сражаться с нами за свою страну.

– Но ведь мы несем им мир и порядок, стабильность и безопасность для всего их народа! Мы здесь, чтобы предотвратить гражданскую войну. Что, против нас будут воевать части, послушные мятежникам?

– Мятежникам? – Командир нахмурился, подозрительно взглянув на своего подчиненного. Сам он ни на миг не верил в сказки о перевороте, о восстании клики русских генералов и прочую чушь, которой щедро напичкали всех бойцов перед началом наступления. – Какая разница, сержант, чьи приказы выполняет тот, кто прикончит тебя? Нам предстоит бой, и, черт побери, я не хочу оказаться в роли долбаной куропатки, которую из засады подстрелит осторожный охотник!

Связь между наступавшими подразделениями американских войск, в отличие от пытавшихся спешно организовать хоть какое-то подобие линии обороны подразделений Российской Армии, работала безотказно. Для подстраховки были изменены орбиты нескольких спутников, и теперь все офицеры, начиная от командира взвода, могли пользоваться любыми видами связи, имея также и доступ в Интернет. Именно поэтому созвониться с бригадным генералом Хоупом не составило труда.

– Нам нужны данные авиаразведки, – потребовал командир батальона. – Необходима поддержка с воздуха, сэр. Мы же наступаем едва ли не вслепую, хотя над головами кружат чертовы спутники и еще дьявол знает что!

– Я отдам приказ направить авиацию в ваш квадрат немедленно, – без колебаний ответил Элайджа Хоуп. – Мы вас не оставим, что бы ни случилось!

Командующий Третьим бронекавалерийский полком вместе со всем своим штабом только завершил переправу через Терек, теперь ожидая, пока подтянутся тылы. Его полк, точнее, сто двадцать три танка "Абрамс", сейчас был единственной надеждой легкой пехоты, развивавшей наступление и вклинившейся уже весьма глубоко на русскую территорию. На счету была каждая машина, и потеря сразу целого взвода вызвала в душе Хоупа волну гнева и нечто, сильно напоминавшее страх.

– Продолжайте выполнять полученный ранее приказ, майор, – потребовал командир бронекавалерийского полка. – Данные воздушной разведки вам сообщат немедленно, как только самолеты достигнут заданного района. У вас не должно быть серьезных причин для беспокойства. Русские войска рассеяны, они действуют без единого командования, без общего плана, каждый батальон, каждый полка сам по себе. Мы легко разгромим их поодиночке.

Элайджа Хоуп сдержал слово, тотчас связавшись со штабом в Тбилиси и запросив поддержку. В указный квадрат вылетел беспилотный разведчик – рисковать жизнями своих летчиков ни Хоуп, ни Камински не желали без крайней нужды – но еще раньше в район предполагаемого нахождения русских направилась эскадрилья вертолетов из авиационной бригады Десятой легкой пехотной дивизии. Однако прибыли все они туда слишком поздно.

О первом бое и первой победе полковник Белявский узнал лишь тогда, когда из колыхавшегося прямо по курсу полковых колонн пыльного марева выскочила БМП, на крыше которой теснились чумазые десантники, с лиц которых не сходили довольные улыбки, больше похожие, в прочем, на оскал только что попробовавших чужой крови хищников. Увидев их, Алексей понял, что что-то случилось. А еще спустя несколько минут он увидел и пленника.

Рослый парень в порванном камуфляже, покрытом пятнами копоти, а кое-где вовсе прожженном до самой кожи, стоял на ногах нетвердо, порой начиная заваливаться на бок, и конвоирам приходилось поддерживать пленного под локти, разворачивая лицом к полковнику. А тот отрывисто бросал в лицо американцу вопрос за вопросом, и самодеятельный переводчик, отыскавшийся при штабе, только успевал повторять их, безжалостно коверкая произношение.

– Имя, подразделение, – бесстрастно произнес Александр Белявский, в упор уставившись на пленника. – Где находятся главные силы вашей части? Какие задачи выполняло ваше подразделение?

Ответом было полнейшее молчание. Кажется, пленный американец еще не верил, что и впрямь оказался в руках этих проклятых русских. Он косился по сторонам, всюду натыкаясь на взгляды собравшихся со всех сторон бойцов и офицеров, порой откровенно ненавидящие, но чаще просто заинтересованные и тоже полные удивления. А может, молчание было последствием контузии – на лице плечистого американца, настоящего англосакса, запеклась кровь, а остекленевший взгляд почти ничего не выражал.

– Отвечать, – теряя терпение, рявкнул полковник Белявский, и едва ли этот приказ нуждался в переводе. – Немедленно отвечать!

Вздрогнув, американец сбивчиво принялся что-то говорить, и командир полка с трудом разобрал несколько знакомых слов – язык он учил давно, а возможности попрактиковаться как-то не представилось. На самом деле пленных было двое, и этому еще повезло – его товарища, сильно обгоревшего, сразу отправили в санбат, хотя кое-кто из штабных офицеров сразу и без особого сожаления предложил прикончить янки, хотя бы для того, чтобы тот не мучился зря. Щуплый губастый негр – для танкиста его телосложение было самым подходящим – пользы представлял немного, он лишь громко стонал и несвязно матерился, когда батальонный санинструктор стал обрабатывать его раны подручными средствами.

– Штаб-сержант Эндрюс, – сообщил переводчик. – Разведка Третьего бронекавалерийского полка Армии США. Их взвод придали батальону Десятой легкой пехотной дивизии, наступающему в направлении Буденновска. О действиях других подразделений своего полка ничего не знает. Еще что-то о Женевской конвенции и военнопленных, – с явным презрением добавил капитан, покосившись на американца.

– Тогда скажи, что мы соблюдаем все международные соглашения, и будем обращаться с ним и его товарищем с должной гуманностью, – усмехнулся Белявский. Странно, ни ненависти, ни гнева, ни злобы к этому конкретному врагу он не испытывал. Полковник знал, что в бою лицом к лицу он будет разить беспощадно, но лишившийся своей силы враг вызывал безразличие, в лучшем случае жалость. – Мы соблюдаем Женевскую конвенцию в отличие от командиров штаб-сержанта и правителей его страны, напавших на нашу родину внезапно, подло, не предъявляя никаких претензий и не объявляя войну. Но мы можем и передумать!