– Приготовились! Распределить цели, – отдал новый приказ командир группы. – Накроем их одним залпом. Огонь только по команде!

В каморы танковых орудий скользнули "сигары" подкалиберных снарядов, глухо лязгнули закрывшиеся следом за ними затворы, и наводчики, до дрожи ожидая приказа, положили руки на спусковые рычаги, готовые обрушить на врага лавину огня. Противник, уверенный, что вокруг не было опасности, отчего-то утративший осторожность, шел прямиком в западню.

Танкисты ждали команды, точно как наводчики боевых машин пехоты, разворачивавшие орудия, словно провожая взглядами бездонных провалов их стволов беспечного противника. А на вершине холма вжались в землю пехотинцы, и только расчет гранатомета оставался на виду, в последний раз проверяя свое оружие. Напряжение росло, и вскоре должен был грянуть взрыв.

Вереница бронемашин, окрашенных во все тот же пустынный камуфляж, с нанесенными на борта номерами, неторопливо ползла по шоссе. Широкие приземистые башни вращались, поводя вокруг себя тонкими стволами автоматических пушек, и укрытые под слоем брони наводчики наверняка были готовы в любой миг нажать на спуск. "Брэдли", которым впервые довелось проехать по русской земле, причем противу воли ее хозяев, производили впечатление чего-то тяжеловесного, быть может, несколько неповоротливого, но весьма мощного.

– Ну же, еще чуть-чуть, – сам не замечая того, приговаривал командир боевой машины пехоты, наблюдая, как вырастают в размерах, оказываясь все ближе к засаде, чужие бронемашины. – Вот же, сейчас… Ну!

В памяти невольно всплывали табличные характеристики этих машин, которые до сих пор еще изучали на теоретических занятиях, хоть и давно уже было запрещено считать американцев своими врагами. Как оказалось, напрасно. Вражеская боевая машина пехоты, или, скорее, боевая разведывательная машина – внешне отличить БМП М2 и БРМ М3, названные именем одного и того же американского генерала, героя Второй мировой, мог далеко не каждый, тем более, не через оптику прибора наблюдения с добрых полутора верст – и впрямь была более тихоходной, выдавая чуть больше шестидесяти километров в час против семидесяти с лишним у БМП-3. Удельная мощность тоже оставляла желать лучшего – девятнадцать лошадиных сил на тонну веса у "американца" против почти двадцати четырех у русской бронемашины – как и удельное давление на грунт, важнейший показатель проходимости. Защита, правда, у "Брэдли" была повнушительнее, но против огня стамиллиметровой пушки 2А70 все же не "тянула". Во всяком случае, так было написано в пособиях и наставлениях, и сейчас командир мотострелкового взвода был намерен в деле выяснить, так ли это.

– Всем внимание, – произнес офицер, прижав к губам микрофон. – Огонь!!!

Приказа ждали, и выполнили его немедленно. Рявкнули танковые пушки, выплевывая навстречу приближавшемуся врагу оперенные иглы сердечников подкалиберных снарядов, разогнавшихся в гладкостенных трубах стволов до скорости тысяча восемьсот метров в секунду, и одновременно орудия БМП извергли из своих жерл пламенные копья управляемых ракет. Шквал огня обрушился на шоссе, где застигнутому врасплох противнику оставалось только одно – погибнуть.

Наводчик-оператор БМП-3 немигающим взглядом наблюдал за мерцающей точкой трассера управляемой ракеты 9М117, умчавшейся к цели – замыкающей машине "Брэдли". Все, что требовалось от бойца – просто удерживать противника в перекрестье прицела, а полуавтоматическая система наведения сама сообщала ракете нужный курс.

Уклониться, скрыться в дымовой завесе, уйти от атаки внезапно оказавшийся под кинжальным огнем противник не успел, да и не мог он этого сделать. Миг – и детонатор привел в действие кумулятивный заряд управляемой ракеты. Луч огня прожег, проплавил бортовую броню американской боевой машины, выжигая ее нутро, но чуть раньше под самую ее башню вонзился подкалиберный снаряд, выпущенный одним из танков.

Вольфрамовая "игла" насквозь прошила корпус, и башня, сорванная с погона, подлетела вверх, кувыркаясь и падая на пыльное шоссе в стороне от места боя. Ударившая в борт ракета довершила начатое – струя огня лизнула плотно уложенные ленты с патронами и малокалиберными снарядами, добралась до противотанковых ракет "Тоу", и взрыв боекомплекта разнес бронемашины на куски, осыпав окрестности стальным дождем осколков.

Залп достиг своей цели – под огнем оказались одновременно все четыре "Брэдли", экипажи которых едва ли смогли понять, что вообще происходит, и откуда стреляют. По головной БРМ ударили разом в три ствола, хватило свинца и на остальные. Не прекращая по инерции двигаться вперед, бронемашины, полыхая, скатывались с шоссе, утыкаясь притупленными носами в землю и только тогда уже замирая.

И в тот же миг с вершины холма протянулись вниз, впиваясь в спины промчавшимся вперед мотоциклистам, пулеметные трассы. Мотострелки, не теряя времени даром, внесли свою лепту в разгром захваченного врасплох врага. Первой же очередью удалось срезать пару мотоциклов. Третий, круто развернувшийся на крохотном пятачке, рванул куда-то в сторону, но и его настигла реактивная граната, выпущенная из РПГ-7. с противником было покончено за несколько секунд. В ответ не прозвучало ни одного выстрела.

– Мы их сделали, – взвизгнув, издал ликующий вопль наводчик БМП-3, через свой прицел видевший разгром во всех подробностях. – Всех на хрен сожгли!

– Да, вот так мы их, – довольно оскалился командир, неожиданно почувствовав, как мелкой дрожью трясутся его руки. – Всех свинцом накормим!

Грохот залпа, единственного, победного, стих. Враг был уничтожен, но наводчики все так же не отрывались от прицелов, и многие одновременно увидели, как распахнулись люки одной из бронемашин, и из чрева ее, из клубов дыма, показались фигурки в камуфляже непривычной расцветки.

– Живы еще, сучары! – В голосе командира звучало удивление и какая-то обида – под таким обстрелом никто не должен был уцелеть. – Десант на броню! Сейчас мы их скрутим, пиндосов драных! Вперед!

Мотострелки, оставив свой пост на вершине холма, опрометью кинулись к выскочившей на шоссе БМП-3, карабкаясь на крышу, цепляясь за поручни, и механик-водитель едва ли не раньше, чем все бойцы заняли свои места, рванул с места, дав полный газ. Американцы, оглушенные, раненые, а может, просто перепуганные, еще только приходили в себя, а бронемашина, грозно рыча двигателем, под грозный лязг гусениц двинулась к ним, чтобы собрать заслуженные трофеи.

Командир батальона Десятой легкой пехотной дивизии поморщился, когда радист, находившийся буквально в футе от офицера, в салоне все того же штабного "Хаммера", подпрыгивавшего на ухабистой русской дороге, вновь, уже, наверное, раз в десятый, принялся повторять позывные, пытаясь докричаться до внезапно замолчавшей развдегруппы.

– Довольно, сержант, – приказал командир батальона. – Что у вас за чертовщина творится?

– Сэр, не выходит на связь разведывательный взвод Третьего бронекавалерийского! Они не отвечают на запросы, сэр!

– Где они должны находиться сейчас?

– Квадрат Браво-семь, – доложил сержант, и командир батальона, взглянув на монитор зашитого в кевларовый чехол ноутбука, присвистнул – разведка отовралась от главных сил, колонны пехотного батальона, без малого на два десятка миль.

Батальон легкой пехоты, свыше полутысячи бойцов, наступал в первом эшелоне, пропустив вперед себя только приданные подразделения бронекавалерийского полка. Никто не ждал серьезного сопротивления – все, и солдаты, и офицеры, знали, что враг растерян и напуган внезапным ударом. Оставалось только придти и взять плоды своей победы. И потому колонна "Хаммеров", порой почти полностью исчезавшая в клубах пыли, мчалась на север, удаляясь от гор, вонзаясь все глубже и глубже в плоть чужой страны, еще недавно казавшейся такой большой, сильной. Да, оценить русские просторы уже довелось, и никто не остался равнодушен к увиденном. И что-то подсказывало командиру батальона, что совсем скоро придется ощутить на себе силу врага, ту самую, которой на его родине давно пугали детей – и его самого много лет тому назад – и в которую сейчас отчего-то вдруг перестали верить.