– Что это значит? Как вы посмели? Это территория Соединенных Штатов!

Американский дипломат был напуган, видя кругом вооруженных до зубов русских и разбросанные всюду трупы морских пехотинцев, так и не сумевших защитить посольство. И все же американец пытался держаться уверенно, собирая в кулак остатки воли.

– Что происходит? Немедленно объяснитесь!

– Что происходит? – Командир роты "дзержинцев" злобно оскалился, взглянув в глаза своему пленнику: – Это война, господин посол! И начала ее ваша страна!

Короткий бой стоил обеим сторонам многих жизней. Почти вся охрана посольства погибла за какие-то десять минут, а заодно и несколько посольских работников, не успевших добраться до безопасного места, но и атакующие понесли немалые потери, оставив только убитыми в стенах дипмиссии и на подступах к ней полтора десятка бойцов, в том числе экипаж боевой машины пехоты. В центре Москвы снова наступила обманчивая тишина – здесь была одержана маленькая, убедительная, но отнюдь не бескровная победа, но огромная страна от края до края уже содрогалась от грозной поступи войны.

В эти минуты очень многое, включая сами жизни, зависело от быстроты принятия решений. Неважно, сколь верными они были, к чему могли привести в самом ближайшем будущем – главное, тот, кто думал быстрее и смелее, кто не страшился взять ответственность на себя, ни с кем не деля тяжкое бремя, мог вырвать еще несколько часов из ледяных когтей подкрадывавшейся смерти. Но не все нашли в себе решимость использовать этот призрачный шанс.

Евгений Артемьев действовал на свой страх и риск, и выиграл. Когда был отдан приказ наступать, приказ, которого трудно было ожидать, и который нельзя было не выполнить, Двадцать первая гвардейская мотострелковая дивизия уже была подобна сжатой до предела пружине, и одно слово ее командующего тотчас привело в действие этот отлаженный и безотказный механизм разрушения. Соединение, несмотря на разделявшие его полки километры, покинуло стоянку немедленно, в тот самый момент, когда очередная волна воздушного наступления, несколько десятков тактических истребителей, пилоты которых уже чувствовали себя хозяевами русского неба, находилась в считанных милях от полевых лагерей. Бомбы разорвались в пустоте, первый удар оказался напрасной тратой сил. Но так было не везде.

Командующий Сто восьмой мотострелковой дивизией мучился сомнениями долго, с той самой секунды, когда вдруг исчезла связь, словно штаб военного округа вдруг переместился на другую планету, достигнуть которой радиоволны оказались не в состоянии. Интуиция, то чувство, не имеющее названия, но многим спасшее жизни, что появляется только с годами, у "стреляных воробьев", вернее, битых волков, кричало об опасности, но привычка во всем подчиняться кому-то, у кого звезд на погонах больше, заставляла ждать, надеясь все же на лучшее. Такую нерешительность многие не одобряли, но открыто возражать командующему решился бы не всякий. В прочем, один такой храбрец все же нашелся.

– Товарищ генерал-полковник, это не нормальная ситуация, – пытаясь не забывать о субординации, настойчиво произнес Алексей Басов, добавив в голос одновременно почтения перед старшим офицером и побольше убедительности. – Проблемы со связью возникли явно неспроста. Это не гроза, не атмосферные помехи. Сами взгляните – на небе ни облачка, прогнозы просто превосходные!

– Техника обладает такой склонностью – подводить тех, кто слишком слепо верит ей, – покачал головой командующий дивизией. – Да и в атмосфере может твориться всякая чертовщина.

– Именно, чертовщина! И поэтому я предлагаю объявить тревогу, товарищ генерал-полковник. И сделать это следует немедленно!

Новый, назначенный считанные недели назад начштаба, переведенный в боевую дивизию с заштатного полигона, даром, что расположенного в каких-то десятках верст от Москвы, порой откровенно бесил командующего своей неуемной активностью, так было и сейчас. Привыкнув к тому, что в армии, при всем сопутствующем ей бардаке, ничто не происходит без приказа, без решения сверху, генерал Костерин едва сдерживался, чтобы просто не заткнуть своего подчиненного, явно склонного к излишней панике. Самое мерзкое, это чувство тревоги понемногу начало передаваться и остальным заместителям и ближайшим помощникам командующего, слышавшим разговор.

– Чью атаку вы предлагаете отражаться, – с сарказмом, за которым скрывалось раздражение, усмехнулся командующий. – Вспышек на солнце? К черту вашу панику, полковник! Вы что, впервые видите, как выходят из строя приборы. Просто где-то сломался передатчик или ретранслятор, а вы готовы во всем видеть происки врага!

– Сломался передатчик? Сразу во всем военном округе, надо полагать?! Просто отдайте приказ повысить готовность, товарищ генерал-полковник. Пусть это будет частью учений, ради которых мы сюда и прибыли.

– Ступайте лучше, проведите воспитательную работу с личным составом, поверьте, как ведется обслуживание техники, если уж в вас так много нерастраченной энергии, – уже с явным недовольством бросил Костерин. – Все, товарищ полковник, вы свободны. Если что произойдет, вас найдет мой ординарец!

– Есть, товарищ генерал-полковник!

Алексей козырнул, приложив покрытую мозолями и пятнами машинного масла ладонь к козырьку мягкой полевой фуражки-кепи, и, четко, по-уставному развернувшись кругом, вышел прочь из штабной палатки, сопровождаемый сочувствующими или насмешливыми взглядами товарищей. Новые сослуживцы, зная о боевом прошлом начальника штаба, а равно и о том, какими судьбами несдержанный не только в словах, но и на деле полковник оказался в забытом богом гарнизоне, не могли сдержать ироничных усмешек. Расхожее выражение "чеченский синдром" у многих вертелось на языке. Но Алексей Басов старался делать вид, что не замечает усмешек и ехидного шепотка, поплывшего по рядам штабных офицеров.

– Идиот, – беззлобно пробормотал себе под нос начальник штаба, отвечая на приветствие встретившихся ему младших офицеров из штабной роты дивизии. – Трусливый идиот!

Алексей, в отличие от многих "товарищей по оружию", больше привык полагаться на себя, чем ждать на всякий шаг разрешения сверху. Во время боев, когда его батальон одно за другим брал чеченские селения, превращенные боевиками в настоящие крепости, ждать приказов из штабов было попросту некогда, и тогда все же оценивали не послушание, а достигнутый результат, выражавшийся в потерях врага. И потом, во время службы на полигоне, полковнику тоже предоставляли относительную свободу действий, требуя только, чтобы показ очередной новинки отечественного "оборонпрома" очередной делегации большезвездных генералов прошел как можно лучше, а уж как все это будет устроено, оставалось на совести начальника полигона. Но теперь, окунувшись в рутину армейских будней, Басов порой был готов кричать и рвать на себе волосы, сталкиваясь с нарочитой медлительностью и осторожностью, страхом наказания буквально всюду.

Негромко, но от души матерясь, полковник Басов двинулся прочь от штабной палатки, пробиваясь через сутолоку. Всюду суетились измазанные маслом и соляркой солдаты в комбинезонах, покрытых толстым слоем пыли. По загорелым лицам бойцов стекали капельки пота, звучали отрывистые команды, сдобренные – наверное, для большей доходчивости – беззлобной бранью. Дивизия жила обычной жизнью, кто-то возился с техникой, кто-то отрабатывал, доводя до автоматизма, строевую подготовку, и лишь немногочисленные счастливчики, которым оставались считанные дни до "дембеля", по давней традиции ничего не делали, предавшись отдыху.

Здесь, на несколько километров окрест, раскинулся полевой лагерь мотострелкового полка, на территории которого разместился и штаб Сто восьмой мотострелковой дивизии. Четыре десятка танков, новые Т-80У и еще более совершенные Т-80УМ, оснащенные системами оптико-электронного противодействия "Штора", которых во всех Сухопутных войсках можно было буквально по пальцам пересчитать, томились в ожидании дела под завесой из масксетей. Названные "реактивными" из-за газотурбинных двигателей, обеспечивавших удивительные характеристики подвижности, эти танки были главной ударной силой полка, ядром, вокруг которого в бою соберутся десять дюжин боевых машин пехоты БМП-2, несущие в своем пропитанном запахом дизельного топлива чреве десант. И, право же, полковник Басов предпочел бы оказаться в боевом отделении одной из бронемашин, нежели наблюдать за тем, как гибнут его товарищи в бою, изнутри командно-штабной машины, находясь в относительной безопасности, в стороне от ада сражения.