Грохот разрывов смахнул десантников с коек, и бойцы в одних тельняшках и мешковатых камуфлированных штанах, выскочив из-под брезента, увидели, как гибнут, исчезая в клубах огня, доставившие их за сотни верст "Ильюшины". Один за другим самолеты, превратившись в сгусток огня, разлетались на куски, и искореженные обломки, фрагменты обшивки, точно шрапнель, косой прошлись по военному лагерю, насквозь пронзая тела, отсекая головы и конечности.

– Тревога, – надрывались еще ничего не понимавшие взводные и ротные командиры. – Артналет! Это "духи"!

Хватая оружие, с которым не расставались ни на миг, пока не будет объявлено о завершении маневров, парашютисты озирались, пытаясь увидеть врага. На мгновение все они поверили, что это и впрямь террористы, раздобыв где-то пару артиллерийских орудия или хотя бы минометов, решили накрыть залпом расположение парашютно-десантного полка. Но когда над головами с ревом и грохотом пронеслись серые размытые тени, а затем воздух разорвал надсадный вой сброшенных с бреющего полета бомб, все встало на свои места.

Лишенные зенитного прикрытия полевые аэродромы, наспех оборудованные площадки, на которых теснились сотни палаток, служивших не только временным жилищем для бойцов, но и складами боеприпасов, продовольствия, штабами и медпунктами, оказались даже слишком легкой целью для готовившихся к яростным схваткам пилотов. "Страйк Иглы", всего два звена, ударили накоротке, сперва обрушив на взлетные полосы град бомбовых кассет CBU-87 CEM, раскрываясь в полете, рассеивавших каждая по две сотни малокалиберных бомб. А затем, когда "Ильюшины" и старые заслуженные "Аннушки" исчезли в море огня, и пламенный вихрь прокатился по рядам палаткам, к земле посыпались "чугунные" пятисотфунтовки "Марк-82" свободного падения, добавившие хаоса и ужаса.

– Воздух, – надрывались офицеры, сбивая с ног суматошно бегавших вокруг солдат. – Всем лежать! В укрытия!

Вбитые многолетними тренировками навыки не забывались даже сейчас, когда с неба сыпались бомбы. Десантники, которые не могли ничего противопоставить реявшим под облаками врагам, пытались лишь спасти свои жизни, хотя бы для того, чтобы потом, в схватке на равных, отомстить, неважно кому, но отомстить. А противник, посылая в эфир рапорты об удачном выполнении задачи, уже мчался к очередной цели – мишеней было слишком много, чтобы тратить на каждую больше нескольких минут. Гвардейская дивизия, неудержимая в стремительном броске, оказалась прикована к земле, более того, лишившись и без того скудных запасов топлива, бронемашины, при всей слабости своей брони все-таки на порядок повышавшие огневую мощь парашютистов, превратились в неподвижные куски железа. В прочем, после бомбежки их и так уцелело очень немного.

Самолеты улетели, оставив после себя стремительно таявшие росчерки инверсионных следов, которые только и могли подтвердить, что все происшедшее не было страшным сном. А десантная дивизия, за считанные минуты лишившись той подвижности, которой всегда так гордилась "крылатая пехота", осталась среди разгромленного палаточного городка покорно ждать, когда же где-то на небесах – в буквальном смысле этого слова – окончательно решат участь разгромленного, но не сдавшегося врага. Ждать пришлось долго – силы врага, сколь угодно внушительные, все же были ограничены, и приходилось решать непростую задачу, выбирая именно те цели, уничтожить которые требовалось в первые часы вторжения. Иногда в штабах ошибались, и расплата за допущенную оплошность должна была последовать уже очень скоро.

Командующий Двадцать первой мотострелковой дивизией начал действовать в тот же миг, когда запыхавшийся заместитель начальника радиоузла соединения, ворвавшись в штабную палатку, доложил о том, что внезапно пропала связь.

– Товарищ генерал-полковник, – майор, весьма упитанный для танкиста, которому, вообще-то, полагалось быть легким и худощавым, тяжело дышал, а лицо его налилось кровью. – Товарищ генерал-полковник, прервана радиосвязь со штабом округа. На всем диапазоне тишина! С соседними гарнизонами связи также нет – неожиданно сильные помехи!

Евгений Артемьев почувствовал, как тревога, беспричинная, но от того не менее сильная, ледяной иглой внезапно кольнула сердце. Командующий дивизией не знал, что заставило его так обеспокоиться, услышав доклад, но вдруг понял, что нельзя сидеть, сложа руки – ему были слишком дороги жизни солдат, чтобы напрасно подвергнуть их риску.

– Какого черта нет связи?! – по привычке рявкнул начштаба дивизии – в палатке в эти минуты на очередное совещание, чтобы хоть как-то скоротать время, собрался почти весь командный состав. – Что еще за помехи вы там придумали?

Сжившийся за годы службы с ощущением подчас безграничной власти офицер, второй человек в сложном механизме дивизии по армейской иерархии, давно уяснил, что свои права следует использовать часто и без колебаний, ведь порой только так можно обуздать вечное разгильдяйство и откровенную лень нижестоящих чинов. Как правило, такой прием помогал безотказно, громкий окрик и злое выражение лица позволяли решать любые проблемы, но сейчас был иной случай.

– Не могу знать! Какая-то чертовщина, – растерянно промолвил майор. Гнев старшего по званию, сколь угодно беспричинный, мог обернуться немалыми неприятностями. И тем обиднее было, что от самого начальника связи, равно как и от его подчиненных, сейчас и впрямь ничего не зависело: – Я таких помех не слышал, даже когда служил в заполярье, и там случалось северное сияние. Настоящая буря, товарищ генерал-майор!

– Дьявол!

Командующий дивизией ощутил нарастающее беспокойство. Подчиненное ему соединение, полторы сотни танков, не каких-нибудь, а новейших Т-90, сто двадцать самоходных орудий, оказалось разбросано на огромном пространстве в излучине Волги и Дона. Между полками и батальонами простерлись десятки, сотни километров, и никакой иной способ связи, кроме радиоволн, не позволял согласовывать действия дивизии, все еще остававшейся единым и весьма мощным организмом.

Переброшенная через полстраны дивизия, тыл которой подпирала Пятая гвардейская танковая дивизия, а по правую руку, отрезая противнику, посмевшему бы угрожать с юга, выход к Черному морю, раскинулись среди ставропольских степей палаточные городки Сто восьмой мотострелковой дивизии, жила только одним – ожиданием приказа. Почти шесть сотен танков, грозные Т-90 и Т-80 последних модификаций, были призваны стать броневым заслоном на пути врага, и никто не испытывал сомнений в том, чье именно вторжение должен был остановить этот почти нерушимый щит. стремительный бросок через степи, несколько часов марша на пределе возможностей людей и машин – и враг будет намотан на гусеницы стальных "монстров", вдавлен в землю, на которой его не ждали, отброшен назад, за горные хребты. А следом за ним ворвутся в чужие города русские танкисты и пехотинцы, предавая все огню.

Подчиняясь не командующему округом, даже не министру, но напрямую Верховному главнокомандующему, исполняя только его приказы, дивизии, три стальных кулака, были готовы двинуться в атаку в любой миг, пребывая в постоянной готовности. Никто из тысяч солдат и офицеров всерьез не верил, что боевым машинам придется произвести хотя бы один выстрел по реальной, а не учебной цели, но от этого ожидание не становилось менее напряженным. Десятки тысяч человек, солдаты и офицеры, жили только одной мыслью – мыслью о том, что их не зря послали сюда, и ни на миг не забывали, что в считанных сотнях километров, по другую сторону увенчанных снежными шапками гор Кавказа, окопался враг, американцы, непрошенными явившиеся сюда не для того, чтобы уйти просто так. Об этом трудно было не думать, сделав вид, что ничего подобного не происходит, и больше всего о близости того, кого невозможно было назвать иначе, чем противником, думал генерал-майор Артемьев.

– Приказываю объявить боевую тревогу, – распорядился командующий дивизией. – Немедленно установить связь со штабами полков! К черту ваши помехи – дайте мне связь. И свяжитесь со штабом округа, черт вас возьми!