– Работаем, работаем, – торопил своих товарищей бригадир, тащивший на плече тяжелую бухту кабеля. – Здесь только провода перепаять! Дела на полчаса, мать вашу, так что живее!

Единственным оружием четырех техников были пассатижи, паяльники и мотки изоленты, но сейчас именно эти четверо держали в руках ключ от обороны города. Связь была необходима, это понимали все, и те, кто готовился к обороне, и другие, что наступали, одерживая победу за победой.

– Полчаса, – злобно сплевывали под ноги монтажники, косившиеся на своего начальника. – Да нас тут за пять минут по асфальту раскатают на хрен! Янки вернутся в любой момент!

Все же они успели, хотя, постоянно отвлекаясь, с тревогой поглядывали в небо, которое каждую секунду могло расколоться ревом турбин. Через полчаса, наспех заменив перебитые осколками кабели и залатав "тарелку" отражателя, бригада доложила о завершении работ. Связь была восстановлена, и рак-отшельник, вновь обретя зрение, теперь знал, куда обратить свои грозные клешни.

Движение на улицах Москвы практически замерло – немного находилось автолюбителей, готовых рискнуть, попав под бомбежку, и только ведомственный транспорт, водители которого забыли сегодня о пробках, носился по вымершим автострадам. Автоколонна, состоявшая из полудюжины милицейских "уазиков" и автобуса ПАЗ, битком набитых сотрудниками органов внутренних дел, вдруг ставшими основой обороны родного города, остановилась перед зданием пассажирского терминала столичного аэропорта Внуково.

Милиционеры, толкая друг друга плечами и локтями, указывали на поднимавшиеся из-за зиявшего выбитыми окнами здания столбы дыма. Здесь же, на автостоянке, уже теснились, привлекая внимание ярко-красными бортами, пожарные машины, вокруг которых суетились люди в брезентовых робах. И здесь же, приткнувшись с самого края, стоял, грозно ощерившись в зенит стволами спаренных пулеметов, бронетранспортер БТР-80, надежная машина, не раз на своих восьми колесах вытаскивавшая человеческие жизни из самых скверных передряг.

– Бойцы, внимание, – гаркнул рослый капитан, сидевший в автобусе на переднем сидении, лицом к устроившимся в тесном салоне милиционерам, как никогда сосредоточенным и непривычно молчаливым. "Пазик", взвизгнув тормозами, остановился, и офицер, поднимаясь на ноги, отрывисто приказал: – Все на выход! Бегом!

Старший сержант Колобов, сидевший ближе всех к узкой двери, подхватил оружие и в два прыжка оказался на асфальте, отбегая в сторону. Милиционер чувствовал себя неуклюжим в непривычной амуниции – на плечи давил тяжелый армейский бронежилет, способный удержать даже пулю от "калашникова", по бедру при каждом шаге ощутимо бил подсумок со снаряженными магазинами, и за спиной болтался автомат АКС-74У, разумеется, заряженный и готовый к бою. На фоне этого табельный ПМ, удерживаемый в болтавшейся на поясе оперативной кобуре узким ремешком, казался забавной безделушкой. Пожалуй, для полного счастья не хватало только каски, и Александр усмехнулся, представив вдруг себя со стороны – ему, прежде не бывавшему, подобно некоторым сослуживцам, в "горячих точках", доводилось таскать на себе подобный арсенал только во время службы в армии, целых шесть лет назад.

Пожалуй, все же старший сержант должен был благодарить своих командиров, вплоть до начальника столичной милиции лично, за то, что те думали за него, как за каждого из бойцов, теперь выпрыгивавших из автобуса, выстраиваясь на парковке, как на плацу. Когда повсюду вдруг начинают рваться бомбы, а над головами проносятся на бреющем чужие самолеты, щедро сыплющие смерть, трудно оставаться спокойным, сохраняя хладнокровие и выдержку. И сержант был на грани паники, видя воцарившийся всюду хаос. Но все же привычка подчиняться приказам взяла свое, а потому Александр Колобов, герой-орденоносец, послушно следовал командам старшего офицера, сейчас вышагивавшего перед строем под насупленными взглядами полусотни обычных постовых милиционеров.

– Товарищи, – зычно выдохнул капитан, вглядываясь в лица своих подчиненных, похожих друг на друга, как братья-близнецы, в своих бронежилетах и с автоматами в руках. – Товарищи милиционеры, слушай боевой приказ! Командование поручило нам занять оборону в районе аэропорта. Мы должны быть готовы к отражению вероятного воздушного десанта противника. Американская авиация атаковала Москву, и это наверняка только начало. Россия вступила в войну, так что все вы должны быть готовы к бою в любой момент. Нас поддерживает взвод бойцов Внутренних войск, – капитан кивком указал на покрытую пятнами камуфляжа бронемашину, грозный вид которой внушал уверенность и покой. – А также зенитно-ракетный взвод из дивизии имени Дзержинского. Занимайте позиции, товарищи милиционеры, и ждите дальнейших приказов. По местам!

Грохоча башмаками по асфальту, бойцы бросились врассыпную, спеша на позиции, где их уже ждали полностью экипированные, точно прямо сейчас в атаку, "внутряки", нервно тискавшие ложа автоматов, внимательно глядя по сторонам из-под низко надвинутых на лицо стальных касок. Они были здесь не более чем символом, намного менее полезным, чем пожарники и спасатели, с негромкой бранью на устах таскавшие в дальний конец стоянки закутанные в брезент тела – не все бомбы легли точно на цель, испятнав провалами воронок бетон взлетных полос.

– Охренеть, сержант, – старшина Шумилов, злой, не выспавшийся – в прочем, как и сам Колобов, поднятый внезапным звонком спустя два часа после того, как добрался до дома, сдав пост – рысцой бежал плечом к плечу с Александром, придерживая за ремень висевший на правом плече "калашников". Увесистый АКМС все норовил сползти, повиснув на сгибе локтя, и борьба с непослушным автоматом все больше раздражала милиционера. – Собрали всех, кого можно. Вся Москва на ушах!

И впрямь к аэропорту согнали людей из самых разных подразделений, наверное, собирая в колонну всех, кто попадался на глаза. Кроме таких же, как сам Колобов, сотрудников патрульно-постовой службы, в общем строю оказались бойцы отдельного батальона ДПС и несколько крепких парней из столичного ОМОНа – эти выглядели из всех наиболее спокойными и уверенными среди всех прочих, и оружие держали так, словно не расставались с ним с самого рождения.

– Так что же будет?

– Война, мать ее, – зло рыкнул Шумилов, сплевывая себе под ноги. – Война, сержант! – И, обернувшись назад, сипло рявкнул маршировавшим следом милиционерам: – Ну, сынки, подтянись! Шире шаг!

На ходу озираясь по сторонам – отчего-то взгляд все время натыкался на приземистое "тело" бронемашины, – старший сержант Колобов все никак не мог поверить в реальность происходящего. Сознание отказывалось принимать правду о том, что в этот город, такой знакомый, такой ненавистный порой, а иногда такой горячо любимый, как и всякая родина, в эту страну вдруг пришла война, взяв с собою в попутчики горе и смерть. Хотелось искренне верить, что все это – не более чем страшный сон, который вскоре закончится привычным пробуждением и возвращением в нормальную жизнь с обычными заботами, и все же вера с каждой секундой слабела, уступая железной неизбежности. Но пока милиционер, как и его товарищи, лязгавшие затворами впервые за многие месяцы, а то и годы, взятого в руки оружия, готовились к появлению врага, всей душой веря в то, что этого не случится, и через несколько часов они все смогут вернуться в свои дома, другие уже спешили на встречу с ним, желая скорее вступить в беспощадную схватку.

Генерал-полковник Михаил Греков, чувствуя на себе сотни напряженных взглядов, кожей ощущая скопившуюся над плацем тревогу и ожидание, в молчании двигался вдоль строя. За командующим танковыми войсками, так же не смея проронить ни звука, чеканя шаг, ступали командующий Кантемировской танковой дивизией и его начальник штаба. Оба они, как и сотни солдат и офицеров, гвардейцев-танкистов и мотострелков, поднятых с постелей, выгнанных из своих казарм не криком дневального, а грохотом взрывов, ждали, когда же генерал отдаст приказ.