— Где он взял ее? — продолжал допрос Копьев.

Варваре Михайловне так хотелось спать, что она чуть не упала с кресла.

— Откуда я знаю! — рассердилась жена. — Наверное, украл. Они все крадут.

— Украл? — повторил Копьев. — Тогда все ясно. Можешь идти спать.

— Тебе тоже пора, — сказала жена, но, увидев глаза мужа, прибавила: — Хорошо, посиди еще немного, у тебя, кажется, творческий взрыв.

Поцеловав Копьева в лоб, стуча каблучками ночных туфель, она ушла в спальню.

Оставшись один, Ярослав Иванович, взявшись руками за годову, бормотал:

— Все ясно, все ясно! Он украл бумагу в учреждении, я писал на этой украденной бумаге и незаметно для себя обокрал Толстого, Горького, Чехова. Какая же это заразная болезнь!

Она была молоденькая девушка, сержант-машинистка в армейской газете, он — капитан, военный корреспондент.

Как все журналисты, он писал информации, очерки и статьи о боевых действиях. Кроме того, в свободное время сочинял маленькие рассказы о любви.

— Вот что, капитан, — сказал ему редактор, — брось ты это, Максим Горький из тебя не выйдет.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — четко ответил он и продолжал писать.

Он был уверен, что его рассказы станут событием в литературе и будут долго жить. Но как сохранить их? Почерк у него был такой, что только он один мог разобрать его.

Однажды ночью он тихо постучал в дверь комнаты, где помещалась сержант-машинистка. Дом, который занимала армейская газета, был так мал, что девушка жила и работала в одной и той же комнате.

— Кто там? — раздался тревожный голос.

— Это я, пусти, пожалуйста.

— Товарищ капитан, я уже сплю.

— Не бойся, у меня дело.

Девушка поняла, что он не думает о плохом, и сказала:

— Подождите, товарищ капитан, я оденусь.

Она одевалась недолго. Он в нетерпении ждал, пока не открылась дверь. Девушка, как всегда, была в военном костюме, коротких сапогах. Офицерский ремень со звездой перетягивал ее тоненькую талию.

— Проходите, товарищ капитан, — сказала она.

Он вошел в узкую длинную комнату и впился глазами в машинку, стоявшую на столе.

— Садитесь, товарищ капитан, — улыбнулась девушка застенчивой и нежной улыбкой. — У вас срочная корреспонденция?

— Нет, другое. Видишь ли, я пишу рассказы, но редактор не одобряет их. Поэтому я не могу печатать днем. Извини, что пришел так поздно.

— Что вы, товарищ капитан, я уже выспалась. Здесь я сплю мало, не то что дома. Пожалуйста, диктуйте, — села она за пишущую машинку и по привычке вставила лист с копиркой.

— «Рассказ о потерянной и возвращенной любви», — громко прочел он и стал диктовать, искоса наблюдая за машинисткой.

Она сидела прямо. Длинные, сильные пальцы ровными ударами били по клавишам, губы, казалось, повторяли каждое слово, которое она печатала.

— Все! — сказал он.

— Уже? — вздохнула она и, вынув из машинки рукопись, протянула ему первый экземпляр. — Посмотрите, может, я наврала.

Он уселся за стол, стал внимательно рассматривать свой рассказ. В перепечатанном виде он казался еще лучше.

— Молодец! Ни одной ошибки.

— Слава богу! Когда мне нравится, я совсем не ошибаюсь.

— Так тебе понравилось? — стараясь казаться безразличным, спросил он.

— Ужасно! Скажите, товарищ капитан, вы все это из жизни взяли?

— Конечно. Каждый писатель пишет о том, что он пережил.

Она посмотрела на него с наивным восторгом:

— Значит, тот молодой человек, который так любил, это вы?

— Ну, не совсем, но отдельные мои черты у него есть, а что ты думаешь о героине?

Девушка смутилась, но сказала отважно:

— Пожалуйста, не смейтесь, товарищ капитан, я хочу быть такой, как она, если полюблю. Я ведь еще никого не любила по-настоящему. Вот в девятом классе, — вдруг засмеялась она, — я влюбилась в одного мальчишку, он был хорошенький, но глупый. Это скоро прошло, как весенний дождик. Простите, что я болтаю чепуху. Я ведь всего десятилетку кончила, а по литературе у меня были только четверки, а один раз, стыдно сказать, схватила тройку.

— Это неважно, — рассеянно сказал он, укладывая листки рассказа в планшетку.

— Товарищ капитан, — сказала она, — вот еще копия, я отпечатала по привычке, если вам не нужно, может быть, отдадите мне?

— Тебе, зачем?

— Хочу прочесть сама.

— Стоит ли? Это не классика, — с ложной скромностью сказал он, но, увидев, как она огорчилась, великодушно согласился. — Давай я подпишу на память.

Быстро и размашисто он написал на копии свою фамилию, которая должна стать знаменитой.

Когда он вернулся в корреспондентскую, там было темно и душно. Он сел на койку, зажег на тумбочке лампу, вынул блокнот, раскрыв его, записал: «девичья свежесть чувств», «первая влюбленность — как весенний дождик». Затем он спрятал блокнот, положил планшет с рассказом под подушку, погасил свет, разделся, лёг и, прежде чем уснуть, успел подумать о том, что девушка, получавшая четверки по литературе, понимала больше, чем редактор газеты.

Остаток ночи девушка-сержант провела без сна, вновь и вновь перечитывая рассказ. В нем было все, чего она еще не испытала за свою короткую жизнь.

С новым рассказом он пришел на третью ночь. Это был рассказ о том, как смелый, благородный мужчина спас невинную девушку от негодяя, пытавшегося погубить ее. Герой трепетно и нежно любил героиню, скрывая свою любовь, а она, не зная этого, вышла замуж за другого.

Печатая, девушка отрывала руки от клавиш, подносила платок к глазам и говорила:

— Это соринка, товарищ капитан, противная соринка, со мной бывает, у меня такие глаза.

— Соринка, соринка, — соглашался он, а сам испытывал чувство радости, думая: «Она плачет! Это хорошо. Мои рассказы будут трогать женщин».

Военная весна на участке фронта, где стояла армейская газета, была тихой. Он писал много и быстро. В тумбочке девушки-сержанта скопились рассказы о любви: гордой, самоотверженной, чистой, о хрупких и нежных девушках, пламенных женщинах, о благородных, великодушных мужчинах. Девушка-сержант любила этих мужчин. Ей казалось, что все они похожи на капитана. Стыдясь, она боялась признаться себе, что любит его.

Он все больше и больше привыкал к этой девушке. Глядя на нее, он вспоминал дни утраченного мира, видел, как она в легком халатике, открывающем до колен ноги, стоит на подоконнике, моет стекла. Ветер вздувает халат, а она, смеясь, поправляет его. Он видел, как она, высоко подпрыгнув, закидывает мяч в сетку на баскетбольной площадке.

Подписав копию нового рассказа, он задерживался в узкой длинной комнате. Девушка поила его горячим жидким чаем. Он приносил с собой галеты из офицерского пайка.

Весело разгрызая их, она говорила:

— Вкусно! А когда война кончится, товарищ капитан, вы придете к нам в гости и мама угостит вас яблочным пирогом с коричневой корочкой, тоненькой, как обложка общей школьной тетрадки. Вы придете, товарищ капитан?

— Конечно приду. Ты будешь перепечатывать мои рассказы, а может быть, повести или роман.

— Роман! Я так люблю романы. У вас получится роман.

Однажды он сказал:

— Послушай, почему ты все называешь меня по уставу — «товарищ капитан»?

— Так нужно.

— Неужели я для тебя старый?

— Нет, вы молодой… «И красивый», — хотела добавить она и удержалась.

— Если не старый, зови меня по имени.

— Нельзя.

— Почему же нельзя?

— Просто так…

Прошла весна военного затишья. Летом начались бои. Капитана послали в двухнедельную командировку на один из самых горячих участков фронта.

Он не вернулся ни через две, ни через три недели. Сведений о нем не было. Товарищи-корреспонденты считали его погибшим, редактор сказал:

— Война. Отличный был журналист, хотя и занимался художествами.

Девушка-сержант была ровна и спокойна, как всегда, только теперь она делала опечатки.

Он объявился месяц спустя, худой, загорелый дочерна, но, как смеялись ребята, стал мужчиной больше, чем прежде.