Время шло, но ни хозяйка, ни гостья не замечали этого.

— Все! — воскликнула Знатная ткачиха. — Как он его прижал, этого типа, а я думала, вдруг он вывернется.

— И у меня все, — сказала Журналистка, укладывая в портфель исписанные блокноты.

— Нет, уж, — взяла ее сильной рукой за локоть Ткачиха, — так я вас не отпущу. Уйдете — обижусь. Садитесь за стол!

Журналистке совсем не хотелось, чтобы знатная женщина обиделась на нее, и она согласилась.

Они выпили по рюмке коньяку, и потом принялись ужинать.

За ужином они вели обыкновенный, ни о чем и обо всем женский разговор. Кончив ужинать, Журналистка сказала:

— Знаете, я просто прийти не могу в себя, какая вы счастливая, как вам много пишут.

Знатная ткачиха, помолчав, вздохнула:

— Скажу вам как женщина женщине: пишут много, а выйти замуж не за кого.

Спустя три дня Журналистка сдавала очерк «Ее почта».

Редактор был молод, но близорук. Сняв очки, он склонил свое рыхлое, начинающее полнеть лицо над рукописью.

— Так, так, — постукивал он карандашиком. — Хорошо, удачно, находка.

Журналистка, несмотря на свой солидный возраст, покраснела.

Вдруг он засмеялся тоненьким смехом:

— Забавно, очень забавно, — смеялся он, — бедный капранг, для укрепления семейной жизни ему нужно шесть-семь метров ткани «Светик-самоцветик». Солидная же у него супруга. Простите, а сколько бы вам нужно было?

— Три-четыре метра, — сказала Журналистка, значительно преуменьшая свои женские габариты.

— Так, так, — продолжал читать Редактор. — А это что? Как вы могли написать это?

— Что? — вздрогнула Журналистка.

— Прочтите, вот здесь.

Журналистка надела очки и прочла:

— Пишут много, а замуж выйти не за кого.

— Ну, — надел очки Редактор и посмотрел на Журналистку.

— Так ведь она сама сказала, — оправдывалась его сотрудница.

— Мало ли что она могла сказать? Поймите, эта фраза, одна только фраза, может вызвать отток ткацких кадров. Замужество для девушек имеет пока еще несомненное значение. Если они узнают, что даже Знатная ткачиха не может выйти замуж, чего же им ждать от текстильной промышленности? Прошу вас вычеркнуть эту неудачную фразу.

И Журналистка согласилась. Она всегда соглашалась с тем, что говорил Редактор.

Они были студентами второго курса и поженились, потому что ждать до окончания института было труднее, чем сдавать экзамены.

Жить было негде. Родители Студента жили далеко на севере, мать Студентки помещалась в одной комнате с двумя детьми школьного возраста.

Знакомая матери, любившая устраивать чужое счастье, взялась им помочь и достала несколько адресов квартировладельцев, где можно было найти жилищное убежище.

Первый адрес, по которому они направились, был в центре города.

Хозяйкой оказалась маленькая уютная старушка с рождественской улыбкой.

Она приняла их в большой круглой комнате, какая в старину называлась залой, похожей на музей мебельного искусства.

Симпатичная старушка усадила их за стол, на стулья «Александр», напоила чаем с малиновым вареньем из чашек «Гарднер» и уже после этого перешла к деловому разговору.

— Ах, — сказала она, — какие вы милые, симпатичные дети! Давно вы женаты?

— Месяц! — гордо ответил молодой муж.

— Тридцать один день, — поправила его молодая жена.

— Тридцать один! — повторила ангельская старушка и, глядя на тоненькую фигуру жены, задала вопрос, который можно было объяснить только ее преклонным возрастом.

— Вы скоро ждете детей?

— Будут, — уверенно сказал молодой муж. — Двое, мальчик и девочка.

Старушка со слезами в глазах посмотрела на синий персидский ковер, покрывавший зеркальный, как лед во Дворце спорта, паркет, и пересела в кресло «Павел», став чем-то похожей на курносого императора.

— Мальчик и девочка, — трогательно просюсюкала она. — Дети — это прелесть. Дети — это хорошо, — конфетно улыбнулась старушка-«Павел», — но, к сожалению, у меня будет капитальный ремонт.

Подняв из исторического сидения свое бывшее когда-то сдобным тело, она дала понять, что прием окончен.

— Грымза, — сказал муж, когда они вышли на улицу.

— Не нужно, — сказала жена. — Что поделаешь, старая женщина… Все мы когда-нибудь будем…

— Мы не будем, — посмотрел на нее муж глуповато-влюбленными глазами.

— Ты-то, конечно, не будешь, — засмеялась она. — Мужчина не бывает старухой.

Он тоже засмеялся и поцеловал ее под неодобрительный взгляд какого-то полковника в отставке.

Второй адрес был в новом районе, где дома похожи один на другой, как солдаты в строю.

Встретил их жилистый мрачный субъект.

Он был немногословен.

— Смотрите! Торговаться не будем. Здесь не на базаре. Жилище приспособлено.

Он провел их в комнату, которая была скорее не комнатой, а чуланом. Окна отсутствовали, потолок был рассчитан на высокорослого лилипута, площадь такая, что нельзя даже поставить односпальную кровать.

— Нет, — резко сказал молодой муж. — Это не подходит.

— Ну, тогда до побаченья, — почему-то перешел на украинский чулановладелец. — Передайте Елене Андреевне, чтобы она мне больше таких не совала.

— Кулак, — плюнул молодой муж, выйдя на улицу.

— Не нужно, — сказала молодая жена. — Разве не видишь, что у него больная печень.

Третий адрес был на набережной малознаменитой реки.

Хозяйкой квартиры была женщина шести футов роста, так что в Англии она могла быть полисменом.

Она беседовала с молодыми супругами, будто снимала с них допрос. Размеренно, по пунктам выясняла, сколько им лет, кто у них родители, имеют ли они друзей подозрительного поведения и не храпят ли по ночам.

Задав еще несколько специальных вопросов, хозяйка провела молодых супругов в комнату.

Комната оказалась небольшой. Одно окно выходило во двор, другое на реку, вдоль которой разместилось несколько разноцветных катеров.

Половину комнаты занимала огромная белая с резными амурами кровать. Еще был старинный буль и маленький, на гнутых ножках столик. На столике стоял белый телефон.

— Звонить нельзя, — предупредила хозяйка, — ни к вам, ни от вас.

Молодой муж не услышал, что она сказала, и шепнул жене, показывая на огромную кровать:

— Трон любви.

В тот же вечер они переехали в белую комнату.

Стоя у окна, они смотрели, как освещенные окна отражаются в зеленой воде, как мчатся через мост огни автобусов.

— Париж, — сказал муж.

— Счастье, — сказала жена.

Ночью они проснулись от каких-то скрипящих, режущих звуков, казалось, не только комнату, но и весь дом перепиливают пополам.

Утром он спросил у хозяйки-полицейского:

— Скажите, пожалуйста, что это пилило всю ночь?

— Электропила. Во дворе — деревообделочный завод. Неужели непонятно? Я не могу вмешиваться в их планы, — щелкнула хозяйка зубами, как полицейский наручниками. — Если вам не нравится, мы можем расторгнуть.

— Нет, — вздохнув, сказал он.

Молодые муж и жена прожили несколько лет в белой комнате, и, хотя завод перевыполнял свои планы и электропила надрывалась все сильней и сильней, они спали крепко, и звуки адской пилы были для них, как для ангелов звуки рая.

Они кончили институт, стали кораблестроителями, у них родился сын, похожий на мать. Им дали комнату.

Они переезжали на такси, в котором поместилось их нехитрое имущество.

Потом у них родился еще ребенок, дочь, похожая на отца. Им дали отдельную квартиру.

Время шло. Муж стал известным корабелом. Он был по-прежнему крепок и здоров, но почему-то отличался слабым сном. Он принимал таблетки, пил травы — ничего не помогало.

Однажды вечером он вышел на прогулку и двигался сам не зная куда.

Сделав большой круг, он оказался на берегу малозаметной реки. «Что это, — подумал он, — кажется, мы здесь жили когда-то. Ну да, вон тот самый дом… А что, если я зайду туда, интересно, кто там сейчас живет».