— Только не говори, что допоздна сидел на работе и опять заснул за столом!

— Просто скажи мне, в чем дело, Махони. Хорошие хоть новости? — Он поднял с пола рубашку и начал натягивать ее.

— Убийство в Севен-Хиллз. Возможно, связано с нашим делом. Хочешь, заеду за тобой?

Проклятье! Труп.

Энди уже прикидывал, сколько времени это займет. Кто она? Чью жизнь на этот раз оборвал Эд?

— Только если за руль сяду я, — предупредил он.

— Плевать. Я хотела сказать, есть, сэр. Как скажете, начальник. Вчера вечером в тамошний участок позвонила жена брата вашей охранницы из Лонг-Бэй, Сьюзи Харпин, — доложила Махони. — И сказала, что в доме ее брата кто-то поселился, а сам брат пропал. А в кухонной раковине лежит мужская рука.

— Рука?

— Остальное объясню по дороге.

— Что с тобой?

Из-за двери ванной доносился шепот. Мак испуганно подняла голову. Почти полчетвертого утра. Она открыла рот, чтобы ответить, но ее тело сотряс новый приступ тошноты.

— Макейди! — Снова шепот и стук, словно кто-то толкает дверь.

Пожалуйста, уйдите…

— Одну… минутку, — простонала Мак. Она вытерла рот, оттолкнулась от унитаза и, не открывая дверь, спросила: — Да?

— Тебе плохо?

— Да. — В самую точку. — Я выйду через секунду.

Мак отыскала свою косметичку, засунутую в дальний угол шкафчика, позади чужой косметики и бутылок с загарным тоном от Диора. Затем почистила зубы и сплюнула в раковину, поплескала водой на лицо.

Если не считать случая накануне судебного процесса, Мак не могла припомнить, когда ее тошнило в последний раз. Она понадеялась, что это не станет постоянным явлением. Тошнит, когда боишься. Тошнит с перепою. Тошнит, потому что тебе нравится Гонконг. Вся эта блевотина — верный знак, что твоя жизнь свелась к тесному общению с унитазом.

Чувствуя некоторое облегчение, она открыла дверь ванной и увидела Джен, сидевшую на подлокотнике дивана и с тревогой смотревшую на нее. Девушка надела мальчишечью пижаму, лицо ее сияло чистотой, волосы были собраны на затылке в хвостик. Без макияжа ей нельзя было дать больше двенадцати лет.

— Вот она я, — выдавила из себя Мак.

— Знаешь, ты не толстая. Ты просто высокая, — ответила Джен.

— Извини?

— Я просто хочу сказать… знаешь… — Джен смутилась. Мак заметила, что девушка сидит, подложив под себя ладони. — Я просто говорю, что ты не толстая.

Мак смутилась. Зачем она мне это говорит?

— Я знаю, что не толстая, — кивнула она.

Джен посмотрела в сторону ванной и снова глянула на Мак, и та догадалась, о чем девушка хочет ей сказать.

— О, нет, нет. У меня нет булимии! — воскликнула Мак. — Нет. Спасибо за сочувствие, но это не так. — Должно быть, Джен уже приходилось видеть, как другие возвращают съеденное, вызывая рвоту. — Меня просто, ну… стошнило. Наверное, съела вчера вечером что-то непривычное, этот конпой или морские ушки.

Джен кивнула, почти поверив.

— Тебе нужно в постель, — сказала Мак. — Извини, что разбудила. Еще так рано. А у тебя утром пробы.

Для Мак было уже шесть тридцать утра по сиднейскому времени, поэтому она сомневалась, что сможет снова заснуть. Для нее день как раз начинался. Веселенькое выдалось начало.

Джен снова застенчиво посмотрела на Мак.

— Нет у меня никаких проб, — призналась она. — Я просто… хотела избавиться от Шона. Он такой заводной на вечеринках.

— Понятно, — засмеялась Мак. — Вы всегда пьете бесплатные напитки?

Джен кивнула:

— В некоторых заведениях предлагают бесплатные напитки, если у нас собой наши карточки.

В любой столице моды существует множество заведений, предлагающих бесплатные напитки моделям. Когда Мак начинала свою карьеру в Милане, некоторые из богатейших плейбоев Италии платили владельцам клубов немалые деньги, чтобы те привлекали к себе юных моделей. Некоторые клубы даже заключали соглашения с модельными агентствами, чтобы те поощряли новеньких проводить время и развлекаться только у них. Большинство девушек сначала не подозревали о существующих правилах, а их слишком юный возраст и впечатлительность не являлись преградой для некоторых влиятельных лиц. Однажды Мак едва удалось избежать грязных приставаний, благодаря тому, что она была, как один человек назвал ее, «устрашающей» — пятнадцатилетняя девушка почти шести футов ростом мастерски владела мощным хуком справа.

— М-м, пожалуйста, не сочти меня грубой, но хочу спросить… сколько тебе лет?

Только не пятнадцать!

— Семнадцать.

Мак облегченно вздохнула.

— Мне в этом году исполнится двадцать восемь, — не осталась она в долгу. В Европе в пятнадцать лет ее приглашали на всевозможные разнузданные вечеринки. Гамбург, Мюнхен, Милан, Лондон, Париж, Барселона, Мадрид. Везде, где была работа, устраивались вечеринки. Скоро Мак решила не ходить на них. Возможно, именно эти спокойные вечера продлили ее карьеру.

— Знаешь, у тебя волшебная кожа, — сказала она Джен. — Никогда не загорай.

Господи, Мак, ты говоришь как добропорядочная мамаша.

С этой мыслью она снова метнулась в ванную из-за нового приступа тошноты.

Отсеченная рука?

— У нас тут настоящие золотые россыпи, детектив Флинн.

Как только Энди Флинн и Карен Махони вышли из машины и направились к симпатичному загородному дому, их встретил молодой констебль, начавший объяснять все, что был в состоянии объяснить.

С точки зрения Энди, это был район семейных домов. Ухоженные зеленые газоны. Трехколесный велосипед на дорожке. Водяные фонтанчики, орошающие лужайки. Баскетбольная корзинка в саду соседнего дома. На асфальте мелом начерчены квадратики для игры в классы. Дом, оцепленный полицией как место преступления, оказался одним из самых больших и новых в квартале. Здание выглядело ухоженным, несмотря на то что сад превратился в джунгли. Если жертвой Эда стал один из обитателей дома, почему газон так зарос? Ведь Эд сбежал всего несколько дней назад.

Вокруг, глазея, стояли соседи. Одна женщина вышла прямо в халате и бигуди, совсем как в старом фильме с Дорис Дэй. Пожилой мужчина за несколько домов от кордона наблюдал за происходящим в бинокль. К счастью, детей поблизости не оказалось. Никто не кричал, не устраивал сцен. По крайней мере, сейчас.

Они переступили через голубую клетчатую ленту, окружавшую место преступления, и последовали за констеблем к парадному входу.

— Детектив Флинн! — раздался с улицы громкий крик.

Энди и Махони одновременно обернулись.

— Пэт Гудэкр. Черт! Уже пресса набежала, — процедил детектив сквозь зубы.

Энди спокойным шагом вернулся через газон на улицу.

— Не сомневался, что ты тут же примчишься, — приветствовал он журналистку.

— Что удалось обнаружить?

Энди сдержал улыбку. Пэт — молодец, хоть и раздражает порядком.

— На данный момент мы не обнаружили ничего, что могло бы вас заинтересовать, Пэт. Извини, но ничем не могу тебе помочь.

— О, думаю, еще как можешь. — Пэт улыбнулась, продемонстрировав все тридцать два зуба и пристально вглядываясь в его лицо. — Что вы обнаружили в доме, детектив? И как это связано с серийными убийствами женщин? — Она взмахнула своим диктофоном, словно оружием. Пожалуй, более смертоносным, чем меч!

— У нас нет причин считать, что здесь произошло что-либо, связанное с серийными убийствами женщин. Извини, Пэт. Говорить не о чем. Если наметятся какие-то подвижки, ты сможешь узнать о них по нашим каналам связи.

Журналистка опять улыбнулась:

— Но, Энди, мы с тобой оба знаем, что везде, где ты появляешься, происходят всякие истории. А ты всегда появляешься там, где случилось что-то серьезное.

— Лесть тебе не поможет, Пэт, — бросил Энди и, резко повернувшись, зашагал к дому. Пэт осталась у края кордона. Она и не думала уходить. Нюх ее не подвел. Энди Флинн не стал бы обследовать дом в Севен-Хиллз вскоре после побега Эда Брауна, если бы к тому не было чертовски серьезных оснований, и они оба понимали это. Единственной спасительной отсрочкой в случае с Пэт могло послужить то, что благодаря умению опубликовать скандальную новость, когда о ней еще никто не подозревает, она пользовалась правом на то, что даже ее босс подчас не знал, где она и кого выслеживает. Если еще кому-нибудь удастся разнюхать о происшедшем, моментально примчатся вертолеты агентств новостей, и, значит, все они увидят свои физиономии в утренних новостях.