— Понимаю. — Мак хотелось вернуть разговор к самой сути судебной процедуры. — Могу я спросить, сделала ли защита попытку заставить суд рассматривать каждое убийство в отдельности?

— Да, они пытались, но им не удалось этого добиться.

Хорошо, подумала Макейди. Защита иногда пытается добиться отдельного рассмотрения для каждого из совершенных обвиняемым преступлений, тем самым затрудняя попытки представителей обвинения доказать, что преступление действительно имело место. Обвиняемый мог выиграть один-два процесса за недостатком улик или вследствие наличия неопровержимого алиби, и тогда на последующих слушаниях защита могла заявить: «Ваша честь, этот человек, обвиняется в совершении целого ряда преступлений, но наш адвокат уже доказал, что он не совершал некоторых из них, поэтому весьма возможно, он не совершал и этого тоже». Такое уже случалось прежде. Вряд ли возможно, что группа защиты откажется от такой возможности, учитывая огромный объем улик, собранных против Эда Брауна, но они могут придумать все что угодно. При одновременном рассмотрении всех убийств впечатляющее количество изобличающих улик будет рассмотрено одним составом присяжных, и если паче чаяния обвинение не сможет доказать, что Эд убил одну из его жертв, это не должно повлиять на ход процесса из уважения к остальным жертвам. По крайней мере, эта новость обнадеживала.

— А как насчет просьбы о помиловании на основании признания его невменяемым? Как вы думаете, они этим воспользуются? — умоляющим голосом спросила Мак. Такие слухи уже имели место.

— Возможно. Законом, безусловно, оговаривается, что мы должны полностью раскрыть перед защитой наше дело и то, как мы его представим в суде еще до начала слушаний. В то время как команда мистера Брауна не обязана заранее раскрывать перед нами свои планы. Им достаточно лишь дать нам знать, планируют ли они потребовать психологической экспертизы свидетелей, с тем чтобы у нас были наготове свои эксперты, дабы опровергнуть свидетеля защиты. Кроме того, они могут припрятать еще какой-нибудь туз в рукаве. Обычно в арсенале мистера Грэйнджера великое множество всяческих трюков.

Макейди знала, что на процессе будет присутствовать судебный психиатр — для того, чтобы обвинение могло утверждать в Королевском суде, что Эд Браун является психопатом, а не невменяемым и, следовательно, не имеет права на признание его невиновным на этом основании. Эд осознавал, что творил со своими жертвами, и знал, что его действия носят преступный характер. Согласно закону, Эд является извращенцем, но не сумасшедшим.

Палец ноги засвербило еще сильнее, и ей пришлось нагнуться, снять туфлю и помассировать его.

— Вам нехорошо? — встревожился Бартел.

Мак почувствовала, что краснеет. Она не собиралась показывать свою босую ногу со шрамами, но терпеть зуд больше не было сил.

— Можете назвать это психосоматикой, но мой палец беспокоит меня всякий раз, стоит только… стоит только подумать об этом происшествии.

— Отлично. Мы это используем, — к ее изумлению деловито сказал барристер, хватая ручку и блокнот. — Сейчас ваш палец действует полноценно? Был ли нанесен ущерб вашей способности ходить и выполнять физические упражнения?

— Сейчас все уже наладилось.

Бартел разочарованно вздохнул. Возможно, он представил себе, как она, прихрамывая, поднимается на место для дачи показаний: двадцатисемилетняя женщина, опирающаяся на трость. Эффектное зрелище.

— Могу я задать вам еще один вопрос? — решилась Мак.

— Безусловно.

— Каким образом типу вроде Эда Брауна удалось вдохновить такого адвоката, как Филип Грэйнджер, принять участие в подобном процессе? Что он за человек? Вы встречались с ним раньше? — Макейди сама удивилась тому, как резко звучал ее голос. Она не собиралась показывать, насколько ей горько.

— Да, я хорошо знаю мистера Грэйнджера, — кивнул Бартел. — Это первоклассный адвокат, один из самых уважаемых в Австралии, занимается практикой начиная с шестидесятых годов и является специалистом в ведении сложных дел подобного рода. — Он с угрюмым видом принялся перебирать бумаги на столе. — Вы, Макейди, должны помнить о том, что этот человек участвует в процессе в силу того, что были совершены тягчайшие преступления. Для того чтобы восторжествовало правосудие, оно должно быть представлено самыми лучшими силами. Так работает судебная система. Ее цель не личность, а законность. Мистер Грэйнджер постарается отыскать альтернативное объяснение убийствам и представит его суду. В конце концов, из представленных судье и присяжным соперничающих теорий главное преимущество отдается справедливости. Не дело защиты судить своего клиента, она только представляет его в наиболее выгодном свете. Я тоже лишен права судить. Возможно, такая система не является совершенной, но другой у нас нет, и я всю свою жизнь посвятил тому, чтобы оставаться частью этой системы.

Мак кивнула, смущенная тем, что вызвала столь прочувствованную речь в защиту правоохранительной системы. Она понимала, что Бартел прав, но ей было невыносимо трудно вынести саму мысль о том, что Эд Браун, садист и хладнокровный убийца ее подруги Кэтрин и многих других женщин, получит самого лучшего адвоката. Представители защиты попытаются убедить присяжных в том, что Эд невменяем, или в том, что экспертиза судебной психиатрии по отношению к нему недостаточно доказательна, что Макейди — свидетель неубедительный, что детектив Джимми Кассиматис — плохой полицейский, что детектив Энди Флинн вел себя непрофессионально и к тому же лично причастен к произошедшему, а стало быть, имеет предвзятое отношение к преступнику — следовательно, его показания не могут быть признаны достоверными. Судебный процесс касался не только Эда Брауна, но и всех, кто привлек его к суду. Вот как работает ваша система, удрученно подумала Макейди. У дочери полицейского не может быть наивных представлений о подобных вещах — слишком многое ей известно.

Она со страхом ожидала этого процесса целых полтора года.

И завтра он начнется.

Сьюзи Харпин сидела за кухонным столом в махровых шлепанцах и пушистой пятнистой пижаме с мягким кружевным воротничком. Рядом на тарелке остывали остатки разогретого в микроволновке готового замороженного ужина, но она была увлечена справочником «Желтые страницы», раскрытым на разделе «Ковры — Чистка ковров и мебели». Паропылесос должен справиться, подумала она. Должна быть какая-нибудь фирма, где его можно заказать, при условии что для выполнения работы она не пришлет своего представителя. Разумеется, Сьюзи не могла никому позволить входить в дом и совать повсюду нос.

Хорошая уборка — и все будет выглядеть прилично. Вспомнив о пятнах, которые Бен оставил на ковре в холле, она сразу нахмурилась. Нужно просто хорошенько их вычистить, пыталась она себя убедить. В подобных вещах у нее не было большого опыта.

Было два часа пополудни, и Сьюзи сидела дома после еще одной долгой, но доставившей столько удовольствия смены. Ей понадобилось целых два кофейника крепкого кофе, чтобы продержаться всю ночь на ногах, и теперь не терпелось оказаться в постели. С самого понедельника ей не удавалось толком выспаться, нужно было выполнить столько поручений… К тому же большую часть свободного времени приходилось проводить в ее новом доме. Но теперь она заснет как младенец.

Занавески в ее маленькой квартирке, как всегда, были плотно задернуты. Если их раздвинуть, то откроется постылый вид на высокую ограду исправительного центра Лонг-Бэй с колючей проволокой поверху, который располагался прямо за дверями комплекса съемных квартир, где она жила. Плотно зашторенные гардины помогали ей обмануть свой организм и заставить его спать днем.

Сьюзи без энтузиазма окинула взглядом свое скромное жилище. Птичка молчала, ее клетка в центре комнаты была завешена темной тканью, выполнявшей ту же роль, что и плотные занавески на окнах. На кухонном столе в вазочке бессильно обвисли несколько маргариток, их давно пора было выбросить. Ее форма тюремного охранника небрежно свисала со спинки стула. Сьюзи никогда не была аккуратисткой и совсем не отличалась домовитостью, но сейчас это убогая нора казалась ей недостойной такой замечательной леди, как она. Единственная мрачная комната с разобранной постелью и кухонькой, устроенной в углу, выглядела унылой и вызывала чувство, похожее на клаустрофобию. Ей никогда не нравилось возвращаться домой. Это просто конура, где спят и едят. Но очень скоро у нее появится другое пристанище, намного лучше. Эта мысль согрела ей сердце.