Действительно, глубины светились красно-оранжевым пламенем, поднимавшимся от далекого водоворота.

Лодка продолжала скользить по пустоте, и молодой человек наконец увидел источник грома. Здесь был не один водопад — четыре. Два рушились вниз по правому и левому борту, последний лежал впереди. Потоки эти были столь же широки и многоводны, как и только что пройденный путешественниками. Четыре невероятных каскада грохотали над ямой, наполняя бездонную чашу Адова Водопоя. Потоки эти могли бы иссушить все океаны любой планеты.

Лодка дернулась, все лихорадочно нащупывали опору. Они уже достигли середины Водопоя, где в воздух поднимался столб водяной пыли. Суденышко дважды повернулось вокруг оси, крутнулось еще раз, и центробежная сила выбросила его наружу. Лодка плыла над пропастью.

Дальний водопад приближался. Нос судна соприкоснулся с водой, киль погрузился в поток. Теперь они шли против течения. Ветер дул в корму. Парус затрепетал и наполнился — впервые с тех пор, как вступили они в Горло Земное.

Клотагорб, отшатнувшись, привалился к поручням, уронил руки и умолк. Лодка замедлила ход. Жуткий затянувшийся миг... Джон-Том боялся, что быстрое течение все-таки осилит ветер. Но умение Хапли в конце концов позволило им продолжать путь.

Скорость медленно возрастала... Наконец вселяющий трепет рев превратился в слабый далекий рокот. Они плыли против течения, и ветер подгонял лодку. Стены пещеры покрывали все те же светящиеся наросты. Путники плыли по подземной пещере, ничем не отличающейся от той, что привела их к Адову Водопою.

В порыве эмоций Джон-Том перегнулся через поручни и поглядел за корму. Даже дымка над водопадами давно растаяла вдали. Вселяющие ужас чада Массагнев остались позади. Они не сумели догнать беглецов. Никогда теперь Массагнев не пошлет своих бледных отпрысков возмущать сны путешественников. Пережив ужас в пещере, они приобрели иммунитет к кошмарам. Встреча с Массагнев стала прививкой от ночных страхов. Того, кто видел саму Родительницу Кошмаров, ее отпрыскам не смутить.

Клотагорб опустился на палубу. Он сидел, потирая правое запястье, и бормотал, ни к кому в общем-то не обращаясь:

— Не в форме я, ох, не в форме.

Внимание чародея привлекла мачта. Пог, словно лентой, своим телом обмотал расчалку. Теперь мыш медленно отматывался. Мелкая дрожь отпустила его, и он ворчливо зашептал:

— Мазь нужна, Мастер? Можед, дать растирания и бальзам для руки, а од головы — голубую пилюлю?

— Все в порядке? — Джон-Том с восхищением поглядел на отдыхающего чародея.

— Еще чуть-чуть — и все будет в порядке, мой мальчик. — Волшебник осевшим голосом обратился к фамулусу: — Пожалуй, мазь. От головы таблетку не надо, дай зеленую — от горла. Пять минут возглашал заклинания. — Тяжело вздохнув, Клотагорб перевел взгляд на Джон-Тома.

— Имей в виду, мой мальчик, что самой страшной опасностью для волшебника является не недостаток знаний, не приход старости, даже не моя нынешняя забывчивость, а ларингит.

Все вокруг радостно зашевелились — за исключением невозмутимого Хапли. Лодочник оставался на своем посту, бдительно следя за течением.

Лодку путешественники предоставили его вниманию, а все взаимные поздравления он оставил на долю своих клиентов.

Через некоторое время Мадж обнаружил Джон-Тома на носу. Тот сидел, мрачно уставившись перед собой. Ветер вздымал его зеленый плащ, и молодой человек зажал его в коленях. Дуара лежала на животе. Джон-Том грустно перебирал струны, тем временем разноцветные пятна проплывали мимо.

— Ну че ты, парень? — озабоченно спросил выдр, нагибаясь к нему и принюхиваясь. — В чем дело, а? Эта самая Массагнев знает лишь прошлое, а не то, что мы встретим.

Взяв новый аккорд, Джон-Том вяло улыбнулся выдру.

— Не вышло у меня, Мадж. — И, поскольку с физиономии выдра озадаченное выражение не исчезло, добавил: — Я мог бы сделать то же самое, что и Клотагорб, но подобрать музыку не сумел. — Он вновь поглядел на дуару. — Я не смог найти подходящей мелодии, даже аккорда. И если бы все зависело от меня, — добавил он, поежившись, — все мы сейчас были бы мертвы.

— Но мы-то живы, — бодро парировал Мадж. — А это вещь немаловажная.

— Наш нахальный приятель прав.

Каз подошел к ним и теперь стоял возле выдра, глядя на сидящего человека. Лапы его были заведены за спину и сложены как раз над пушистым шариком хвоста.

— По мне, неважно, кто меня спас. Как заметил друг наш Мадж, главное — мы живы. Не забудь, что ты уже укротил великого Фаламеезара в ночь пожара в Поластринду. Ты, а не Клотагорб. Или ты хочешь забрать себе всю славу?

Заметив, что Джон-Том не обратил внимания на иронию, кролик добавил:

— Все мы работаем ради одной и той же цели. Неважно, кто и что делает, лишь бы приблизился желаемый исход. Но цели можно достичь, лишь поставив ее выше собственных стремлений и чувств.

Прямолинейное заявление кролика вызвало легкое несогласие Маджа.

— Ничего, ничего, кореш. Все мы тут о себе думаем, — вполне откровенно заявил он. — Тебе еще представится не одна возможность продемонстрировать дамочкам свое чародейское мастерство. — Подмигнув и присвистнув, друг-приятель отправился на корму.

Каз решил было дружески похлопать скорбящего человека по плечу, но передумал и пошел следом за Маджем.

Оставшись в одиночестве, Джон-Том громко пробормотал:

— При чем тут дамы?

Он поглядел на проплывающие мимо стены пещеры. Взбитая форштевнем пена мягко ложилась на кожу.

Ни при чем, решил он, положив подбородок на сложенные ладони. Его лично волновала лишь судьба их миссии.

Тут он ухмыльнулся, хотя его никто не видел. Тот, кто изучает закон, знает, что не следует облагораживать самого себя. Была такая теория, объяснявшая страстями все великие события, поворотные точки истории. Екатерина Великая, Наполеон, Гитлер, Вашингтон... Сексуальный подход к истории объяснял в ней многое, чего не позволяли понять социально-экономические и миграционные теории.

Но от результатов этого похода зависела совсем другая история. Впрочем, Джон-Том никогда не уделял много внимания теориям. И брошенные, отчасти в шутку, слова Маджа вынудили его осознать, как часто эмоции совместно с основными потребностями тела овладевают теми, кто считает себя прежде всего разумными созданиями.

И вот он сидел и скорбел о себе самом, что было эгоистично и глупо. Такое подходит Наполеонам, Тибериям и им подобным, но он не опустится до этого. Просто отлично, что Клотагорб вовремя смог подобрать слова, ускользнувшие от него.

Скорбь отступала, молодой человек тихо перебирал струны. Возле левого локтя дернулся невидимый червячок. Когда Джон-Том повернул голову, он исчез. Все в порядке: гничии вернулись.

Его беспокоило только то, что в следующий раз, когда понадобится чаропение, он может вновь ощутить тот же умственный паралич, что и возле Адова Водопоя. Нужно бороться с собой.

Не боязнь смерти, предчувствие неудачи похода тревожили его. Джон-Том страшился, что сам окажется неудачником. Он с Детства боялся этого, потому-то и решил учиться двум разным профессиям, чтобы выбрать лучшее.

Пусть наш герой и не осознавал этого, но подобный страх привел к величию больше людей, чем разумные мотивации.

Несколько дней спустя они увидели собор. Конечно, это был не собор, но здание вполне могло оказаться им. Точно никто сказать не мог, впрочем, знать, что именно оно из себя представляет, было не так уж и важно.

Джон-Том увидел в сооружении собор. Потолок огромного подземного зала, в котором он располагался, поднимался на несколько сотен футов. Башни и башенки почти касались высокого свода. На большом расстоянии массивные сталактиты, весящие много тонн, напоминали воткнутые в ковер булавки.

Светящейся растительности здесь было особенно много, и зал до самых дальних пределов был освещен так ярко, что путешественникам пришлось несколько минут привыкать к интенсивному органическому свечению.