Волшебник отступил на шаг или два, и голос умолк.
— Тут стена, — объявил Клотагорб и утвердительно кивнул в ответ на изумленные взгляды товарищей.
— Стена? — пробормотал Джон-Том, который, как ни старался, не мог различить никакой стены. — С чего вы взяли, сэр? Мир ничуть не изменился, все осталось точно таким, каким было вчера вечером.
— Целенаправленная пертурбация, — объяснил Клотагорб. — Она должна задержать нас здесь. По всей видимости, тот, кого мы разыскиваем, не обделен ни способностями, ни могуществом, хотя его мысли представляются бредовыми, а методы — весьма нетрадиционными. Мы заперты в клетке.
— Хозяин, но я не вижу прутьев. — Сорбл распростер крылья и, взлетев, поднялся над землей на добрый десяток футов.
— Ба, пирожница с крылышками! — воскликнул обладатель невидимого голоса.
— Нет, — поправил его второй, столь же неприятный голос, — это не пирожница, а летающий веник.
Сорбл словно ударился с лета о стеклянный потолок. Он неуклюже взмахнул крыльями, сумел слегка замедлить собственное падение и тяжело плюхнулся наземь; быстро вскочив, филин воззрился на небо над головой.
— Извините, что не поверил вам, хозяин. Я будто врезался в крышу.
— Все равно ничего не вижу, — пробурчал вконец озадаченный Джон-Том.
— Мой мальчик, клетка, в которой мы очутились, далеко не обычная. Я перевидал на своем веку клетки из дерева и из железа, слышал о таких, которые лепят из глины или сплетают из шелка. Мне известно даже о существовании клеток из тел живых существ. Но я никогда не сталкивался с такой, у которой вместо прутьев — угрозы и оскорбления.
Глава 10
— Ему не нравится! — произнес нараспев хор невидимых голосов. — Он считает, что мы преувеличиваем!
— У вас ничего не выйдет, — изрек Клотагорб. — Вы не удержите нас надолго и не заставите перессориться между собой. Мы для вас — чересчур крепкий орешек. Вы уже имели возможность убедиться в тщетности своих усилий. — При этих словах волшебника Мадж и Колин обменялись озадаченными взглядами. — Нам ведомо, что вы подчиняетесь тому, чей рассудок помрачен, а потому, несмотря на все ваши выходки, не можете причинить серьезного вреда находящимся в здравом уме.
— Он обозвал нас чокнутыми! — возмутились голоса. — Посмотри на себя, старикашка! — Раздавшийся затем хохот постепенно сошел на нет; он смолкал как бы исподволь, с той же неотвратимостью, с какой закрывается дверца сейфа.
— Ерунда какая-то! — воскликнул Джон-Том. — По-моему, сэр, у вас разыгралось воображение. Пошли отсюда! — Юноша направился в сторону ближайших деревьев.
— Ишь ты какой умный выискался! Эй, паренек, ты, верно, из тех, кто ничего не знает и все понимает? А черепаха все знает, но ни шиша не понимает!
Джон-Том миновал кострище и уткнулся носом в ничто — твердое, плотное, неподатливое ничто. Он вытянул руку вверх и обнаружил над головой нечто вроде совершенно прозрачного винилового покрытия.
— Провалиться мне на этом месте!
— Смотри, допросишься! — предостерег голос. Юноша поспешно отступил.
— Прутья из слов надежнее металлических, — проговорил Клотагорб. — Такова горькая правда, с которой почему-то не всегда примиряются. Итак, произошла пертурбация, окончания которой мы не можем дожидаться. Необходимо отыскать способ выбраться из ловушки. Слова не менее губительны, чем пламя, только они воздействуют не на тело, а на дух.
— Чушь! — Джон-Том схватил дуару и натянул на уши шапку. — Сейчас я им покажу! Мы с Маджем выбирались из стольких переделок, справлялись и с джиннами, и с морскими чудовищами, со злыми колдунами и прочими неприятностями, так что оскорбления нас не остановят. — Он перекинул дуару на грудь, ударил пальцами по струнам и запел.
— Гляди: чаропевец, — сообщил один голос другому. — Интересно, на какой помойке его раскопали?
— Коты и то лучше поют.
Джон-Том невольно попятился.
— Послушайте, как заливается, — вмешался третий голос. — Пой, пой, соловушка ты наш.
У Джон-Тома задрожали руки. Он начал сбиваться с ритма.
— Бедняжка! Уже устал. Отдохни, мы потерпим.
Джон-Том вынужден был опуститься на колени. Слова песни, которую он пытался спеть, застряли у него в горле.
— Да он и мухи не обидит, — заявил четвертый голос. — Странно: такой покладистый, а друзья его не выносят.
Тут Джон-Том понял, что не может больше ни петь, ни играть. Он судорожно сглотнул — оскорбления застряли комом в горле — и попытался вздохнуть. Ему давным-давно не приходилось иметь дело со столь могущественной и безжалостной магией, а уж что касается формы, в которую та облеклась, — с подобным он столкнулся вообщё впервые в жизни. Лишь теперь юноша осознал, насколько силен пертурбатор. Что можно противопоставить такой мощи? Что бы спеть, чтоб хоть немного исправить положение? Ведь назначение рок-музыки — поднимать настроение, веселить, бодрить, а никак не повергать в отчаяние. Подожди-ка! Существует же разновидность рока, которая представляет собой музыкальный протест против любой власти, против всех и всяческих традиций. Юноша кое-как ухитрился встать на ноги. Да, все остальное здесь не годится. С кого начнем? «Оксо», «Секс Пистолз», «Дэд Кеннедис», «Блэк Флэг» или что-нибудь поновее? Поджилки у Джон-Тома по-прежнему тряслись, однако мало-помалу к нему возвращалась уверенность в собственных силах.
Как вскоре выяснилось, он сделал правильный выбор. Мадж зажал уши, физиономия Клотагорба выразила удивление, смешанное с отвращением. Что ж, значит, все в порядке, значит, он поет именно то, что нужно! Как и всякий более-менее сносный панк-рокер, Джон-Том прилагал максимум усилий, чтобы оскорбить своих слушателей.
— Ну как? — спросил очередной голос. Джон-Тому показалось, что прутья невидимой клетки сжимаются и свободного пространства остается все меньше и меньше. Он пошатнулся, но не упал.
— Осторожнее, — посоветовал кто-то из незримых наблюдателей. — Он может быть опасен.
— Кто, он? Не смеши меня! Это же овечка в овечьей же шкуре!
— Поет так, будто его заставляют из-под палки.
Джон-Том вновь попятился. Каждое оскорбление било точно в цель, обрушивалось на него, как и положено любому мало-мальски стоящему оскорблению, подобно удару тяжеленной кувалды. Он чувствовал себя боксером, который ведет бой продолжительностью в пятнадцать раундов. Руки юноши словно прилипли к дуаре, однако он продолжал петь, ибо ничего иного ему не оставалось. Некая сила упорно оттесняла его назад. «Мои оскорбления чересчур прямолинейны, — подумалось Джон-Тому, — вот почему они не очень эффективны». Выражениям, которые слетали с уст юноши, и вправду не хватало некой непристойной изысканности. Он как бы превратился в вооруженного топором варвара, которому противостоит с полдюжины быстрых как молния фехтовальщиков. Если бы только он смог нанести один-единственный приличный музыкальный удар, то наверняка бы сокрушил треклятую клетку! Но поток оскорблений, что изрекали обладатели насмешливых голосов, по-прежнему не иссякал, и Джон-Том чувствовал, что потихоньку проигрывает. Колкость там, язвительное замечание насчет телосложения сям, весьма нелестная характеристика всего рода Меривезеров — голоса упреждали буквально каждую фразу юноши.
— Он туп, — утверждал один голос, — туп, как валенок. Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы стать тем, кем он стал, но такие штучки не проходят бесследно.
Джон-Том вновь рухнул на колени.
— Ну, не настолько все плохо, — возразил другой. — В конце концов, он, похоже, знает целых два аккорда.
Джон-Том повалился на спину. Он все еще пытался играть, все еще пробовал петь, но понял вдруг, что задыхается. Он увидел над собой встревоженные лица друзей.
— Передохни чуток, приятель, — Мадж посмотрел на Клотагорба. — Сотворите что-нибудь этакое, ваше чародейство. Он совсем выдохся.
— Я никогда раньше не встречался с подобным искажением реальности. Поэтому мне трудно даже предположить, что тут можно сделать.