К плечу его прикоснулась ладонь. Обернувшись, Джон-Том обнаружил перед собой блестящие, как алюминий, пронзительные глаза.
— Вот что, кавалер, с людьми мне этим нечасто приходилось заниматься. Говорят, некоторые из вас любят всякие странные способы. — В низком грудном голосе чувствовалась известная заинтересованность. — Ты тоже из таких?
— Слушай, ты не поняла...
— Давай попробуем.
— Нет-нет... я не это имел в виду. Я... — Джон-Том почувствовал себя в известной мере польщенным. — Я не то что не могу, я тебя не хочу. Иди туда. — Он показал на другую сторону. — Иди к нему.
— Эй, кавалер, ты на что намекаешь? — В глазах волчицы загорелся огонек, и она отступила назад.
Рядом с ней вдруг оказался лис.
— Чем это тебе плоха Вурриил? Или ты решил, что я нуждаюсь в твоей щедрости?
— Нет, дело не в этом. — Джон-Том неторопливо поднялся на ноги, покрепче ухватив посох. Толпа вокруг недружелюбно бормотала.
— Прошу тебя, — обратился он к волчице, — возвращайся к своему господину... приятелю... кем он там тебе приходится.
Лис подступил поближе, ткнул когтистым пальцем в живот Джон-Тома.
— Что у нас тут за тип объявился? Или ты решил, что я не плачу долгов? Уклоняюсь от выполнения собственных обязанностей?
— К черту твои обязанности, Моссул, — заносчиво заявила волчица. — Речь идет о моей чести. — В голосе ее было теперь все что угодно, только не доброжелательный интерес. — Видишь, как он на меня смотрит... С отвращением. Я оскорблена.
Толпа разразилась негодующими воплями.
— Позор, позор!.. Вон этого дылду!
— Не в этом дело. Просто... я тебя не хочу.
Волчица нечленораздельно взвыла и ударила юношу кулаком в грудь.
— Вот, значит, как? — Она оглядела тесный кружок очевидцев. — Есть ли здесь хоть один самец, способный защитить мою репутацию? Я требую удовлетворения... Не то, так это.
— Репутацию... — Язык начал заплетаться во рту Джон-Тома. — Я не оскорблял тебя... А как ты к нему относишься? — Юноша указал на лиса. — Он же тебя продал.
— Не продал, а предложил во временное пользование, — с достоинством возразил лис. — Причем с обоюдного согласия.
— Правильно. Для Моссула я сделаю все, что угодно. Только оскорблений не потерплю... Тем более у всех на виду. — Она страстно обняла облаченные в шелк плечи лиса.
— Гнать его, гнать его отсюда! — поднялись раздраженные крики.
— Чего это тут делается, приятель? Оставил тебя на минутку — так надо ж, всю Усадьбу вверх дном перевернул. — За спиной Джон-Тома очутился Мадж, Талея была неподалеку.
— Ничего не понимаю, — запротестовал Джон-Том. — Я выигрывал целый день...
— Ну и отлично.
— А потом выиграл еще и ее. — Он показал на волчицу, — на пару ночей.
— Великолепно, приятель. Так в чем же твои проблемы?
— Не хочу я ее, понимаешь? Не потому, что она непривлекательная или еще там чего. — Объект обсуждения угрожающе заворчал. — Просто... я не могу этого сделать, Мадж. Не из предрассудков. Просто что-то во мне... Не могу, и все.
— Тише, тише, приятель, понимаю. — В голосе выдра слышалось сочувствие. — Конечно, такие у вас там обычаи, приходится повиноваться даже себе в убыток.
— Скажи им это. Ты знаешь, откуда я. Объясни им, что...
Мадж немедленно зажал лапой рот Джон-Тома:
— Тише, парнишка. Если только они заподозрят, что ты явился сюда из далеких земель — неважно, насколько чужих, — ты немедленно лишишься их покровительства. А пока они считают тебя здешним бродягой — вроде Талей и меня самого. — Глаза его отметили вес, отягощающий капюшон Джон-Тома. — Ежели судить по тому, чего ты здесь навыигрывал, все будут только рады восстановить справедливость. Тебе и двадцати секунд не выстоять. — Выдр потянул его за рукав. — Пошли-ка. Держись поспокойнее и слова выбирай... А они пусть еще побазарят здесь, что делать дальше.
Их толкали, в них плевали, но Мадж и Талея умудрились извлечь своего вконец растерявшегося приятеля из игорного зала и вывести по тоннелям к железной двери, отгораживающей Усадьбу от внешнего мира.
Снаружи было утро. Джон-Том вдруг осознал, насколько утомило его это приключение. Должно быть, он провел за игрой целую ночь. Теперь он понял, почему исчезли и Мадж, и Талея. Спали, наверное. Внутри Усадьбы Жулья нетрудно забыть о времени — там лампы горели круглые сутки и всяк волен был спать или бодрствовать.
— И чего ты с ней не пошел? — сетовала Талея. — Погляди-ка теперь на нас! Остались без убежища. Там нас никто не смог бы найти. — Она отправилась вперед — выискивать в загоне упряжных животных и повозку.
— Лучше бы мне проиграть. — Юноша и Мадж торопились за девушкой. — Уж тогда ты порадовалась бы, не так ли?
— Все лучше, чем удирать отсюда, — отрезала Талея. — Куда теперь деваться? Уж если тебя выставили из Усадьбы, больше спрятаться негде, а нам еще скрываться и скрываться. Горожане и полиция еще не забудут нас... если только, конечно, успели запомнить. А, черт бы побрал всех! — Перепрыгнув через забор, она пнула в брюхо ни в чем не повинную верховую ящерицу. Зашипев, та убралась с дороги.
— Жаль, тебя не было со мной, Мадж. Сыграл бы последний круг вместо меня.
— Эй; приятель, так дело не делается. Я слыхал — сел играть, значит, играй. Жаль только, что из-за своих дурацких обычаев мы оскорбили столь очаровательную даму. Отказал ей ты. И я не смог бы заменить тебя, если б даже захотел.
Джон-Том угрюмо поглядел на землю.
— Просто трудно себе представить, чтобы она так охотно торговала собой... Елки зеленые! Парень, да ты в бабах ни грамма не смыслишь. Она же делала это из любви... ради своего дружка — лиса. И отказав ей, ты оскорбил обоих. Ты что, о выходках их, бабских, ничего не знаешь?
— Смешно. Конечно... — Юноша отвернулся. — Нет, Мадж, я не слишком много о них знаю. Просто приходилось все внимание уделять умственной работе. Вот поэтому я и хотел сделаться музыкантом. У музыкантов проблем с женщинами не бывает.
— Невежество, приятель, любому не в радость. На себя самого посмотреть приятно становится, если знаешь все что, да почему, да как что делается. — Выдр кивнул в сторону Талей. — Вот погляди-ка на эту милашку. Тока не говори, что она тебе не нравится.
— Врать не буду, ты прав.
— Ну и что же? Прожили вместе целых несколько дней, а ты еще к ней и не приступил... Тока лежал рядом. Меня она знает и к себе не подпустит, но ты-то — другое дело.
— Смеешься. — Юноша поглядел в сторону рыжей гривки, снующей среди стада животных. — Да если я только прикоснусь к ней, она меня сразу выпотрошит.
— Не будь, приятель, самоуверенным. Тока что ж сам говорил, что не смыслишь в этом.
— А ты, значит, знаток по этой части, так я понимаю?
— Опыт — вещь наживная, тока у тебя времени мало, чтоб его здесь приобрести. Подумай-ка об этом.
— Подумаю, Мадж. А что, она говорит, нам действительно некуда деваться? Мы и вправду в таком отчаянном положении?
— Трудно сказать, приятель. Все зависит от того, что вчера узнала полиция о событиях в Линчбени. Но лучше убраться подальше — на какое-то время.
— Я-то знаю, куда мне хотелось бы. — Юноша с тоской поглядел вверх, хотя уже успел понять, что мир его лежит дальше звезд, скрывающихся в дневном небе.
Что-то больно кольнуло его в щеку. Джон-Том повернулся и с негодованием поглядел на Маджа.
— Лапой не дотянулся, — жестко проговорил выдр. — Вот что, кореш, слушай сюда. Я ж тебе все сказал уже, опять приходится повторять. Хватит здесь нюни разводить насчет себя самого. Ты здесь. Туда, где ты должен быть, нам тебя не вернуть. Клотагорб не может... Или не хочет... Но не вернуть. Ну и живи себе, и чем скорее ты умудришься примириться с этой мыслью — тем лучше. Или ты решил, что я еще годков шестьдесят буду с тобой нянчиться?
Ошеломленный Джон-Том не ответил. Шестьдесят лет... Странно: ему даже в голову не приходило, что пробыть здесь придется годы, может быть, и десятилетия. Пока казалось, что завтра, самое позднее послезавтра он сможет отправиться восвояси.
