Прикопе помрачнел, услышав все это. Майор сделал вывод, что Савета не рассказала ему про свое признание. Юноша хотел что-то сказать, но Савета резко, даже зло схватила его за руку, забормотала что-то, потом с необыкновенной быстротой начала жестикулировать.

Прикопе успокоил ее и стал знаками долго пересказывать матери слова майора, повторяя для ясности отдельные жесты. В его поведении был привкус упрека, который Дед не понимал. Потом Савета стала по-своему отвечать, на этот раз в ее бормотании были жесткие ноты, и жесты, которыми она дополняла бормотание, тоже были резкими; спор между матерью и сыном длился более десяти минут, лицо юноши все больше хмурилось и в конце концов покрылось каплями пота.

— Товарищ майор, мама говорит, что она никогда за вами не подслеживала. Вообще я хочу использовать ее выражения, чтобы мои слова не изменяли ее смысла и не упустили чего-нибудь, что может быть вам полезным. Итак, мама не подслеживала за вами никогда, — повторил Прикопе, и женщина, понявшая это, кивнула головой, мол, так, именно так, как говорит ее мальчик. В тот вечер, когда вы встретились, она шла к вам, к учителю, чтобы сказать, что видела она и что видели другие, потому что была не единственным свидетелем. Мама копала картошку; ее участок там, у Муреша, она была за камышовыми зарослями. Если вы были там, то могли видеть, что от Форцате до Муреша протекает ручей. Так вот, за этим ручьем была она, и никто не мог видеть ее с дороги. Мама копала картошку, потом пошла в заросли камыша, чтобы набрать питьевой воды, там есть источник с каменным желобом. Сквозь кусты она увидела, как раздевалась Анна Драга.

— Она разделась внизу, там, где нашли ее одежду, или наверху, на холме? Пожалуйста, спроси маму, это очень важно для меня.

Молодей человек снова начал жестикулировать, а Савета, будто зная заранее, что именно хотел узнать Дед, схватила сына за руку и кивнула головой, издав несколько отчаянных звуков.

— Внизу. Там она разделась, — перевел Прикопе.

— Она совсем разделась или что-то на ней осталось? Извини, пожалуйста, что я настаиваю и, главное, спрашиваю о деталях, которые, возможно, тебя коробят.

Приколе отер лоб рукавом рубахи, потом, стыдясь, спросил Савету.

Ответ он получил быстро, женщина читала по губам сына.

— На ней остались плавки и лифчик.

Женщина закивала и показала на свою плоскую грудь. Когда она поднесла руки к груди, лицо ее покраснело. Она что-то пролепетала ребячливым тоном, будто прося прощения.

— Мама говорит, — продолжал парень, — что она долго смотрела на нее; Анна Драга была красивая, она никогда не видела такой красивой девушки. Мама знала, что Анна нравится мне, что я хочу жениться на ней, поэтому и смотрела. Ануца сняла и лифчик и положила его на траву, потом вытянулась на солнце. Мама вернулась к своим делам, к копанию картошки. Она вырыла несколько рядов и, когда дошла до края участка, снова решила посмотреть на Анну. Но той не было. Мама пошла болотом, у нее было какое-то дурное предчувствие. С того места, где она находилась, виднелась вершина холма. Она увидела Корбея, он направлялся к дороге, но девушки не было. Мама говорит, она тогда подумала, что девушка вошла в реку и по этому ее не видно. Дело было па закате. Когда мама вернулась домой, было уже темно.

— Молодой человек, насколько я понял из прежних показаний твоей матери, Анна Драга загорала на вершине холма, а не у его подножия.

Турдян снова несколько минут беседовал с матерью, потом повернулся к Деду.

— Не знаю, известно ли вам про отношения мамы и Корбея, это я говорю сейчас от себя, это не ее слова. Думаю, вы знаете, что он — мой отец, а если знаете это, значит, вы в курсе и того, как все произошло. Мама любила этого человека. По тому, как вел себя Корбей с ней и с нами, нетрудно понять, что сейчас у нее на душе, что она носила в душе всю жизнь. Я не хочу защищать Корбея, не хочу никого защищать, но мне кажется, что мама из ненависти к нему кое-что тогда преувеличила, хотя повторяет сейчас, что она старалась сообщить вам, что кто-то еще знает про Анну Драгу, то есть знает, что произошло с ней в последние минуты жизни.

Дед закурил сигарету, он нервничал, у него было такое впечатление, что кто-то вмешался и изменил первые «показания» женщины. По ее жестам в тот вечер он понял, что эпизод между Корбеем и Анной Драгой произошел на холме, а не внизу. Теперь женщина заявляла совсем иное.

— Товарищ Турдян, почему твоя мама не пошла в милицию в те дни, когда велись первые расследования, почему она обратилась только ко мне?

Прикопе Турдян нагнул голову. Он крепко сжал руки, судорожно сцепленные пальцы выдавали его душевное состояние.

— В селе пошли слухи, будто я виноват в смерти Анны Драги. Я приезжал на побывку, и, вероятно, люди, с которыми вы разговаривали, сказали, что последним, кто видел ее живой, был я. Мама беседовала с Юстиной Крэчун. Похоже, что Юстина пришла к этому выводу после того, как поговорила с вами и с коллегой, который вас сопровождает. Юстина посоветовала маме написать мне, чтобы я немедленно вернулся в село. Мама с Юстиной послали телеграмму, то есть послала ее Юстина, будто мама при смерти, поэтому я приехал сразу, меня освободили от службы на два дня раньше срока. Откуда мне было знать правду? Когда я прибыл домой, мама мне рассказала, что говорят про меня в селе и про то, что она видела там, под холмом, в тот день. Я посоветовал ей рассказать вам, что она видела. По-моему, она преувеличивала из желания отвести от меня все подозрения, не понимая, что, выгораживая меня, может навлечь на другого большую беду. У меня нет ни чего общего с Корбеем, я вам уже говорил, я не люблю его, но он и не враг мне, и не думаю, чтобы он был преступником, как поняли вы. Мама ненавидит этого человека. Правда — та, которую она сказала вам сегодня. В душе она, наверно, хотела бы, чтобы Корбей пострадал. Из-за него был убит ее отец, из-за него родился я, из-за него она мучилась всю жизнь, и из-за него же погибла — она в этом уверена — моя невеста.

Прикопе встал, подошел к вешалке в передней и вернулся с мятой бумагой. Это была телеграмма, посланная Юстиной. Дед взял ее, прочитал и вернул юноше. Савета Турдян испуганно смотрела то на сына, то на майора, не понимая, о чем они говорят, и опасаясь того, что теперь предпримет представитель закона против них за ложь, за то, что они послали в армию ложную телеграмму. Женщина начала что-то нежно лепетать, потом нагнулась и незаметно поцеловала Деду руку. Он не ждал этого жеста и удивился, торопливо убрав руку, но, когда понял, о чем именно она хотела попросить, его охватило горькое чувство.

— Она просит простить ее, и я вас прошу, скажите, что с ней ничего не случится из-за телеграммы. Что же касается остального, больше она ничего не видела, я ее спрашивал не раз, поверьте.

— Успокой ее, молодой человек, в отношении телеграммы. Тревожный порыв матери можно понять. Она хотела защитить тебя, поэтому прибегла к такому средству по совету Юстины. Это не удивительно. Но вот о чем я думаю. Юстина посоветовала послать тебе телеграмму, не могла ли она посоветовать твоей матери и другое? Может быть, неуместно сейчас настаивать на этом, но уж очень большая неувязка между тем, что я понял тогда, и тем, что мне говорится сейчас. Ты, наверное, заметил, что я прошу твоей помощи, как просил бы своего коллегу. Обычно ведь расследование ведется в другом тоне. К тому же ты имеешь право как можно скорее узнать правду о гибели Анны Драги. Прошу тебя, спроси ее, но спроси на этот раз так, чтобы она поняла, что ты задаешь вопрос, а не я; мне она может не сказать правду.

— Прежде чем спросить ее, я хочу сказать вам, что Юстина после всего случившегося проявила большую заботу о матери и обо мне. То ли из жалости, то ли из-за угрызений совести, связанных с ее отцом, то ли потому, что у нее добрая душа. По-моему, у нее такая душа — добрая, щедрая. А потом время шло, товарищ майор, отодвигая печальные события в прошлое, и люди, успокоившись, продолжали жить, как жили.