— Спасибо, товарищ майор, если это приказ…

— Нет, дорогой мой, это лишь просьба… А теперь, если ты не возражаешь, хотя дело Анны Драги у меня с собой, расскажи мне про эту несчастную девушку, чья жизнь оборвалась так безвременно. Полагаю, причины выяснены…

Амарией достал из шкафа папку, стянутую резинкой, и с излишней торопливостью вынул из нее несколько бумаг, исписанных правильным, очень крупным почерком.

— Итак: Анна Драга воспитывалась в детдоме в местечке Т., родители неизвестны, она была найдена в возрасте двух месяцев возле ресторана в местечке 3., далее — два года училась в сельскохозяйственном училище в городе К., специальность — цветоводство, но здесь, в селе, из-за отсутствия цветов занималась земледелием. Полтора года назад уехала из деревни, то есть перевелась в сельхозартель в Потырлоаджеле. Два месяца назад снова вернулась в Сэлчиоару. Против нее было выдвинуто обвинение в причинении ущерба общественному имуществу на сумму четыре тысячи двести лей. Спустя три дня после того, как комиссия уехала, ее труп нашли в Муреше. Обнаружил ее рыболов, точнее Ион Василеску, пенсионер из города К. Она была обнаженной. Одежду нашли метрах в трехстах выше по течению, из чего мы сделали вывод, что водой тело снесло вниз. В горах тогда прошли сильные дожди, товарищ Дед, — сказал старшина, поднимая глаза от досье и утирая со лба пот. — На ее теле было несколько следов от ударов, по судебный врач из местечка Т. констатировал, что это следы ударов тела о коряги и камни, когда труп волокло по реке. При вскрытии была обнаружена вода в легких, что ясно указывает на причину смерти. Речь идет просто о несчастном случае. Анна любила купаться одна, по крайней мере так говорят люди, которые не раз видели ее на берегу Муреша. Она не оставила никакого письма.

Вообще же с людьми она ладила. Парня, за которого она собиралась выйти замуж, не было в селе в день несчастного случая, так что… Мы похоронили ее на сельском кладбище… У нее никого не было… Вот и все примерно, что здесь написано, товарищ Дед, — окончил Амарией с грустью, не понятной для майора. — Фактически здесь у нас каждый год тонут один-двое: река большая, быстрая, водовороты затягивают и…

— Интересно, интересно, — сказал Дед, и Панаитеску, привыкший к этим словам Деда, решил про себя, что майор усомнился в так называемом несчастном случае.

— За что ее обвинили в растрате четырех тысяч лей? — неожиданно спросил Дед, следя за дрожащими руками старшины.

— В поле остались без присмотра сто мешков с удобрениями… Шли дожди… Но здесь, товарищ Дед, я не думаю, чтобы она одна была виновата.

Дед никак не комментировал ответ старшины. Он записал адрес хозяйки, у которой жила Анна Драга, и другие фамилии, которые могли ему понадобиться для расследования, затем долго вглядывался в фотографию девушки, где она была снята такой, какой ее обнаружил рыболов, упомянутый в деле. Ему стало горько при виде этого молодого тела, уже обезображенного неожиданной смертью.

— А теперь вот что я вам еще скажу, — вновь заговорил старшина Амарией. — В селе идет уборочная кампания, люди очень заняты. Наш кооператив передовой, дает наиболее высокие показатели по сбору зерновых с гектара… Сейчас нельзя терять ни минуты… Это меня попросил передать вам председатель, товарищ Урдэряну, он не любит сплетен… И хочет скорее закончить полевые работы, а у нас — свои дела… Некоторые ищут любой повод, чтобы не работать, многие толкуют по-своему о смерти девушки… Я забыл вам сказать, товарищ Урдэряну предлагает вам пообедать в кооперативе, там у них свиноферма, и гусей они выращивают.

Дед внимательно присматривался к старшине, к его чуть дрожащим рукам. Смотрел на покрытый каплями пота лоб, хотя в помещении было не жарко, а довольно прохладно. Может быть, старшина волнуется из-за того, что вынужден передавать слова председателя, от которых он сам не в восторге, и произносит их с трудом, нехотя?

— Конечно, конечно, дорогой мой, — согласился Дед с опасениями старшины, — именно поэтому было бы хорошо, чтобы ты занялся текущими делами — подозреваю, что их немало. Нехорошо, если ты будешь сопровождать нас все время, мы в сами разберемся без особого шума и не привлекая внимания больше, чем надо. Правду о смерти Анны Драги, какой бы она ни была, мы обязаны выявить. Я бы предпочел, чтобы в итоге мы с коллегой Панаитеску подтвердили выводы тех, кто закрыл дело, но я спрашиваю себя, почему коллеги из Т., не имея никаких новых данных для пересмотра дела, запросили нашей помощи. Значит, и у них есть определенные сомнения; сомнения без доказательств есть простые предположения, а необоснованные предположения не могут быть занесены в дело. Наша задача — прояснить эти вопросительные знаки. Смерть Анны Драги не простая смерть, зафиксированная как таковая в соответствующем документе, смерть наступила при особых условиях, и именно эти особые условия мы обязаны изучить, с точки зрения нашей нелегкой профессии.

— Вот видишь, шеф, — сказал грубовато Панаитеску при выходе, — так случается почти каждый раз, когда ты разрешаешь людям вести себя запанибрата. Я удивляюсь, что они не дали тебе указаний, что делать и как делать, чтобы ты просто-напросто утвердил их версию, не предпринимая никакого расследования…

— Я не вижу ничего дурного, дорогой мой коллега, в том, что они обратили мое внимание на некоторые вещи, связанные с настроением людей в селе, хотя твое замечание, дорогой Панаитеску, не лишено смысла. С удовольствием делаю вывод, что годы, проведенные нами вместе, принесли тебе огромную пользу, твоя проницательность порою просто поражает меня.

Счастливый Панаитеску сел за руль, не забыв распахнуть дверцу машины перед Дедом. Похвала майора была ему как бальзам па душу, и до самой школы, где жил директор, он напевал вполголоса песенку, к изумлению шефа, не привыкшего к подобным эйфорическим состояниям своего подчиненного.

Бывшего директора они дома не застали, хотя Амарией и заверил, что их ждут. Но Дед не только не досадовал, напротив, даже обрадовался этому; он давно не бывал в трансильванском селе, и ему хотелось подышать деревенским воздухом, пройтись пешком. Шофер поставил машину во дворе, и майор со старшиной медленно зашагали по одной из сельских улиц, дивясь полнейшей тишине, господствовавшей над домами и дворами.

— Гляди, Дед, это не просто дома, — сказал Панаитеску, оглядываясь.

— Я как раз об этом и думал, дорогой мой. Действительно, это настоящие виллы.

— А злые языки болтают, что крестьяне плохо живут: да в этаких условиях и я не прочь быть крестьянином. Уж точно в каждом дворе не меньше тридцати гусей, не говоря о курах, которые в данный момент меня не интересуют. Впрочем, здесь их откармливают зерном, а не химикалиями; а это совсем другое дело! У «химических» кур вкус рыбы или чего угодно, только не куриный. Знаешь, шеф, у меня святая тяга ко всему натуральному, я хочу, чтобы навоз был навозом, а курица курицей.

Какая-то пожилая женщина подошла к забору своего палисадника и поманила их рукой. Дед удивился — она звала их, как старых знакомых.

— Вероятно, вы хотите что-то нам сообщить, — начал Дед в своей деликатной манере.

— Что вы сказали? Так, так, я тетка Фира, милок, ты, гляжу, говоришь, как во времена графьев, красиво они говорили, и в соседней деревне был один, Бамфи его звали, ну, разве не слыхал про него?.. Приехали вы из-за Ануцы, люди знают. Больно хорошая девушка была, да убили ее.

— Кто же ее убил, уважаемая? — спросил Дед.

— Злые люди, племянничек, я ведь могла бы твоей теткой быть, мне-то восемьдесят лет. Люди знают, из-за кого вы приехали, и я буду рада, если вы купите у меня яиц и молодой овечьей брынзы, я хоть и продаю их капельку дороже, чем на базаре, зато они свежие.

В начале улицы показалась машина, и тетка Фира удалилась, созывая стайку цыплят в глубине двора возле коровника, большого, как дом. Машина резко затормозила, взметнув облако пыли, и Панаитеску, увидев, что шины заскрежетали по гравию, страдальчески поморщился. «Сразу видно, не его машина», — заметил он, мысленно ругнув шофера, потом, улыбаясь, любезно протянул руку человеку с обожженным солнцем лицом.