— Женщина?! — удивился Дед и погасил сигарету в пепельнице, сделанной из срезанной над донышком гильзы снаряда.

— Отсюда я заключаю… да, заключаю с самого начала… зря ты говоришь, что выводы делаются в конце, их можно так же хорошо определить и вначале. Так вот, чутье мне подсказывает, перед нами не просто несчастный случай! Ладно… Прихожу домой, тебя нет, и вдруг вспоминаю, что я должен был зайти к старшине, поинтересоваться тем парнем — Прикопе, женихом девушки. Оказывается, и тут — бомба; парень наведывался сюда, был в увольнительной двое суток, как раз перед смертью Анны Драги! И еще я узнал, что он на днях демобилизуется, а я не думаю, что мы до того времени закончим это дело, потому говорю, давай-ка подождем его здесь. Устроим ему этот сюрприз.

— Дорогой Панаитеску, должен признать, что ты, как в молодости, прогрессируешь самым похвальным образом. Я даже и представить себе не мог, что за такой короткий срок тебе удастся узнать столь важные вещи. Но, дорогой мой, одно из наших правил — не суетиться и, главное, не спешить выбирать след, пока нет уверенности, что он правильный. Итак, запомни: факты и только факты. Если Прикопе, жених девушки, был в увольнительной накануне ее смерти, мы, конечно, узнаем от него кое-что.

— В случае если убийца не он… — счел своей обязанностью подчеркнуть Панаитеску.

— Дорогой мой, я тебе сказал, мы пока собираем факты, и только, — заметил Дед, вставая с кресла. Он был взволнован рассказом шофера и испытывал противоречивые чувства. Дело, по которому он приехал в село Сэлчиоара, считалось если не заурядным, то, во всяком случае, лишенным тех сложностей, с какими он привык сталкиваться. К тому же в селе все жители на виду… Но село оказалось трудным орешком. В городе или даже в одном многоэтажном доме большого города люди не очень-то знакомы, так что риск, что они будут покрывать друг друга, частично исключен. Помимо этого, в городе следователю легко действовать так, чтобы за каждым его движением никто не следил, — здесь же это почти невозможно. Здесь издавна живут все вместе, многие связаны еще и родством, к тому же общий труд делает односельчан еще более солидарными, создает нечто вроде круговой поруки. Теперь Дед не сомневался, что жители решили на всякий случай защищаться от них, пришельцев, нарушивших их покой.

Обо всем этом старый криминалист сразу и не подумал. Он въехал в село, словно в гости к друзьям, и по-детски радовался здешней сказочной природе. Село Сэлчиоара оказалось, однако, маленьким бастионом, в котором каждый вход, каждая брешь усиленно защищались. Он убедился, что и квартирная хозяйка Анны Драги, несмотря на видимое участие, которое выказала, хотела его обвести вокруг пальца, показаться отзывчивой и любезной, но не сказать ничего существенного. Раз дела обстояли так — а Дед-был уверен, что именно так они и обстояли, — пора было выбирать из своего арсенала те методы, которые в здешних условиях окажутся эффективными. Дед размышлял, как ему сломать стену отчуждения или преодолеть искусственные барьеры. Панаитеску, который знал своего шефа наизусть, для страховки прикидывал и сугубо личный план действий, будучи убежден, что в определенной ситуации его нехитрые методы, лишенные, разумеется, мастерства, присущего следовательскому почерку Деда, были несравненно действенней. В тех случаях, когда шофер сталкивался с людьми очень образованными, он мог растеряться, сбиться, здесь же, в селе, он ни капельки не робел и не сомневался в себе.

— Итак, в атаку! — сказал он слишком громко, сам того не желая.

Дед вскинул брови, несколько секунд помолчал, додумывая что-то, потом улыбнулся и принял короткий лозунг своего давнего помощника как весьма своевременный и совершенно реалистический.

— Да, дорогой мой коллега, в атаку!

Дед и старшина Ион Амарией проводили измерения на берегу Муреша.

Старшина охотно откликнулся на просьбу майора помочь ему, хотя Деду с его-то опытом нетрудно было прочитать легкое замешательство в глазах милиционера. Дед не спешил спрашивать, что с ним, и не применил ни один из своих безотказных приемов, чтобы окольным путем нащупать причину волнения, в котором находился начальник местной милиции. Когда надо будет, он ее узнает, Дед в этом не сомневался, потому по пути к реке они говорили о вещах, не имеющих никакого отношения к Анне Драге.

Берег речной излучины, куда вода выбросила тело молодой девушки, был довольно пологим, майор и старшина легко спустились вниз, к воде.

— Как раз с этого места поступил сигнал, товарищ майор, — сказал Амарией, но, заметив чуть ироничный взгляд старика, старшина тут же поправился: — Дед. — И легкая гримаса на миг исказила мягкие черты его лица.

— Кто был здесь для опознания трупа? — спросил Дед, наклоняясь, чтобы разглядеть в пенистом иле что-то известное только ему одному.

— Я вызвал Юстину Крэчун, у нее Анна жила в последнее время, и рыболова, который нашел ее, они и подписали протокол.

Дед вынул из-портфеля дело и посмотрел на фотографию Анны Драги — как она выглядела до того, как утонула, — потом на другую, предоставленную в его распоряжение старшиной. Он удивленно покачал головой и сделал шаг вперед. Три недели не было дождей, и на клейком суглинке было еще видно углубление, где лежало безжизненное тело девушки.

— Мне очень трудно понять одну вещь, дорогой мой, может быть, ты — ведь ты видел труп — сможешь мне объяснить. Река здесь выглядит неглубокой — конечно, мы это еще проверим; не кажется ли тебе, что у утопленницы на теле слишком много ушибов? Я думаю, что на фотографии именно эти ушибы и видны.

Амарией отвернулся, чтобы не видеть фотографию; его охватывал ужас при виде этого обезображенного тела, и, сузив губы, он вдруг выпалил:

— Вначале и я думал, что это следы ударов, Дед, но судебный врач… Для того ведь и существуют специалисты, чтобы мы верили им, правда? Раз он установил, что кровоподтеки вызваны ударами о коряги и камни, что мне было делать? Потребовать повторной экспертизы? Это означало бы, что у меня есть какие-то сомнения, а сомнений у меня не было.

— Но фотоснимок тоже сам за себя говорит. Поэтому позволю себе спросить: не прочел ли ты на ее лице чего-нибудь особенного, что дало бы нам ключ к разгадке истинной причины ее смерти? Пусть мне померещилось, пусть я трижды неправ, но все же хочу обратить твое внимание на ее чуть приоткрытый глаз, посмотри, пожалуйста, — этот глаз придает лицу выражение страха, но страха не в миг смерти, а до нее!

Амарией испуганно посмотрел на Деда.

— Я не понимаю, Дед, вы действительно думаете, что Анна была убита?

— Вопрос задал я, дорогой мой, и не могу тебе ответить, пока ты не выскажешь со всей искренностью свое собственное мнение.

— Вы думаете, товарищ майор, что я мог быть неискренним?

— Дорогой мой, мы разбираемся сейчас не в твоих чувствах к ней, в случае необходимости мы побеседуем и о них. Ты можешь ответить мне на вопрос, который я тебе задал? Или, может быть, то, о чем я тебя спросил, мне только кажется? Во всяком случае, ты был здесь, когда ее нашли, я — нет.

— Я ничего не могу сказать, Дед. Эта девушка была мне небезразлична. Мне не хотелось говорить об этом заранее… Я был уверен, что вы все равно это узнаете и настанет миг, когда вы меня спросите. Я два года живу в селе… Хотел завести семью. Думал, настала пора — и вдруг… По правде говоря, я тогда от горя как ослеп. Погиб не кто-нибудь, а близкий мне человек, с которым у меня были связаны серьезные планы… Я видел только, что у меня отняли все, хотя, если честно, тогда, в тот миг, я подумал — не отняли, а украли. Что я мог увидеть на ее лице? Сначала, когда вы позвали меня идти с вами, я хотел отказаться, пусть я и не имел права… Но все-таки я здесь представляю власть и поэтому пошел.

Дед спрятал в карман фотографию Анны Драги, потом, как будто играя, стал бросать камешки в воду.

— Ты умеешь плавать? — спросил Дед.