— Кто пришел? — услышал я из-за двери.
— Костя Еремин, — сообщил я свое нынешнее имя. — Я вам принес газеты.
Бабуля любила почитать на ночь что-нибудь этакое, страшненькое. Поэтому тайно обожала газету «Криминальный Гродин» и центральные издания на заданную тему тоже. Я же читал все это барахло, изыскивая отголоски своих Дел. Правда после ознакомления с изложением дела только злился! Не то, не так это было и не потому. Но объяснить ничего невозможно, вот и получается, что чего-то не хватает в моей жизни. Сегодня я тоже принес прочитанные номера свой подруге.
— Газетки! — обрадовалась баба Шура и открыла дверь.
— Молодец, что запираетесь! — похвалили я. — Вам что-нибудь принести? Я в магазин собрался.
— Да, Костенька, мальчик! Купи Сидору колбаски вареной, а мне печенья и еще гречку, ладно?
— Без проблем, — я точно знал, что сейчас бабуля заведет нужный мне разговор.
— А ты слышал, что тридцатого случилось? — спросила она, протягивая мне деньги на продукты.
— Вы про Женю? — я повесил свои уши на гвоздь внимания.
— Да, про Женечку! Он же бывший мой ученик! — точно: баба Шура же всю жизнь проработала в школе учительницей младших классов. — Ой, такой мальчик был хороший! Приветливый, покладистый. Да и вырос он хорошим. Какой ужас, какой ужас! У всех Новый год, а у Полищуков — похороны. Там его жена, бедная девочка, рыдает. Мать совсем убитая. Хоть бы Бог тех сволочей наказал! Но ему не до Жени...
Баба Шура иногда делала вот такие, противоречащие ее внешней простоте и наивности, выводы. Старики мне всегда представляются загадочными людьми: вроде бы немощное тело, изуродованное годами и мыслительный аппарат весь в шрамах времени, а ведь этот человек жил и за много лет до моего рождения! Да еще в какое время! Какие тайны прячутся в душах всех наших баб Шур? Что они помнят? Мне всегда хотелось раскопать какое-нибудь дело из прошлого, например, из времен репрессий. А что? Вполне вероятно. Ведь среди божьих одуванчиков, стоящих в очереди за дешевыми товарами для ветеранов, не только те, на кого писали доносы, но те, кто их писал!
Пока я мечтал, моя собеседница довела себя до слез. Я тоже слушать про семью Жени больше не мог.
— Так, а вы видели хоть что-нибудь? Милиция-то к вам приходила?
— Да я сама к ним выходила! — баба Шура преисполнилась негодованием, — А они мне: «Хорошо — хорошо, бабушка, мы к вам позже зайдем!» До сих пор идут.
— А что вы им рассказать хотели? Что вы видели?
Я стоял вполоборота к двери, будто и не умирал от желания узнать, что видела глазастая Шура.
— Тех сволочей и видела! — уверенно ответила она. — Последнего, что из подворотни выходил прекрасно рассмотрела. Все они местные, тут, во дворе часто ошиваются. Живут, правда, не здесь, но ходят к одной...
— К кому?
— Да что водкой торгует — Танька. Она замуж за Пашку Карташова вышла. А его посадили год назад и она там у него живет теперь. Его с площади выписала, развелась с ним, теперь водкой торгует. Людей травит... Да не о ней речь. Хай себе озолотится!
— А как выглядел тот, что вы узнали? Не такой маленький, в меховой белой шапке? А то я той ночью маленького видел. Он мне противным показался, думаю, может, он и есть?
Баба Шура моментально попалась на мою наживку:
— Да их четверо было, не один. С одним маленьким Женя бы справился, он сильный был. Вот с четверыми труднее оказалось. Я-то и не слышала как его били — он не кричал. Выглянула только когда мат услышала. Это сволочи те из подворотни выходили. Один из них громко сказал: «Вот теперь будет знать, как выпендриваться!». Я еще удивилась, про кого это они говорят? Тогда увидела я мужика под два метра ростом, широкий такой. В коротком пальто, вроде куртки, только из драпа. Лицо тоже широкое, волосы темные. Брови еще у него густые и черные были. Он оглянулся и долго назад смотрел. Другие тоже оглядывались, но лиц я не запомнила. Хотя чего запоминать! Они тут каждый день все вместе ошиваются.
— Приметный парень этот высокий, — сказал я, — милиция быстро найдет.
— Не найдет, — возразила Шура. — Меня они не спросили, а больше этих сволочей никто не видел. Я и с Зоей из двадцать пятой квартиры говорила, и с Марией Александровной из сорок первой, и с Галей, что надо мной живет — никто их не видел. Назавтра же праздник намечался — женщины все у плит торчали. В окно никто не глядел.
— Но вы всем рассказали, кого видели, да? — ехидно предположил я.
— А что, тайна это? — удивилась баба Шура.
— Ну вы и фрукт! — не выдержал я. — Да если, не дай Бог, бандиты узнают, что вы единственная, кто их видел в вечер убийства — вас больше живой никто не увидит. Так что больше никому ни гу-гу!!!
Шура пожала плечиками:
— Мальчик, ты все время меня пугаешь! Я вот жила раньше — горя не знала, людям верила, а ты такие страшные вещи все время говоришь, что впору под стол залезть и не высовываться пока не помрешь!
Я не стал ей возражать. В конце концов, у каждого своя жизнь! Вот она с маленькими детками всю жизнь работала и кажется ей теперь, что преступления это такие детские шалости, только чуть-чуть серьезнее. Я же на воду дую... Просто мне всегда было страшно за таких беззащитных людей. За детей, что играют во дворе, за стариков, за девушек со слабыми руками, даже за животных... Я боюсь, что с ними случится беда. Знаю, что это такое, когда все уже произошло и ты пытаешься усилием воли повернуть время вспять, чтобы еще раз увидеть родных живыми. Знаю, как хочется выскочить из своего тесного тела, вырваться наружу из этого мира и найти потерянных, любимых, родных там, куда они перенеслись. Там, куда я попасть не могу, пока эти руки — мои руки и пока бьется в груди это, моё, сердце.
В тот период я был в отличной физической форме. Может, немного злее, чем обычно, но вполне контролировал себя. Обычное Дело, не лучше других и не хуже. Начать со слежки, разработать план, подготовить необходимые аксессуары, приступить к исполнению. Конечно, убийц уже ищут и неизбежно изловят, но я это сделаю намного лучше. А, главное, наказание будет адекватным!
Следить было легко. Я выяснил где проживает торговка паленой водкой и когда оказалось, что ее подъезд чудесно просматривается из моей квартиры, припал на неделю с биноклем к окну. Клиент обнаружился через два дня. Высокий, плотный, широкое лицо, черные брови. Конечно, ростом он был не в два метра, но все-таки, довольно высокий. Он пришел за бутылкой ровно в десять вечера. Вышел из подъезда, пряча пузырь в кармане драпового пальто и завернул в соседнюю дверь. Оттуда вышли уже трое. Четвертый присоединился к собутыльникам через полчаса. Друзья разместились на лавочке за домом. Мне пришлось сменить свой наблюдательный пост и передислоцироваться на улицу. Там я стал делать вид будто копаюсь в моторе своей «девятки», а сам поглядывал на друзей. Темновато, конечно, было, но что поделать!
Вскоре бутылка, купленная широколицым, показала дно и тогда один из них сбегал за второй, а чуть позже — за третьей. Традиция у них, что ли такая — десять раз бегать? Как в анекдоте: пошлешь дурака за бутылкой, он одну и принесет!
Часам к одиннадцати компания переместилась в беседку в соседнем дворе и я вернулся домой. Разошлись друзья только к двум часам ночи. Я сделал выводы: им некуда пойти, они ограничены в средствах, они не боятся быть разоблаченными. Но почему? Так уверены в том, что их никто не видел? Скорее всего, именно это. И даже если моя подруга Шура, который скажет, что именно этих подонков она видела выходящими из подворотни в вечер убийства отличного парня Жени — для суда этого будет недостаточно. Понадобятся еще какие-нибудь улики или признание убийц. Но улик найти не удастся, а признания дождаться не светит!
Хорошо, что мне все эти изыски Фемиды ни к чему.
В следующий раз компания собралась через три дня. Накрапывал дождик, что для Гродина и в январе не дикость. Было ужасно мокро, омерзительно грязно и уныло, но каверзы природы друзей не огорчали. Они просто переместились в подворотню. В ту самую подворотню, где совсем недавно убили человека! Как-то отвратительно мне стало. Даже не верится, что у людей может совсем не быть души. Да люди ли они? Согласно моей личной классификации, таковыми наблюдаемые не являлись. Да и вообще к теплокровным отнести данные экземпляры не представлялось возможным. Значит, рептилии? Или насекомые? Вот скорее насекомые. Таким место на булавке в коллекции.
