— Так-так… — Егоров плотно сжал свои губы… — И что же: эти районы…
— Дослушай сначала до конца, — перебил Павлов. — Пойми простую вещь: для свиносовхозов и некоторых районов в целом, где мал процент товарного зерна, план-заказ государства на зерно не может служить ориентиром в организации полевого хозяйства. Понимаешь? Это в крупном зерновом хозяйстве план-заказ обязывает производить определенный минимум тех или иных зерновых культур, а здесь картина иная. И в этих условиях надо очень серьезно продумать, какие отрасли наиболее целесообразно развивать. Тут уж ориентир, думается, во-первых, на планы-заказы по животноводческой продукции, на возможности кормовой базы и конечно же на существующие закупочные цены. Ведь в перспективе-то ты, думаю, возражать не будешь: в каждом хозяйстве все отрасли должны стать рентабельными, прибыльными. Потому что производство убыточной продукции не может вызывать большого энтузиазма у ее производителей. Это же ясно! Вот мы в порядке эксперимента и разрешили хозяйствам двух районов самим рассчитать свои планы продажи продукции государству.
— Ну, и как они рассчитали? — опять чему-то усмехнулся Егоров. — Поди, у всех заявка на какой-то один выгодный вид продукции?
— Видишь ли, мы тоже опасались этого. Думали еще и так: возьмут на себя мизерные планы продажи, чтобы побольше денег получать за сверхплановую поставку. Тем более, — усмехнулся Павлов, — что о такой тенденции мы знаем и на примере вашей области…
— Ну, это ты, Павлов, брось! — решительно запротестовал. Егоров.
— Как будто мы ничего не знаем и в цифрах не разбираемся… Ты же сам летал в Москву, добивался снижения плана-заказа по зерну.
— Ну, летал, а как же иначе? Всяким делом надо руководить, для того мы и поставлены…
— Вот-вот, — весело уже рассмеялся Павлов. — Пока не было поощрительной оплаты на зерно, проданное сверх плана, ты вел себя иначе. А в дополнительной оплате увидал возможности зерновых хозяйств резко поднять экономику, вот и полетел… Так что и сам ты не совсем равнодушен к ценам на продукцию, — заключил Павлов.
Егоров чему-то улыбнулся, покрутил головой, словно воротник был тесен, затем взялся за свой бокал, отпил из него немножко вина.
— Ты, поди, в обиде? — произнес он.
— В обиде, — согласился Павлов. — До новых цен на зерно и вашей области и нашей давали равное задание по сдаче зерна в расчете на гектар пашни, а теперь ты выпросил более льготный план и, даже при равном с нами урожае, за сверхплановое зерно ваша область получит больше, чем мы. Словом, Егоров, ты, как видишь, тоже понимаешь толк в закупочной цене. Пожалуй, не хуже, чем наш председатель колхоза Иван Иванович Соколов, о котором я тебе говорил. Он тоже любит деньги, как и ты…
— Ну, ладно! — поднял руку Егоров, как бы защищаясь. — Значит, экспериментальные районы все спланировали сами?
— Да, сами разработали, — просто ответил Павлов. У него как-то сразу пропал интерес объяснять все это Егорову. Но все же продолжил: — И выяснилось, что наметки этих районов по продаже продукции государству оказались значительно выше, чем сами мы наметили в своих контрольных цифрах.
— Зачем же тогда было и огород городить? — пожал своими могучими плечами Егоров.
— А затем, чтобы развязать инициативу местных работников, как того требуют партийные решения. И мы увидали плоды этого. Потому что при общем благополучии с планами-заказами в целом по району произошло заметное перераспределение видов продукции по отдельным хозяйствам: некоторые наметили удвоение, даже утроение производства свинины, а другие сократили эту отрасль. Так и по другим видам продукции. Тем самым, не затрагивая общих интересов, колхозы и совхозы этих районов как бы внесли разумные поправки в ранее составляемые планы на основе, так сказать, директивы. А теперь они дали свои заявки, обосновав их со всех сторон. А это важно и в моральном отношении.
— А ведь мне, Павлов, рассказывали, что за основу всех этих экспериментов ты берешь рынок, никаких государственных планов! Своих людей только на закупочные цены ориентируешь: выгодно — развивай, не выгодно — режь всю отрасль…
— Информация недобросовестная, — бросил Павлов. — Но если говорить о закупочных ценах, то сказать надо прямо: умно определенные цены могут оказать большое влияние на углубленную специализацию производства, поддержат развитие тех отраслей, которые в настоящее время особо интересуют государство. Ты же помнишь: в свое время подняли цену на горох, и его вскоре стало столько, что девать некуда! Так что мы убеждены: с помощью разумных цен на продукты сельского хозяйства можно более правильно разместить, с точки зрения экономики, производство основных видов продукции. А это, в конечном счете, в масштабах государства даст огромную экономию.
— Еще вопрос тебе, Павлов: значит, в твоих экспериментальных районах не осталось уже нерентабельных отраслей?
— За один год такого эффекта, конечно, не получить, однако число убыточных ферм сократилось почти в три раза. А еще через год, мы надеемся, убыточных ферм уже не останется совсем. Вообще-то в ходе эксперимента и для нас многое приоткрылось с неожиданных сторон. Взять хотя бы по зерну, по производству разных культур: цена на овес, например, в два с лишним раза ниже, чем на пшеницу, а ведь себестоимость их примерно одинакова. Основываясь на цене, в обоих районах запланировали посевы овса лишь в пределах потребности для животноводства.
— Вот видишь! — подхватил Егоров. — Государство не получит овса и ячменя, придется свернуть комбикормовую промышленность, пиво и то не из чего будет варить.
— Вот когда так случилось бы, в пределах своей области ты что сделал бы? — Не дождавшись ответа, Павлов бросил: — Наверняка поднял бы цену на овес! И это было бы разумно. Но если это разумно можно сделать в рамках одной области, значит, можно и в масштабах государства, — заключил он.
Егоров сам налил в стакан вина, выпил, крякнул.
— А тут вот что надо сказать, браток, — начал он. — Возможно, при разработке цен допущены серьезные просчеты. У нас, например, молоко почти везде убыточно, а свинина в целом все же дает некоторый процент рентабельности.
— Вот и хорошо! — обрадовался Павлов. — А у нас как раз молоко прибыльно. Мы при существующих сейчас ценах займемся молоком и говядиной, а вы свининой. Разве государство от этого проиграет?
— Подожди, браток, — выставил руку Егоров. — Планирование заготовок тут ни при чем. Речь идет о ценообразовании. Правильно учесть производственные затраты — вот задача…
— Но нельзя же установить особые закупочные цены для каждого хозяйства в отдельности! А производственные затраты на одну и ту же продукцию в каждом хозяйстве различны. У нас центнер зерна в северных районах обходится в два раза дороже, чем в южных. Зато молоко на севере дешевле, чем на юге. Что же, для каждого хозяйства свою цену? Не лучше ли цену установить единую, выгодную для государства, а каждое хозяйство, сообразуясь с этой ценой, будет планировать свое производство? А государство рассмотрит эти заявки и решит, сколько продукции может принять. И не на год, а на длительный срок определятся взаимоотношения государства с хозяйством.
В подтверждение этих мыслей Павлов привел цифры, подготовленные Сергеевым: сейчас в нечерноземной зоне за центнер ржи и пшеницы государство платит по тринадцати рублей, а на Кубани — по пяти. С одной стороны, это разумно, оказана большая поддержка хозяйствам трудной зоны. А если на все это взглянуть с другой стороны? Почему же государству не обратить особого внимания на производство пятирублевой пшеницы? Тем более что при этой цене колхозы и совхозы юга получают большую прибыль, а в Нечерноземье и тринадцать рублей не везде покрывают фактические производственные затраты?
В справке, имевшейся у Павлова, приведен любопытный пример: в прошлом году в Калужской области многие хозяйства получили от продажи каждого центнера зерна до восьми рублей чистой прибыли, а в Калининской области многие оказались даже в убытке. К тому же и государству зерно, купленное по тринадцати рублей за центнер, не приносит большой прибыли.
