Павлов смотрел на веселую говорливую женщину и отмечал про себя: за четыре года нисколько не постарела… А ведь ей за полсотни…
— Как поживаете? — спросил Павлов.
— Хорошо живем! — отмахнулась правой рукой Варвара Петровна. Она повернулась к конторе, на крыльце стоял мужчина. — Егор Егорыч, машину надо вытащить… Это же Андрей Михайлович, самый большой наш начальник!
Егор Егорыч мигом сбежал с крыльца, засуетился:
— Это мы сейчас, товарищ Павлов, это мы сварганим…
— Наш комплексный бригадир, — представила Варвара Петровна Егора Егоровича. — Лошадей запрягай, — посоветовала она и повернулась к Павлову. — Ох, вы же в ботинках! Пошли скорей ко мне…
В знакомой Павлову избе Варвара продолжала командовать:
— Разувайтесь! А я чего-нибудь поищу.
Она легко взметнулась на печку, порылась-порылась там и сбросила старенькие подшитые валенки.
— Уж не обессудьте, Андрей Михайлович, какие есть… — Увидав, что носки у Павлова мокрые, запричитала: — Простудитесь, как есть заболеете! Ах, горе-то какое… Надевайте скорее валенки! А я чайку согрею, с малинкой…
Павлов снял носки, Варвара Петровна положила их на печку, соскочила на пол, налила в жестяной чайник воды, включила электрическую плитку.
Павлов, наблюдая за Варварой Петровной, рассматривал и обстановку. Кое-что изменилось к лучшему. На столе новая клеенка, обои на стенах новые, вместо табуретки три новых стула.
Между тем Варвара убежала в комнату, что-то там поделала и, выглянув оттуда, пригласила Павлова:
— Здесь повеселее, заходите, Андрей Михайлович.
А в комнате перемены и вовсе заметные: появился шифоньер, две новые кровати под покрывалами, новая тумбочка, на ней — радиоприемник. Рядом — ножная швейная машинка. На всех трех окнах свеженькие занавесочки…
— Квартирантов-то принимаете? — полюбопытствовал Павлов.
— Принимаем, — ответила Варвара, накрывая стол свежей скатертью. — Только, сказать по правде, мало стало уполномоченных. Редко-редко кто приедет лекцию прочитать… Убавили там штаты, что ли? Хотя навряд ли… Недавно ездила в Дронкино, новых домов там понастроили уйму, а ведь в домах-то люди. Бывало, при вас еще, помните: райисполком в маленьком домишке был, а теперь каменный домина в два этажа. И все людьми забито, все служащие… И у райкома такой же дом. А ездят к нам мало… Бывало, в посевную у меня по двое, а то и по трое стояли, в уборку — тоже. А теперь не то совсем…
Она поспешила на кухню, но скоро вернулась с сообщением, что чайник закипает.
На улице послышались ребячьи возгласы. Павлов отодвинул занавеску. Черная «Волга» стояла на дороге.
— У вас там никого больше нет в машине-то? — поинтересовалась Варвара и, получив ответ, заспешила: — А шофера я сейчас приведу.
Еще пятью минутами позже на столе появились огурчики, два полукочана соленой капусты, сало, масло…
— Пока закусывайте, а потом яичек поджарю. — Хозяйка выбежала на кухню и появилась оттуда с поллитровкой.
— Уж не обессудьте… Вы теперь городские, пьете, наверное, чего-то другое, а у нас тут только «сучок» этот самый, будь он неладен…
— Почему же неладен?
— Пить стали много! И мужики, и бабы… Жить стали богаче, вот и пить стали больше.
Петрович сходил к машине и принес продукты, но уже городские: колбасу, банку консервов, сыр…
— Да хватит у нас еды-то! — воскликнула Варвара. Она налила в стопки водку, подняла свою… — За встречу!
Павлов выпил, а Петрович воздержался. Варвара одобрила:
— Конечно, такого человека возишь… Ох, жизнь-жизнь. Хорошо помню, как Андрея Михайловича первый раз ко мне поставили! Говорят: предрика! Бегу к председателю: «Чем кормить будем?» А он руками разводит. И у меня-то в доме ничего нет… Пошли с ним в кладовую, а там мясо от этого, как его… от вынужденного забоя. Ну, глядеть не на что…
Варвара налила по второй, но не выпила, а, отодвинув стопку, начала вспоминать, как кормила своих постояльцев «пропастиной», как муку добывала.
— И им-то, бедным, житье плохое было, — посочувствовала она уполномоченным. — А потом-то все лучше и лучше… Уж и баранинки другой раз выпишут, хлеб пшеничный, яички. А потом магазин в нашей деревне открыли, тут и совсем лучше стало.
— И теперь продукты на уполномоченных выписываете из колхоза?
— Нет, что вы! — отмахнулась Варвара обеими руками. — Я же говорила: редко приезжают… А кормлю своим. Зачем выписывать, если у меня и свининка есть, и яички, и корова теперь своя, и с огорода все, что нужно. Нет, теперь и не задумываюсь…
Павлов спросил о детях. И хозяйка еще больше оживилась.
— Теперь, считай, на ногах! Старшой, вы, может, помните его, — Вася, трактористом был… Его — Васю моего — почитай, совсем было сманили из деревни. Дружки у него некоторые поехали на стройку, вот и он: на стройку и никаких! Вот где погоревала-то, Андрей Михайлович… Ох, и поплакала! Кормилец же!.. Слава богу, убедила его, остался… Заработки-то мои в ту пору были — чего уж хуже?..
— А где Вася теперь?
— Взяли его на центральную, в мастерских там. Этот на ногах! Женился на учительнице, ничего бабенка, скромная, живут хорошо… А вот второго-то — Сережу, того в город прогнала.
— Как это прогнали?
— А так! Пусть хоть один из нашего роду в городе будет. Не хуже он других, и директор школы говорил: Сережка способный! Вот я и прогнала его в техникум учиться, в авиационный. Теперь я сама могу ему помочь! Приедет когда на денек, нагружу его продуктами. И деньги есть. Мне-то теперь кормильцы не нужны, сама, слава богу, проживу. А они пусть в городе. И дочку туда отправила — на швею учится.
Такой оборот дела был полной неожиданностью для Павлова. Он начал было упрекать Варвару: зачем же детей отправлять в город, если и в деревне жизнь быстро улучшается.
— Жизнь улучшается, это верно, — согласилась Варвара. — Вот хоть и в нашем колхозе… Скоро уж два года, как электричество провели, так ведь сразу как все изменилось, Андрей Михайлович! И в доме-то пришлось прибирать все получше, — рассмеялась она. — При лампе-то вроде и паутин в углах не видать было, да и полы не так… Днем-то мы всегда в работе, а вечером придешь, особенно зимой, лампу засветишь, ничего, как будто так и надо. А лампочки электрические привесили, тоже зимой дело-то было, я так и ахнула: паутинки-то все на виду и потолок черный, и… Осветило нашу жизнь электричество, Андрей Михайлович, тут уж ничего не скажешь. Возьми ту же плитку… Бывало, после дойки забежишь домой, еды горячей нет, самовар ставить некогда, похватаешь чего холодного, и ладно. А для ребятишек и совсем худо… А теперь просто… Вот просто, а опять задумываешься, — весело рассмеялась Варвара, ее округлое лицо раскраснелось, черные глаза под густыми, черными же бровями озорно заблестели. — Верно говорят, Андрей Михайлович, аппетит приходит во время еды… Тут как-то приехала бывшая наша же доярка, у нас на ферме работала, а потом один городской се и захороводил. Так вот эта Аниска года три не была в своей деревне, а приехала, наши давай нахваливать ей: у нас и свет, и электрические плитки, и утюги некоторые завели электрические, а она знаете что? — глаза Варвары посуровели: — А она надсмехается: «Нашли, чем хвастать! У нас электроплитки повыбрасывали, на ней не дождешься, когда обед сварится. У нас, говорит, теперь газ, чайник за пятнадцать минут закипает». И пошла, пошла хвастаться: в городе все спорее и дешевле. Этот газ, как она говорит, в пять раз дешевле обходится, чем электричество. Наверное, врет, но уж больно складно у нее это выходит. Вот другой раз, Андрей Михайлович, и задумываешься: все-то мы — деревенские в хвосте… Не приезжала бы эта Аниска, и на душе было бы спокойнее, а то только растревожила. Ей-то, понятно, похвастаться захотелось: вот, мол, уехала в город, теперь до нее и не достать! Но и то надо сказать, одета хорошо: и шапочка модная, и полусапожки, как раньше их называли, и пальтецо складное, и сама подкрашена. Не то, что доярки наши…
Павлов попробовал взять инициативу этого щекотливого разговора в свои руки, сказал, что колхозная доярка зарабатывает наверняка больше, чем та Аниска в городе.
