— Все в районе!

Гребенкин был в колхозе «Путь к коммунизму». Павлов услышал по телефону полушутливый голос:

— Надо предупреждать, Андрей Михайлович, а то традиции нарушаете: большое начальство всегда предупреждает…

Буран разыгрался вовсю. И вездеход местами пришлось выручать лопатой. В колхоз Павлов приехал в сумерках. Гребенкин ждал его в колхозной конторе.

— Помучались? Это не город, — подмигнул он, подавая руку. С его лица не сходила веселая улыбка. — Мы думали, успеете… Обсуждали животноводческие дела. А завтра агрономы именинники, обсудим рабочие планы на весенний сев.

— Что ж в райкоме-то ни души не оставил?

— А разве что случилось?.. — усмехнулся Гребенкин. — Вы не раздевайтесь здесь, Андрей Михайлович, — остановил он Павлова. — Пора на покой, люди все в кино, отрывать не стоит.

— А ты где остановился?

— Так я тут свой человек!

Уже на улице, пересиливая вой разгулявшейся пурги, Гребенкин рассказал Павлову, что усадьба колхоза построена почти заново. Старых домов осталось десятка полтора. И все они в стороне от новой деревни.

Павлов вспомнил, как Соколов рассказывал ему о трехлетке Гребенкина по жилому строительству в колхозе. «Значит, выполнил трехлетку…» И это словно бы сблизило его с Гребенкиным. Непринужденность разговора тоже подкупала.

— Ночевать будем у парторга, — сообщил Гребенкин. — А то председатель наприглашал своих собратьев.

Молодая симпатичная хозяйка встретила укором:

— Сколько раз уже самовар подогревала.

— Ничего, Тоня, наваристей получится!

За чаем Павлов завел разговор о мясопоставках.

— По расчетам получается, что мяса мы можем набрать, — начал Гребенкин. — Конечно, падежа полностью не избежишь, но выкроить кое-что можно.

Павлов поинтересовался: почему так легко приняли дополнительное задание по мясу?

Гребенкин здоровой рукой положил на стол перебитую левую, облокотился на нее, но тут же распрямился.

— Что ж, теперь нужно говорить как на духу, — прищурил он левый глаз. — Кто же теперь, Андрей Михайлович, представляет свои расчеты, не имея, так сказать, резерва?

— Значит, заранее планируем легкую жизнь?

— А вы когда-нибудь наблюдали легкую жизнь руководителя в сельском хозяйстве Сибири? Сомневаюсь, Андрей Михайлович… Не было еще у нас легкой жизни, все с напряжением.

— Тогда что же: вроде обмана или…

— Обман? — Гребенкин провел ладонью по лысеющей голове. — Вообще-то термин довольно точный. Теперь он в моде… Только, Андрей Михайлович, вы же знаете: руководить — это предвидеть! Вот мы и предвидим, — усмехнулся он. — Мы заранее знаем, что ни один год не обойдется без дополнительных планов. Вот и планируем, как говорят, с резервом. У нас его называют заначкой. По кормам — заначка, по хлебу — тоже. Выработалось, так сказать, противоядие.

Когда легли спать, Павлов долго не мог уснуть: мозг сверлило впервые услышанное им словечко — «заначка»… Страшное словечко…

К утру буран стих.

Обрадованное солнце яркими лучами зашарило по белой-белой снежной равнине.

Павлов с Гребенкиным отправились на молочную ферму.

— Дворы тут построены заново, — объяснил Гребенкин. — Но все из самана, на каменном фундаменте, как у Соколова. Дешево, прочно… И тепло в таких дворах.

Они подошли к коровнику, до крыши занесенному свежим снегом. Девушки лопатами очищали территорию, пробивали проход к бурту наземного силоса.

Одна из девушек воскликнула:

— Дадим нагрузку товарищу Павлову! Он поможет силос таскать!

— Ну что вы, девушки! — смутилась другая.

— Девушки правильно говорят! — воскликнул Гребенкин. — Где у вас корзины под силос?

Павлову принесли большую корзину с двумя ручками.

— Давайте соревноваться, товарищ Павлов! — Черноглазая девушка, подхватив свою корзину, пошагала к бурту.

Павлов нерешительно взял корзину. Ему приходилось участвовать в различных работах, но корм таскать еще не доводилось.

— Андрей Михайлович, так пальто запачкаете. Возьмите, наденьте. — Ему подали фартук.

Девушки быстро откопали яму, где выбирали силос.

— Сегодня хорошо! — восхищалась черноглазая. — Снежком задуло, и силос не замерз, рубить топором не надо. Кому первому?

— Андрею Михайловичу! — крикнул Гребенкин.

— Без опыта нельзя, девушки, — взмолился Павлов. — Пусть кто-нибудь покажет, как это делается.

— А делается просто, по самой старинной моде! — Весело смеясь, заработала вилами черноглазая. Она быстро наполнила корзину, ухватила ее за обе ручки, подняла на живот, пошагала к коровнику.

У Павлова не так ловко отдирался силос, вилы срывались. Но вот корзина наполнена, поднял, понес. Думал, что удержит ее на вытянутых руках, но нет, сразу пришлось опустить на живот. Вот когда пригодился фартук!..

Навстречу ему бежала черноглазая.

— Нажимайте, Андрей Михайлович, — звонко крикнула она. — А то отстанете…

…Когда Павлов пошел за третьей корзиной силоса, он расстегнул воротник пальто, сдвинул шапку на затылок. А когда нес четвертую, то думал: «Вот заставить бы руководителей сельхозмашиностроения поработать здесь хотя бы недельку, тогда они быстро придумали бы механизацию кормораздачи». Внутренний голос совести заговорил на пятой корзине: «А что ты, Павлов, сделал, чтобы облегчить труд животноводов?» В свое оправдание он мог сказать, что в Дронкинском районе большая часть ферм механизирована… А тем временем черноглазая опередила его на две корзины, и смеется, полна задора.

«Когда же конец, — думает уже Павлов, неся седьмую корзину. — Или они нарочно решили так… — Начинает считать: — В последние годы стали много производить силоса. В некоторых хозяйствах до сорока килограммов на корову в день дают. Пусть здесь по тридцати… У каждой доярки пятнадцать коров, значит, в день четыреста пятьдесят килограммов. Кормят силосом два раза, а в корзину входит не больше двадцати пяти».

Этот расчет оказался близок к истине: он принес девять корзин. Но ему легче: доярки не заставили его разнести силос по кормушкам.

— Ну как, Андрей Михайлович? — улыбнулся Гребенкин.

— Тут не улыбаться надо, а… — Павлов достал платок, вытер лоб, шею.

— Это не облегчает труд.

Когда корм раздали, все собрались в красном уголке, отгороженном в самом конце коровника. Пришли доярки из других бригад.

Павлов просил совета: что делать, чтобы облегчить труд доярок и поднять продуктивность коров?

Черноглазая рассмеялась:

— Очень просто! Начальников наших на недельку поставить в доярки! Сразу найдется облегчение.

Все весело рассмеялись.

Любопытно, что сходные слова Павлову довелось услышать в тот день и в Дронкинском районе.

Его путь лежал через деревню с поэтическим названием — Ясная Поляна. А в этой деревне живет Варвара Петровна Петрова — колхозная доярка. В ее просторном доме останавливались все уполномоченные. Вот и Павлов в качестве уполномоченного тоже ночевал несколько раз в доме Варвары Петровны.

В этой связи вспомнилось Павлову и более далекое… Когда работал в МТС, был у них замечательный директор Сергей Федорович Жуков. Партизан гражданской войны, не очень грамотный, но отлично знающий жизнь. Он любил задушевные беседы. Однажды у него собрались: Павлов, зоотехник, бухгалтер и парторг. Бухгалтер доложил о предварительных итогах года. Все получалось вроде бы хорошо: планы перевыполнены и рост в сравнении с предыдущими годами заметный.

Радоваться надо! Но Сергей Федорович не очень радовался.

— Это хорошо, по всем статьям у нас получился порядок, — начал, как всегда спокойно, Жуков. — Только вот хотелось, чтобы бухгалтерия была у нас хорошим барометром, показывала бы в отчетах, когда ясно, когда буря впереди. Подожди, подожди, — поднял он руку в сторону бухгалтера. — Я знаю, чего хочешь сказать, ты отчеты в управление первым представляешь, премии получаешь. Я о барометре… Живем и работаем мы для чего? В конечном счете, для кого работаем?.. Для человека, для советского человека. Для того и Советскую власть завоевывали. И давайте посмотрим на достижения нашей МТС с этих самых позиций. Я вот годов двенадцать назад завел себе несколько барометров в нашей зоне. И вчера как раз посмотрел на один… И вот без особой радости буду подписывать этот отчет. Без радости.