— Как вы это себе представляете? — недоумевал я.
— Позвоните мэру Лужкову…
— Суббота… Ночь уже…
— Он к вам хорошо относится, мы это знаем…
— Да Бог с вами! Я-то этого не знаю… Никогда с ним не общался…
Долго ли, коротко ли длилась пауза, но передумалось многое: откажись я хоть что-то сделать в подобных обстоятельствах — потом всю жизнь буду казнить себя; но в то же время, как я могу себе позволить бесцеремонное вторжение в жизнь столь высокого начальника? Ведь ночь, предстоит беспокоить мэра не на службе, а дома… Как переступить этический порог?..
— Телефоны есть?
— Есть! — Продиктовали — и служебный, и домашний, и дачный.
Взглянул на часы — четверть двенадцатого ночи. Призвав всех богов на помощь — рискнул. Решил звонить на дачу…
Подумал: может, у мэра есть там дежурный секретарь?..
Телефон отозвался приятным женским голосом:
— Вас слушают.
Я представился, долго извинялся за бестактность, за причиняемое беспокойство. Рассказал о нашем горе… О желании достойно похоронить коллегу… Что все нужные бумаги уже в канцелярии мэрии…
Женский голос ответил с участием:
— Пожалуйста, не волнуйтесь… Поберегите себя… Я обязательно утром все передам Юрию Михайловичу, а сейчас, извините, он уже спит…
— С кем я говорил?
— Я его жена.
Вот так по-человечески просто.
Алексея Александровича похоронили действительно достойно. Спасибо всем…
«А что тут удивительного?» — могут спросить у меня.
А вот что. В 1956 году знаменитой Александре Александровне Яблочкиной исполнилось 90 (!) лет! Целая эпоха в русской театральной культуре! Кроме ее артистических заслуг нельзя было не отметить и то, что она более пятидесяти лет бессменно руководила Всероссийским театральным обществом! Эта выдающаяся женщина не знала личной жизни. Ее жизнью был театр. И только он.
И вот общественность Малого театра осмелилась просить «верха» присвоить А.А.Яблочкиной звание Героя Социалистического Труда. Правда, в те времена такого почета никто из деятелей культуры еще не был удостоен. Все больше прославлялись свекловоды, доярки, токари, свинари…
С ходатайством в ЦК пошли звезды театра: Елена Николаевна Гоголева, Михаил Иванович Жаров, Игорь Владимирович Ильинский и, кажется, Борис Андреевич Бабочкин. Одним словом, корифеи. Как было их не принять?
Принял артистов ответственный работник отдела культуры. И что же они услышали?
— А ее (то есть Яблочкину) на носилках не принесли? — с плохо скрываемым раздражением поинтересовался цековский чиновник.
Наши мэтры с недоумением переглянулись между собой — может, начальник шутит так? И принялись объяснять цель своего визита. Ответственный работник выслушал их, не перебивая, но и не глядя в глаза собеседникам… Потом равнодушным голосом спросил:
— Вы что же, уважаемые товарищи, считаете, что в Центральном Комитете не знают, когда, что и кому давать?!. — И только теперь пристально посмотрел на визитеров: на лице его едва читалась ироническая усмешка.
«Героя» Александре Александровне не дали…
Вот почему я удивился голосу с дачи Лужкова: «Не волнуйтесь… Поберегите себя…»
Может, и вправду перемены начались?..
Вареники
В пору, когда эфир, газеты, журналы дружно вещали о том, что «процесс пошел», что наступило время «нового мышления», что основополагающим в жизни нашего общества стал «человеческий фактор», именно это словосочетание вызывало во мне чувство раздражения, отторжения, неприятия. Очевидно, «изобретатель» этой формулы подразумевал судьбу человеческую. Но получилось нечто противоестественное, не относящееся к людям. «Фактор» — это из ряда таких слов, как «трактор», «генератор», «элеватор», что-то неживое, неодушевленное… При чем здесь слово «человеческий»?..
Вот в те времена была у меня творческая встреча со зрителями в одном областном центре в Сибири. После встречи зашел ко мне за кулисы секретарь обкома партии — мужчина средних лет, симпатичный, без признаков чванства. Он искренне поблагодарил меня за выступление и при этом нахваливал своих земляков — за их гостеприимство, за понимание искусства: дескать, мы хоть и провинция, но не лыком шиты. И потом вдруг с места в карьер:
— Какие у вас планы на сегодня? — Спросил так, что было понятно: у него есть что-то предложить мне…
— Хочу сейчас поужинать и завалиться спать — завтра две встречи, нужно отдохнуть, — ответил я, пытаясь отрезать себе пути в объятия этого «что-то», безусловно, более интересного, чем просто ужин и отдых в гостиничном номере. Действительно, я чувствовал себя уставшим, кроме того, был не совсем здоров — давал о себе знать бронхит…
— Есть предложение! — сказал секретарь обкома и ребром ладони стукнул по гримерному столику.
— Нет возражения! — подхватил я его шутливую интонацию, абсолютно уверенный, что это намек на баню… Очередную…
Сколько их было в моей жизни, этих бань! И каждый раз после «оздоровительной» процедуры я невольно вспоминал рыбацкую шутку: «Что такое рыбалка? Рыбалка — это та же пьянка, только в высоких сапогах»…
Вскоре я оказался в квартире секретаря обкома. Квартира как квартира: обычная, трех комнатная, никаких излишеств, никаких признаков партийного барства. Нас ждали: стол был уже уставлен всевозможными соленьями, рыбой, пирогами. В то время, когда по всей стране в магазинах было хоть шаром покати, я ожидал увидеть в доме первого человека в области деликатесы из спецраспределителя, а тут… Обычные блюда… Помню, как меня это удивило.
Вокруг сгола, в ожидании приезда московского гостя и начала трапезы, стояли еще двое мужчин с женами. Все, и хозяева, и их гости, почти одновременно начали говорить о моем творческом вечере, о том, что знают мою слабость к речным рыбам, о том, что жена моя — сибирячка, поэтому пельменей не будет, и объяснили, что все на столе выращено ими на собственных огородах, на дачных участках.
Вот это и есть сибирский характер, подумал я про себя. В стране жрать нечего, а они не ноют, не надеются на чудо, на доброго дядю и все делают своими руками: сажают, выращивают, солят, маринуют. (Когда я уходил, секретарь обкома и его жена еще и заставили меня взять с собой каких-то банок с огурцами-помидорами. Чтобы не обижать гостеприимных сибиряков, я принял их дары, а потом еле-еле довез все до дома.)
Но самое главное, что врезалось в мою память и о чем я хочу рассказать, это ответ секретаря на мой вопрос: «А ваша мама живет с вами?»
Секретарь сразу погасил свою красивую улыбку, нахмурил брови, задумался на секунду…
— Расскажи Евгению Семеновичу про вареники, — предложила его жена.
Гости поддержали ее:
— Правда, правда! Расскажи!
— Когда еще только начиналась в стране «перестройка», — стал рассказывать секретарь. — заскочил я в свою деревню — маму повидать. Она там одна живет, отец недавно помер… Приехал, захожу во двор, вижу — мать копошится на огороде среди картофельной ботвы. Увидела меня, заохала, засуетилась:
— Давай тебя больончиком попотчую! — И потом: — Что-то седины в твоих волосах прибавляется…
— Мама, — говорю, — я спешу, а мне с тобой поговорить серьезно надо…
Усадил ее на крыльце и начал разговор:
— Ну чего ты здесь одна маешься? Сколько раз я просил, Лариса сколько раз приглашала… У нас в городе квартира, дачка есть, поликлиника хорошая…
Помолчала моя маманька и молвила:
— Нет, сынок, никуда я не поеду.
— Ну почему? Может, чем обидели?
— Бог с тобой. Ты у меня хороший, и Ларисушка, сноха, не нарадуюсь… Но не поеду!..
— Ну почему? — не унимался я.
Вот тут она и резанула:
— Потому что ты живешь как вареник в масле!
Поверите, у меня даже дыхание сперло. В голове стало всякое вертеться: может, люди наговорили чего — ведь всем, как ни старайся, не угодишь… Время-то помните какое было: ни выпить тебе нельзя, ни закусить нечем…
— Так хорошо, что ли, живу, мама? — осторожненько спрашиваю ее.
