Уместны ли, думал я, при такой режиссерской задаче вместо вырвавшегося из груди стона — истерика, вместо тихо произнесенного слова «надо» — пафосный призыв, вместо осторожно преодолевающих в себе страх подростков, сбрасывающих с крыши дома зажигательную бомбу, — «героическая» поза?..
Нет! Такие краски для этого фильма были не только неуместны, но и вредны!
«Дом, в котором я живу» — картина тихая, но в ней такая бездонная глубина и мощь русского характера! Я благодарен судьбе, что прошел через «слушай свое сердце, Женя».
Лев Александрович Кулиджанов более двадцати лет руководил Союзом кинематографистов СССР. И теперь, спустя более десяти лет после шумного, «революционного» Пятого съезда, я все отчетливее вижу, какой мы лишились тишины, тишины содержательной. Той тишины, в которой за внешним спокойствием кипела жизнь, и была одна цель — еще выше поднять уровень нашего киноискусства.
Творческая молодежь стремилась в Союз кинематографистов. Тянулась, как в школу, — за познаниями, за возможностями совершенствовать свое мастерство. Регулярно обсуждались новые фильмы, шли жаркие дискуссии. И пусть в этих спорах сталкивались мнения порой прямо противоположные, но зато высекались искры, — а от них-то и разгорался и горел огонь искусства. На эти обсуждения приглашались выдающиеся критики и киноведы, режиссеры и драматурги…
Союз кинематографистов привлекал для своей работы лучших, опытнейших, талантливейших практиков и теоретиков кино. В той «тишине» Союза чувствовалось уважительное отношение к личности художника, к неповторимости его стиля…. Это была атмосфера от сердца Льва Кулиджанова…
Пятый съезд взорвал эту содержательную тишину. Выплеснулась истерия! И какая! Один из ретивых реформаторов, вцепившись в края трибуны, прогорланил:
— Эту трибуну надо развернуть в обратную сторону! — Тут он театрально, словно поворачивая пулеметную турель, обернулся в сторону президиума, где сидели убеленные сединами кинематографисты старшего поколения. Ядовитая брань обрушилась на них…
Досталось на съезде и мне — за то, что фильмы «Особо важное задание» и «Победа» были удостоены всесоюзных премьер. Будто я сам просил об этом, сам организовывал подобные мероприятия. Ну ладно, так обошлись со мной. Но как унижали Сергея Федоровича Бондарчука! Спасибо Никите Михалкову: кажется, он один услышал свое сердце — выступил в защиту нашего выдающегося режиссера…
И все же на съезде секретариат Союза кинематографистов «расстреляли»! Всех!..
Что побудило тогда наших шумных коллег к такому буйству?.. Этот вопрос я все чаще задаю себе, прислушиваясь к сердцу. Сейчас та прежняя боль почти утихла, потому могу ответить спокойно: «Хотели сделать как лучше, еще лучше, а получилось…» Ничего не получилось…
Сочувствую самым ретивым «прорабам киноперестройки»: отшумели они свое, накричались, наниспровергались, и никто из них за это время так ничего достойного не поставил и не написал… Может, дело не в тех седовласых мастерах из президиума?.. Жаль истраченной в пустоту энергии… Ушла она в никуда… Разрушая, ниспровергая, нельзя ничего создать…
Шумно в Союзе кинематографистов и сейчас… Но все эти трескучие разговоры, в сущности, только об одном — деньги, деньги… Так что шумят под финансовую сурдинку. Какие там творческие обсуждения… Шуметь не о чем, потому и шумят… «Можно молчать о великом и кричать ни о чем»… Мудрые слова…
Растеряны наши деятели кино… Все ждут, как поведет дело творческого Союза Никита Михалков — новый его руководитель. Если его сердце бьется так, как билось тогда… И если он его слышит… Есть основание надеяться, что на нашей кинониве установится содержательная тишина и заколосится богатый урожай… Но одного сердца, пусть и энергичного человека, мало…
Эти мысли пришли мне в голову накануне 75-летия Льва Александровича Кулиджанова.
А на вечере в честь юбиляра в зал понеслась песня из его негромкого кинофильма «Дом, в котором я живу»: зазвучал голос незабвенного Коли, Николая Рыбникова:
Тишина за Рогожской заставою.
Убийство
В марте 1994 года разнесся слух: «Юматов убил человека!» В народе шли суды-пересуды, высказывались догадки, предположения… Кто говорил об этом с осуждением, кто с сочувствием… «Народный артист — убийца!», «Невероятно, но это случилось…», «Быть такого не может!..»
«Комсомольская правда» обратилась ко мне:
— Евгений Семенович! Убийство, совершенное Георгием Юматовым, потрясло всех нас. Трудно поверить в это… Не могли бы вы, зная близко Георгия Александровича, высказать свое отношение к случившейся трагедии?
Вот что тогда, по горячим следам, я надиктовал газете:
«…Юматов — отчаянный патриот с высочайшим чувством национального достоинства. Он, как и многие из нас, никогда не откажется от своих героев. Знаю, как он вздрагивал при одном неосторожном слове об актерах-ветеранах и готов был броситься в драку…»
Василий Лановой тоже высказался в той же газете:
«…Я ошеломлен. Это дико, но объяснимо. В государстве сменились приоритеты. У людей, которые положили жизнь на алтарь искусства, выбили почву из-под ног. Хорошо сегодня существам с крепкими локтями и перевертышам. Ни тем ни другим Юматов никогда не был… Я ни в коем случае его не оправдываю. Но…»
А я все крутил и крутил вперед-назад «кинопленку» его жизни. В памяти высвечивались кадрики. Вот один — молва про то, что он отпетый пьяница… Но я-то никогда не видел Юматова во хмелю. Когда приглашал его в свой фильм «Судьба», решился откровенно сказать ему:
— Жорж! Ты знаешь, какой дурной шлейф за тобой тянется…
Он не дал договорить.
— Понял! В рот не возьму! — И от неловкости, как нашаливший пацан, опустил голову.
И не брал ведь! А сколько в киноэкспедициях у него бывало поводов сорваться. В какой-нибудь глухомани съемочная группа всегда жила одной семьей: в праздники, в дни рождения народный артист и осветитель — за одним столом. Веселье шло от Георгия: он был балагур и виночерпий. Но всем наливал чего-нибудь покрепче, а себе — минералку. Между тем слухи все равно неотступно преследовали его.
На комиссиях, в комитетах, где решали, кому повысить ставку, кого представить к почетному званию, перед Юматовым опускался шлагбаум: пьяница!.. Я, буквально зверея, доказывал: «Да не пьет он!»
И только в 1982 году (это после выдающихся работ: Веньки Малышева в фильме «Жестокость» — 1959 г. и Трофимова в фильме «Офицеры»— 1971 г.) наконец-то удостоили его звания народного артиста РСФСР.
Обида на несправедливость, несомненно, накапливалась в его ранимой душе…
Еще кадрик проявился из памяти: семнадцатилетним парнишкой Георгий был уже солдатом морской пехоты, участвовал в боях.
Как-то не без гордости он признался:
— Я пузом своим протер всю Малую землю!..
Мы знали, что войну он закончил в Вене — был тогда в Черноморско-Дунайской флотилии. Дважды тонул, ранен несколько раз… А уже в мирное время, на съемках одного из фильмов, Юматов кинулся с моста, с высоты двенадцати метров, в реку спасать женщину. Спас!..
Еще кадрик. Лежал я в отделении травматологии Боткинской больницы со своими позвоночными делами. Как-то днем вывел меня из дремы хлопок оконных створок. Повернуть голову в сторону хлопка я не мог — мешала боль. Мог только видеть, как лица моих «сопалатников» враз озарились выражением веселого удивления.
— Мужики! — услышал я знакомый голос с сипотцой. — Матвеев в вашей палате?
Мужики загалдели: «Да, вот он», «Заходите», «Ну, вы даете!» Больные, способные ходить, сползли с кроватей. Все жадно всматривались в лицо посетителя… Конечно же, это был Юматов!
Он, картинно, подбоченясь, уже стоял передо мной и радостно, во весь рот улыбался.
— Явление Христа народу! — прошептал я. — Как ты здесь?
— Интервью потом. Меня могут хватиться лекари в моем отделении. Значит так, казак… — Он достал из кармана больничного халата пузырек с рыжеватой водичкой. — Это на спирту настоянные корень женьшеня, мумиё и прочая чертовня. Как припрет, хорошенько потри любимое местечко. И не жалей себя, любимого. Понял?
