В сопровождении молодухи мы вошли в здание. Меня неприятно поразило, что там, кроме нас четверых, не было ни души.

— А где же мой зритель? — не скрыл я своего огорчения.

— Ой, такое творится… Все в Доме культуры. С утра места позанимали. А для вас у нас по плану — картинная галерея…

— ???

Стены в большом зале были сплошь увешаны произведениями живописи. Очевидно, мое лицо выразило искреннее удивление и восхищение, потому что хозяева враз оживились, наперебой стали горячо, с гордостью рассказывать об истории создания районной «Третьяковки».

Алтайские и новосибирские художники дарили свои картины колхозникам… На стенах — пейзажи, натюрморты, графика, эстампы. Среди них я увидел этюд замечательного, влюбленного в Сибирь художника Ивана Васильевича Титкова… Почувствовал в горле сентиментальное щекотание — как это здорово, что искусство приходит в самую глубинку.

— Почему же дядя Митяй галерею «надсмешкой» обозвал? — спросил я, недоумевая.

— «Надсмешка» в том зале будет. — Анатолий Петрович указал на закрытую дверь.

Во втором зале одна из стен была увешана портретами, и среди них — «надсмешка»… Да, конечно же, я узнал — это был дядя Митяй.

Художник изобразил его с высоко поднятым подбородком, со сдвинутыми к переносице бровями и крепко сжатыми губами. В глазах — точь-в-точь, как сейчас в санях, — искрится огонь «правды-матки». Так и кажется, вот-вот он выпалит: «Я вам не Щукарь какой-нибудь!» Пиджак его оттягивался медалями «За оборону…», «За взятие…»— на одной стороне, а на другой — двумя орденами Красной Звезды и гвардейским значком. Подпись на раме: «Ветеран колхоза и Отечественной войны».

— Дядя Митяй — наша гордость… Любят его у нас все, особенно ребятня, — с удовольствием докладывала мне экскурсовод. Потом жалобно обратилась к секретарю с просьбой — Поговорите с ним… Только по-хорошему. Понимаете, стал вдруг отказываться выступать в школах.

— Почему? — серьезно спросил я.

— Говорит: «Я стал уже подбрехивать. Всю войну ездил на грузовике, а надысь в барнаульском техникуме ляпнул, что на танке, — стыдно… А теперь чего? — хвосты подвязываю скотине…»

— Ладно, ладно. — ответил Анатолий Петрович. — Скоро его ревность пройдет. Это он, понимаете ли, прознал, что мы на район получаем три новых машины, ну и взбеленился: дескать, такую технику доверяют пацанам…

При выходе экскурсовод предложила мне книгу отзывов.

Что написать? Разве можно наспех описать то, как радостна была мне встреча с ветераном, знакомство с сельской «Третьяковкой»? Сколько новых сил влилось в душу от того, что видел, что узнал! И написал коротко: «Спасибо! Я — счастлив!» Только и всего.

Десять дней носило меня на газике, лошадях, даже вертолете по Алтайской земле. Не выспался я, но поздоровел!

Хорошая была когда-то у нас традиция — шефские концерты в воинских частях. Святое это дело — облегчить солдату его службу. И многие мои коллеги с готовностью, без лишних слов кидались в любой конец страны. Тем энтузиастам, которые побывали в самых отдаленных точках — в песках Средней Азии, в снегах Крайнего Севера, в сибирской тайге или в самой южной точке СССР, в Кушке, — изредка давали возможность, в качестве поощрения, побывать с концертами в воинских частях, дислоцированных тогда на территории некоторых стран социалистического лагеря.

И вот как-то — это было в конце 50-х годов — Елена Николаевна Гоголева (ее любовно называли генералиссимусом военно-шефской работы) сформировала такую бригаду из артистов Малого театра — Виктора Хохрякова, Евгения Велихова, Никиты Подгорного, Лилии Юдиной, Музы Седовой, Бориса Горбатова и меня.

Загрузили мы свои чемоданы необходимыми вещами, в том числе и провизией — это чтобы сэкономить более чем скромные суточные: не тратить их на еду, а купить что-нибудь из закордонного барахлишка, поскольку у нас тогда с ним было, прямо скажем, негусто. Брали артисты с собой в такие поездки стандартный набор: кипятильник, консервы, галеты… Главное, чтобы было чем позавтракать, перекусить днем, то есть дожить до вечера, а гам… А там командование части, в которую мы приезжали, после представления непременно устраивало артистам прием — ешь, пей не хочу…

Прибыли мы во главе с нашим «генералиссимусом» в Будапешт. Поселили нас в гостинице «Бёке». До отъезда в воинскую часть на концерт оставалось часа три. Смотреть на незнакомый город из окна гостиничного номера было выше моих сил. Желание подышать городской атмосферой, вглядеться в лица людей, почувствовать ритм их жизни вытолкнуло меня на улицу. Решил: пройдусь туда-сюда, не отрываясь далеко от «Бёке»…

И конечно же, увлекся — оторвался, понял, что заблудился! В памяти зримо, словно титры на экране, засветились слова из выданной нам инструкции: «По городу ходить только группками!» Взглянул на часы — до отъезда оставалось чуть больше часа. Кошмар! Удвоил, утроил темп поисков гостиницы. Чувствую, меня начинает лихорадить… Понимаю, времени — в обрез. Вижу — идет трамвай, кажется, тот, который проходит мимо «Бёке»… Торопливо вскакиваю на подножку, вхожу в вагон. Протягиваю кондуктору полную горсть форинтов.

— Пожалуйста, мне до гостиницы «Бёке»! — говорю ей по-русски.

Кондуктор с удивлением взглянула на меня и что-то проговорила на своем языке. А я ей на своем:

— Бёке!.. Бёке!.. — И показываю ей на форинты.

Она достала из сумки монету, положила в мою горсть.

— Браво! Браво! — сказала, улыбаясь, кондуктор и поощрительно похлопала в ладоши.

Я смекнул, что она не поняла меня, и обратился к пассажирам:

— Граждане! Мне нужна гостиница «Бёке»!..

Со всех сторон вагона потянулись руки. В моей ладони все чаще позвякивали монеты, и слышались единственно мне понятные слова: «Бёке! Браво! Бёке!..»

От жары, конфуза и злости на себя я выскочил из трамвая на первой остановке. И, о чудо! Передо мной она — «Бёке»!.. У подъезда уже стояли три армейские «Победы» и прогуливался майор в ожидании выхода моих коллег.

Я, еще не придя в себя от знакомства с городом, рассказал майору о трамвайном путешествии. Спросил:

— Что произошло?

Майор долго смеялся. Потом стал объяснять:

— Разрешите доложить? Представьте себе! вы в московском трамвае. Входит человек и, протягивая руку, произносит: «Мир!.. Мир!.. Мир!..»— Майор опять зашелся в смехе.

— Я же им долдонил: «Гостиница „Бёке“!»

— Гостиница — это по-нашему, а у них — отель… Так что гордитесь — вас приняли как борца за мир!..

«Нет, подумал я, они явно приняли меня за сумасшедшего… Не иначе…»

Через некоторое время после этого случая был я свидетелем очень похожей сцены. В те годы Н.С.Хрущев стал налаживать нормальные отношения с руководителем Югославии Иосипом Броз Тито, которого Сталин за непокорность объявил пособником империализма, кровавым диктатором… Тито даже приезжал по приглашению Хрущева в Москву…

Так вот. Ехал я в подмосковной электричке. Народу в вагоне битком. Жара была несусветная, духота. Вдруг раздался громкий призыв:

— Граждане, внимание!

Разомлевшие пассажиры вяло повернули головы в сторону крикуна. В проходе стоял средних лет забулдыга. Двумя руками он держал перед собой мятую-перемятую соломенную шляпу и поднатужившись запел:

И вдруг неожиданно замолк: одутловатое его лицо выражало ненаигранную обиду — где-то в середине вагона переругивались женщины из-за освободившегося места. Певец, обращаясь к публике, плаксиво изрек:

— Я так не могу работать!..

Вагон дружно зашикал на скандалисток. Певец, дождавшись тишины, запел снова: