— О, вы могли бы получить заслуженную награду и высокую оценку коллег, если бы вам удалось добиться разрешения посетить Терминус. Думаю, вы могли бы какое-то время пробыть в нашем Университете как учёный-гость. Это мы могли бы устроить, пожалуй. Сейшелл не любит Федерацию, но вряд ли ваши власти откажутся удовлетворить прямой запрос на ваше имя с приглашением на симпозиум по какому-то вопросу древней истории.

Сейшельский учёный чуть было не подпрыгнул от удивления.

— Вы хотите сказать, что в ваших силах такое осуществить?

Тревайз ответил:

— Лично я об этом не думал, но считаю, что Дж. П. совершенно прав. Попытаемся это устроить. Полагаю, особых трудностей быть не должно. И стараться сделать это мы будем тем сильнее, чем более благодарны вам останемся.

Немного помолчав, Квинтесетц настороженно спросил:

— О чём вы, сэр?

— Прошу вас, расскажите мне о Гее, С.К., — сказал Тревайз.

Горевшие светом радости глаза Квинтесетца тут же угасли.

Квинтесетц молча уставился на крышку стола. Рука его медленно, рассеянно скользила по жестким завиткам стрижки. Наконец, крепко сжав губы, он посмотрел на Тревайза. Похоже, отвечать не собирался.

Тревайз вопросительно приподнял брови. Он ждал. Наконец Квинтесетц не выдержал и дрожащим от волнения голосом проговорил:

— Уже правда поздновато. Смеркивается…

— Смеркивается? Я вас не понял, С.К.

— Уже почти ночь.

Тревайз кивнул:

— Да, я забылся. Я тоже голоден. Может быть, не откажетесь поужинать с нами, С.К.? Мы угощаем. А потом продолжим нашу беседу о Гее.

Квинтесетц тяжело поднялся с кресла. Ростом он был выше обоих гостей с Терминуса, но годы и обрюзглость не придавали его фигуре впечатления силы. Теперь он выглядел более устало, чем тогда, когда они вошли в его кабинет.

Посмотрев по очереди на Пелората и Тревайза, Квинтесетц сказал:

— Я забыл о гостеприимстве, простите меня. Вы чужестранцы, и не годится, чтобы вы угощали меня. Добро пожаловать ко мне домой. Я живу в кампусе, совсем недалеко отсюда, и, если вам угодно ещё побеседовать, у меня дома будет гораздо удобнее и непринужденнее, чем здесь. Единственное, о чём я сожалею, так это о том, что сумею предложить вам самое скромное угощение. Мы с женой — вегетарианцы, и если вы едите мясо, то прошу заранее извинить меня.

Тревайз успокоил его:

— Не переживайте, С.К., мы с Дж. П. с лёгкостью разок откажемся от наших плотоядных наклонностей. Надеюсь, беседа с вами станет отличной заменой мясных блюд.

— Еда, во всяком случае, будет интересная, это я вам обещаю… если только вы выдержите вкус сейшельских специй. Мы с женой их много добавляем.

— Мы с радостью отведаем любой экзотики, — довольно весело заявил Тревайз, хотя по выражению лица Пелората было видно, что такая перспектива его немного пугает.

Квинтесетц возглавил процессию. Все трое вышли из кабинета и пошли по бесконечно длинному коридору. По пути Квинтесетц не раз по-сейшельски здоровался с коллегами, но попыток представить им новых знакомых не делал. От Тревайза не укрылись удивленные, любопытные взгляды, которые сотрудники Университета бросали на его сумку — она была серая.

Видимо, приглушенные цвета в кампусе были страшной редкостью.

Наконец они добрались до парадного входа и вышли на воздух. На улице было совсем темно и прохладно. Поодаль виднелись деревья, высокая трава обрамляла обе стороны широкой аллеи.

Пелорат остановился. Фигура его была озарена огнями окон здания Университета и фонарей, освещавших аллеи кампуса. Он устремил взгляд в ночные небеса.

— Прекрасно… — восхищенно вымолвил он. — У одного нашего замечательного поэта есть стихотворение, где говорится об испещренной крапинками звёзд ткани ночного неба Сейшелла…

Тревайз, прищурившись, посмотрел на небо.

— Мы с Терминуса, — объяснил он Квинтесетцу. — Мой друг до сих пор не видел других небес. С Терминуса мы видим лишь туман Галактики вдали да редкие, тусклые звёзды. Если бы вы, Профессор, когда-нибудь посмотрели на наши скучные небеса, вы бы ещё больше восхищались картиной вашей ночи.

— О, мы очень восхищаемся нашими небесами, — отозвался Квинтесетц, — уверяю вас! Дело в том, что распределение звёзд у нас удивительно равномерное. Вряд ли, я думаю, отыщется ещё в Галактике место, где бы столь однородно были размещены звёзды первой величины… Но всё-таки их не так много. Мне довелось видеть небеса миров, располагающихся на краю шаровидных скоплений, и там настолько много ярких звёзд, что почти не видно черноты неба. Это не так красиво.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Тревайз.

— Вот интересно, — сказал Квинтесетц, — видите ли вы вон там почти правильный пятиугольник из звёзд практически одинаковой яркости? Вон там, прямо над деревьями. Пять Сестер — так мы называем это созвездие. Видите?

— Вижу, — ответил Тревайз. — Очень красиво.

— Да, красиво. Принято считать, что это созвездие символизирует успех в любви, и нет ни одного любовного послания, в конце которого не стоял бы вот такой пятиугольник из точек. Обозначает этот знак желание любить и быть любимым. Каждая из пяти звёзд обозначает разную стадию развития любовного процесса. У нас есть знаменитые стихотворения, где на разные лады смакуется эта тема — поэты соревнуются между собой в попытках наиболее эротично описать это. Когда я был помоложе, я тоже грешил стишками такого рода. Помышлял ли я тогда, что пройдут годы, и я стану совершенно безразличен к Пяти Сестрам! Ну да это, наверное, дело обычное. А видите внутри пятиугольника более тусклую звёздочку?

— Да.

— Она символизирует безответную любовь. Есть легенда, в которой говорится, что некогда эта звезда была такой же яркой, как остальные, но потом потускнела от тоски.

И Квинтесетц быстро пошел вперёд.

Обед был просто восхитительный — зря Квинтесетц скромничал. Блюд — бессчётное количество, гарниры и приправы — с тонким, но весьма выразительным вкусом.

Тревайз поинтересовался:

— Скажите, С.К., все ли овощи, которые были так очаровательны на вкус, входят в Галактический перечень?

— Да, конечно.

— А мне показалось, что среди них есть ваши местные растения.

— Безусловно. Планета Сейшелл, когда сюда прибыли первые поселенцы, оказалась миром с атмосферой, содержащей кислород, — значит, жизнь здесь должна была существовать. И нам удалось сохранить кое-какие эндемичные виды. У нас есть обширные природные парки, в которых бережно сохраняется как флора, так и фауна древнего Сейшелла.

— В этом вы впереди нас, С.К., — печально заметил Пелорат. — На Терминусе, когда туда прибыли первые поселенцы, оказалось крайне мало эндемичной жизни. Боюсь, долгое время не предпринималось особых попыток эту жизнь сберечь, сохранить, например, морскую флору и фауну, которые вырабатывали кислород, сделавший Терминус обитаемым. Теперь на Терминусе — самая стандартная природа.

— В Сейшелле искони берегут всякую жизнь, — с улыбкой скромной гордости сказал Квинтесетц.

Тревайз воспользовался моментом и пошел в атаку:

— Когда мы покидали ваш кабинет, С.К., вы обещали угостить нас, а затем рассказать нам о Гее.

Жена Квинтесетца — миловидная гостеприимная брюнетка, за ужином в основном помалкивавшая, — устремила на Тревайза поражённый взгляд, встала и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

— Моя супруга, — смущенно проговорил Квинтесетц, — придерживается довольно консервативных взглядов и не очень любит, когда при ней упоминают об этом мире. Прошу простить её. Но почему вас… этот мир интересует?

— Видите ли, это очень важно для работы Дж. П.

— Но почему вы спрашиваете об этом меня? Мы с вами говорили о Земле, о роботах, об основании Сейшелла. Что тут общего с тем, о чём вы спрашиваете?

— Может быть, и ничего, и тем не менее в этом вопросе много загадок. Почему ваша супруга так занервничала при одном упоминании о Гее? Почему вы испытываете такую неловкость? Некоторые говорят о ней совершенно запросто. Не далее как сегодня нам сказали, что Гея на самом деле Земля и что она удалилась в гиперпространство из-за обиды на то зло, что совершили люди.